Сто чертей им за пазуху!

«Утверждают, что «из ничего» женщина может сделать три вещи:
тортик, юбку и скандал».
               

«Сельмаг», а при нём буфет «Гадюшник», как окрестили его жёны хуторян, где можно быстренько остограммиться или заторчать с собутыльником. Как вот эти - Мыкола Чмут и Васыль Волопас.

Раздавив в «Гадюшнике» бутылку водки «Зубило», развязали языки, взяли ещё «Коленвал» и завязали разговор о жёнах и женщинах вообще.

  - Васыль, ось ты кажеш, шо у тэбэ жинка добра, а шо вона таке робэ, шо ты еи хвалыш?
 
- Так вона може «из нэчого» зробыть поснидать, пообидать и повечерять. А шо?

- Цэ и моя може. А ще моя може делать скандал. Учора, дура, своею бабайкою вмазала так, шо у мэнэ и зараз в ухе дзэлэнчИть.
 
- Та ты шо!? Напывся, чи ще яку шкоду зробыв?

- Шкоду нэ шкоду, а бэз грошив до дому з базарю прыихав.

- Як це так?

- А вот так - бэз грошив. Давай ще потроху выпьемо и слУхай:

- Набыв я кролив два дэсятка, та на базарь подався аж у Ростов.

- Чого тэбэ чорты у Ростов понэслы? Тиби Азова мало?

- В Ростови базарь добрый. Та ще хотилось подывыться як у городи пэрэстройка идэ. У нас-то усэ развалылы. А як у городи? На базари заплатыв за мисто. Стою, торгую. Пыдходять трое хлопцив тай кажуть мини:

- Батя, давай бабульки.

- Яки бабулькы?! А вы мини их давалы? Я за мисто заплатыв. Ось и квитанция. Чого вам ще? Не, хлопци, идить своей дорогой.

- Ты, мужик, дурочку не валяй со своей квитанцией. Ты нам за «крышу» бабки гони. Не то щас твои кролы по всему базару летать будут без квитанций.
 
- Васыль, у мэнэ усэ похолодило, рукы трястысь началы, ногы нэ дэржать, в роти сухо. Дывлюсь я над головой на крышу навеса, тай спрашиваю: - А сколько ж за цю крышу ще платыть надо?

- Мы по божески - пятьдесят тысяч, батя. И ты спокойненько доторгуешь. Тебя никто больше не тронет. Это наша зона.

- Достав я гроши, тай отдав от гриха подальше. Тилько воны одийшлы, пыдходэ дамочка с красной повязкой на рукави и каже:

        - За базар платим.

Я ей кажу:

        - Так я за мисто заплатыв, за крышу заплатыв, чого вам ще од мэнэ надо?
А она на мэнэ глаза вылупыла, тай каже:

        - За базар платим. Не то милицию вызову.

Я ще пятнадцать тысяч отдав. Доторгував, та ходу за ворота базаря. А там людэй нэ мэньше. Уси шось продають. А одна така выдна женщина бэрэ мэнэ под локоть и кажэ:

- Любезный, я гадалка. За тысячу скажу кто ты и что с тобою будет.

Ладно, думаю, тысячу на себя потрачу. Отдаю ей тысячу. И ты знаешь что она мне каже?

- Если ты не обжора, то пьяница, а если не пьяница, то водохлёб, а если не водохлёб, то у тебя лютый запор, а если не запор, то понос, а если у тебя нет поноса, то ты потаскун, а если не потаскун, то ты рогоносец…

Я, як то почув, замахав рукамы та ходу от той гадалкы. А у самого думка - а можэ и взаправду у мэнэ рога вырослы от тих хлопцив? Щупаю рукамы, нэма рогив. Я догоняю ту гадалку, тай кажу:

        - Чого ты брэшешь, - мацаю рукамы по голови и спрашиваю:

- Де рОгы?
А вона каже:

        - Домой приедешь, у жены спросишь! 

Ты знаешь, Васыль, на души так пагано у мэнэ було. А тут  чую носом, як будто мнясо жарють. Тай правда, якись кавказци шашлык делають и тут же продають. А рядом ларёк и усяки водка, выно, пыво. Так шось в пузи забурчало. Взяв бутылочку вына, шашлычок. Тилько став за столык, девочка лет пятнадцати пыдходэ и кажэ:

- Здравствуйте. Вы меня не помните? А я вас помню. Мы где-то с вами встречались. Я так рада нашей встрече. Если вы не против, я постою с вами, пока вы кушать будете.

Дывлюсь, и бачу - дивка як яблочко, добром свитытся. Нэ то шо моя - як оса кусача.
         - Да, да, - кажу, - мы взаправду дэсь бачилысь. Може вы и шашлычок покуштуетэ? Та и вынца потрошку выпьемо.
 
- Да как-то неудобно, - говорэ вона. А я кажу:

        - Нэудобно штаны чирыз голову одивать, а выпить и покушать чёго ж тут нэудобного.
 
- Да ладно уж! За нашу встречу и выпью и скушаю.

У нэи аппитит добрый оказався. Прышлось ще по шашлыку та бутылку вына брать. Балакаемо, то да сё. Я про гадалку рассказав. Вона хохоче, а я бачу, шо вона ще чёгось хоче, тай пытаю: - може ще чёго?

- Да я б мороженное скушала. Пломбир с вафлями обажаю.

Даю я ей тысячу рублив и кажу:

        - тилько вы сходить сама, а я мисто тут посторожую. А она уся уже раскраснилася, губы горять, каже:

- Какой ты добрый! Можно я тебя поцелую? - И так прижалась ко мне и присосалась. Шепчет:

        - Я вспомнила где тебя видела. Ты кроликов продавал! А ты не уйдёшь, пока я за мороженым сбегаю?

А я вэсь загорився, тай кажу:

        - От такой дивчины!? Та ты шо!

Вона пишла. Час стою. Два стою. А вона як в воду канула. Дай, думаю, пыва выпью. Полиз за грошмы. Мац-мац! А грошей чортма! Тут я и догадався, шо вона, сучка, гроши стягла, пока мы облызувалысь.

- Ой, Мыкола, та в городи одни афиристы живуть! Ось слухай шо зо мною було. Тилько, Божэ тэбэ упасы, ныкому ны слова. Бо люды смияться надо мной будуть. Даешь слово?

- Даю.

- Так слухай. Зимою и я оказався в том Ростови, шоб чорты ёго с квасом зъилы. Як ото и ты, распродався. Було уже поздно. А Настя наказала накуповать барахла усякого. Як же выртаться бэз накупу? Думаю, заночую, а з утра скуплюсь, тай додому поиду. А тут ще дамочка на базари мини каже:

         - Переночуйте у меня. Я одинокая женщина. Вы меня не стесните.

Хватерка у нэи одна малеэнька комнатка. Вона положила мэнэ у комнате на сусидней кровати от своей. Лэжу, як мышка. Ночью вона стала жаловаться, шо ей холодно. Я отдав свое одияло. Лэжу. В калачик звэрнувся. Прошло трохы время, вона опять каже, шо ей холодно. А я и кажу, шо у мэнэ бильш ничого ей дать. Тогда вона сказала, шо колы була манэнькой, еи мама лягала к ней и согревала еи собою. А я и кажу:

         - А дэ ж я в три часа ночи в чужом городи найду вашу маму?

Вона як вскоче кишкою! Як закрычить:

         - Тогда вставай и катись к своей маме. Мужик называется! Бабу согреть не может!

И выперла на мороз. Як я живый оказався на той холодяки, нэ знаю. Я и стрыбав, и бигав, и рукы в матни грив, и чого я тилькы нэ выделував, пока магазины открылысь. Заскочив я в «Универмаг», тулюсь до людэй, а зубы цокотять так, шо люды од мэнэ шарахаться сталы. А одна дивка як закрычить:

- Мужчина! Как вам не стыдно! Я что вам обогреватель?! Счас по морде дам. И милицию позову.

Я со страху дёру от нэи у саму гущу людэй. Туда-сюда, туда-сюда. Так и согрився. Накуповав я усяких трусив та лифчикив, халат кытайскый, кохточек, юбок, як Настя  наказала, тай на станцию подався. Взяв билет, мисто свободнэ найшов в зали ожидания, сыдю. Там тэпло. У сон потянуло. Чую, хтось мэнэ за плэчо трясэ и каже:

- Мущщина, вам ещё не скоро на поезд?

- Не, - кажу, - не скоро. А шо?

- Посмотрите, пожалуйста, мои вещи, а я в туалет сбегаю. Спасу нет терпеть больше.

- Та идить. Я подывлюсь, - говорю я ей. - И мисто ваше скажу, шо занято. Идить, идить.

Вырнулась вона и каже:
 
- Ой, спасибочко вам! Я уже думала, конец света мне пришёл. Вы меня просто спасли. Если и вам надо, то я за вашими вещами посмотрю. Мне на поезд ещё не скоро.

Я и побиг. Посэдив у туалети. Прыходю до свого миста, и глазам своим нэ вирю -  ны той дамочкы ны моей сумкы с барахлом Насти нэ бачу. Други люды тама сыдять. Думаю - мабуть я ряды попутав, а бо зал. Та як майнув по залам шукать ту дамочку з моей сумкою. Туда-сюда, туда-сюда, у людэй спрашиваю:

- Люды, вы нэ бачилы дамочку у кролячей шуби с двума сумкамы?

Уси дывяться на мэнэ, як на дурачка, а я опять по залам туда-сюда, туда-сюда. А тут по радио кажуть:

- Граждане пассажиры, не забывайте свои вещи и не оставляйте их чужим людям для присмотра. За пропажу вещей администрация вокзала не отвечает.

Бигав я бигав, бачу на двэрях напысано «Милиция», я туда. Так, мол, и так - мабудь украла.

- Ну что ж, может и украла. Вы напишите заявление, и домой, а мы искать будем.

- А як же я бэз сумкы та бэз грощив додому явлюсь? Мэнэ ж Настя живьём зъисть.
 
А воны хохочуть и кажуть:

- А мы тогда её за людоедство посадим!

Хорошо, шо билет у мэнэ був. Добрався я до хутора, а домой боюсь идты. Зайшов в «Гадюшник», для храбрости вмазав пив-литра под запись, и до дому. Мыкола, шо було!? Шо було!? Настя нэ скандал, а истерику устроила. Сковородой мини так вмандячила по голови, шо я тэпэрычка забувать став штаны в уборной знимать. А вона, як тигра люта, до сэбэ нэ подпуска и каже:

- Паняй, рожа бесстыжа, до той, дэ ночував, або к той, кому мои трусы та лифчикы отдав. Так я тиби и повирыла, шо бабу ту ты нэ грив и грошив нэ давав! Дэ це такэ було!? Я шо, дурочка мала? А друга у ёго сумку вкрала! Брэшэшь, кобеляка, сам усе отдав за ….. .

Отак и живымо, як кишка с собакою. Так шо, Мыкола, бабы из нычого шо хочешь зроблють, и скандал. Воны бэз цёго жить нэ могуть. Хай им грець и сто чёртив за пазуху  шалапуткам патлатим!