Метис не знал, умер он или жив. Кромешная темнота окружала его. Но он думал, а значит, жизнь еще держалась в нем, израненном и непобежденном.
Сергей появился неожиданно и, как всегда, ниоткуда. На этот раз, Метис видел его отчетливо и ясно. Спецназовец присел на корточки возле своего друга и щелкнул его по носу, улыбаясь, как всегда знакомой и родной улыбкой.
- Это знак? - Спросил Метис. - Значит мне уже пора? Ты пришел за мной?
Сергей громко рассмеялся и, погладив его по голове, сказал:
- Нет, брат, это я просто тебе напомнил, чтобы ты не забыл.
- У меня получилось, Серый, я сегодня был настоящим волком, вожаком стаи. Эти собаки, они испугались меня, я прочитал это по их глазам.
- Я слышал, Акелла, все наши слышали. Ты молодец, я горжусь тобой, - ответил Сергей, - ты стал настоящим волком. Помнишь, я говорил тебе, что этот день настанет. Но ты должен остаться здесь. Ты нужен этим людям, а они нужны тебе. Если бы ты сейчас видел лицо этого майора. Если бы ты мог видеть слезы мальчишки, который рыдает возле тебя, ты бы понял, о чем я говорю.
- Да, я помню твои слова, и про скалу советов, и про белую волчицу, и про волчонка похожего на меня, - ответил Метис, - но зачем мне все это? Если со мной нет тех, кого я люблю? Нет тебя, Петровича, Снежинки. Для чего мне быть здесь? Что меня здесь держит? Может только Юрка? Они хорошие люди, и мы с тобой сделали для них больше, чем могли. Зачем я им теперь?
Сергей улыбнулся и снова погладил Метиса по голове.
- Сегодня твой день брат, ты стал взрослым и мудрым, теперь ты истинный воин. Тебе и выбирать. Я не могу подсказывать тебе правильное решение или, тем более, говорить, как тебе надо поступить. Ты сам должен сделать свой выбор.
- Я хочу быть с тобой, Серый, понимаешь? С тобой. Я сделал свой выбор в тот день, когда ты впервые взял меня на руки.
- И я хочу быть с тобой, Акелла. Когда-то это обязательно произойдет, и тогда уже никто и ничто не разлучит нас. Сейчас я уйду, потому что время твоего выбора настает. Я вернусь, скоро вернусь, и мы с тобой скажем друг другу то, что должны сказать. Держись брат и слушай свое сердце.
- Серый, я люблю тебя. Я всегда тебя любил, больше всего на свете, - едва сдерживая слезы, закричал Метис. Но Сергея уже не было. Метис глубоко вздохнул, и погрузился в беспроглядную мглу.
Золотарев снял с себя рубашку, и бережно, как мог, завернул в нее истекающего кровью Метиса. Майор с большим трудом взял его на руки и скомандовал:
- Быстро в машину! Наташа, возьми ключи и открывай заднюю дверь.
Бережно уложив собаку на заднее сидение, Золотарев дрожащими руками завел машину. Наташа села рядом, а Юрка обливаясь слезами сел рядом с Метисом и положил его голову к себе на колени. Майор, нарушая все мыслимые и не мыслимые правила движения, выехал на дорогу и на бешеной скорости помчался в сторону центра города. Наташа никогда еще не видела мужа в таком состоянии. Всегда сдержанный и невозмутимый, сейчас он был похож на взвинченную пружину. Его живые, немного с грустинкой глаза стали отчаянно печальными.
- Сейчас заднее сидение все испачкается кровью, а ты так берег сидения всегда, Володя, - с небольшой долей сарказма сказала Наташа и вопросительно посмотрела на мужа.
- Что? Какое сидение? - Посмотрел на нее майор и, продолжая вести машину, начал взволнованно говорить. - Ты о чем мать? Сейчас мы дотянем до первой больницы и вылечим его. Ничего, я еще и не таких подранков видел. Так потом на свадьбе у нас с тобой отплясывали! О-го-го! Только держись!
Майор положил руку на шею Метиса и пощупал пульс.
- Дышит! Есть пульс, слабый, но есть, значит живой! Сейчас найдем доктора, и все будет нормально.
Молоденькая медсестра первой городской больницы сделала запись в журнале регистраций, положила его на полку и, присев за стол в регистратуре, достала стопку пустых бланков. Томно и без особого энтузиазма вытащила из ящика стола печать и методично начала проштамповывать один лист за другим. Мысли её были заняты чем угодно, только не рабочим процессом, поэтому, когда на улице послышался какой-то шум, она лениво, с явным неудовольствием на симпатичном лице, повернула голову в сторону входной двери.
От мощного удара дверь слетела с петель, и на пороге появился статного вида мужчина весь перепачканный кровью, большую и казалось бездыханную собаку, он держал на руках. Медсестра подскочила от неожиданности и застыла в немой позе пытаясь сообразить, что же это происходит.
- Сестричка, - сказал мужчина, - друг у меня совсем плохой, давай сюда тележку и хирурга, только поскорее, а то не протянет он долго.
- Это больница для людей, - оправившись от шока, закричала девушка, - вам в другую больницу надо, мы собак здесь не лечим, уходите, пожалуйста.
- Не доживет он до другой больницы, - взмолился мужчина, – вызывай врача и открывай операционную.
- Не пущу! - Категорически отрезала медсестра и, расставив руки, встала на его пути. - Уходите немедленно, я сейчас позвоню главному врачу, и у вас будут огромные неприятности.
- У меня уже неприятности, - ответил мужчина, - неприятней не бывает.
Он подтолкнул к себе ногой тележку для перевозки больных и бережно положил израненного пса на нее.
- Понимаешь, сестра, это мой боевой товарищ, он солдат, он людям жизнь спас. Он мою семью спас. Он должен жить, это справедливо и правильно. Ты понимаешь меня, сестра? - Умоляющим голосом сказал мужчина.
- Я не пущу Вас в операционную! - Категорически сказал девушка и схватила телефонную трубку. – Всё! Я вызываю милицию, я вас предупреждала.
Мужчина в гневе выхватил трубку из ее рук, резко, одним движением вырвал провод и со всего маху бросил телефонный аппарат на пол. Телефон разлетелся на куски от мощного удара о кафельный пол.
Из-за двери с надписью «Ординаторская» выскочил взлохмаченный и заспанный молодой человек лет восемнадцати-двадцати в белом халате и большими несуразными очками, которые нелепо сидели на его носу.
- Ты кто, боец? - Спросил Золотарев и вытащил из кармана пистолет.
- Я? Я - санитар, я практику прохожу, - испугано залепетал юноша, поправляя очки.
- Как звать тебя, санитар? - Спросил Золотарев и, подойдя к нему, положил окровавленную руку ему на плечо. – Имя есть у тебя?
- Федя. Федор Сенькин, - дрожа от страха, еле выдавил из себя практикант.
- Доктором будешь, когда вырастешь? - спросил Золотарев голосом, от которого молодой человек затрясся еще сильнее.
- Да, доктором, хирургом. Не убивайте меня, у меня мама, я у нее один, пожалуйста, - взмолился парень.
- Надо же, - хладнокровно сказал Золотарев, - и я у мамы один, сколько у нас с тобой общего, Федор Сенькин.
Парень утвердительно закивал головой, полностью потеряв дар речи от страха.
- Ты аппендицит когда-нибудь удалял? А? Федор Сенькин? - Спросил Золотарев, глядя ему прямо в глаза тяжелым взглядом.
- Я? Нет, никогда. Я на втором курсе учусь, мы еще не проходили это, - сказал испуганный юноша.
- Студент значит, - задумчиво произнес Золотарев, - а вот у меня друг был, Паша Трегубов, так он сам себе, в поле, аппендицит ржавым ножом удалил, да сам себя и заштопал, суровой ниткой. Выпил бутылку водки перед этим и спас себе жизнь. Хороший друг был Паша Трегубов. Был. Снайпер снес ему башку на моих глазах. Мама у него осталась и дочка маленькая. Понимаешь, студент? Я когда снайпера этого взял, весь приклад у него в насечках, весь в таких, как мой Пашка. Понимаешь, какая заковырка, Федор Сенькин?!
Парень отчаянно закивал головой, давая понять, что он понимает.
- Видишь, там на тележке парень лежит? - Спросил Золотарев и дулом пистолета указал в сторону Метиса.
- Это мой друг. Это мой боевой товарищ. Знаешь сколько он в своей жизни спас таких, как ты и таких, как я? Правильно, много, и еще спасет, когда понадобится. Но сейчас, ему самому помощь нужна, понимаешь, студент. Так вот, кроме нас с тобой, никто ему не сможет сейчас помочь. Поэтому ты сейчас откроешь операционную и немного поштопаешь моего друга, а я покараулю, чтобы тебе никто не мешал. Пойдем, Федор Сенькин, времени совсем нет у нас с тобой.
- Я не умею, у меня нет опыта, и потом, это же собака, я же не ветеринар, а если он умрет? Вы же застрелите меня. Я просто боюсь, я никогда не делал операций, - скороговоркой, выпалил Федор.
- Я не вижу здесь других хирургов, кроме тебя Федя, а у меня нет времени его искать. Мой друг умрет через час, или мы с тобой попытаемся его спасти. Пойдем, сынок, мы очень много говорим и мало делаем, время идет.
Молодой человек вдруг перестал дрожать. Видно было, что он пытается справиться с волнением. Он поправил на себе белый халат и твердым уверенным голосом сказал:
- Хорошо, я сделаю все, что смогу. В конце концов, мой отец поступил бы также. Операционная там, в конце коридора, но у меня нет ключей и ассистента.
Золотарев улыбнулся улыбкой, которая не выражала никаких эмоций и сказал:
- Есть у меня ключ, и ассистент у нас с тобой тоже есть, - и посмотрел на испуганную медицинскую сестру, которая всё это время пыталась собрать разбитый телефон. При этом она по-девичьи всхлипывала и причитала, разговаривая сама с собой.
Одним ударом ноги Золотарев выбил дверь в операционную и втолкнул тележку с Метисом вовнутрь. Следом туда вбежал Федор и включил свет.
Золотарев посмотрел на перепуганную девушку, направил на нее дуло незаряженного пистолета и сказал:
- Заходи, сестренка, и не серчай, ты потом все поймешь. Нет у меня выбора.
Девушка глубоко вздохнула, пожала плечами и вошла в операционную, где уже в маске стоял Федор. Золотарев заботливо закрыл за ними дверь. Он в изнеможении сел прямо на пол, облокотившись спиной о дверь операционной, положил пистолет прямо перед собой, давая понять, что пока операция идет, он не пустит туда никого, и пройти в операционную можно будет, только разобравшись с ним самим.
Табличка «ТИХО ИДЕТ ОПЕРАЦИЯ» вспыхнула над входом через несколько секунд, и наступила гробовая тишина. Время шло. Каждая секунда отдавалась майору пульсирующей кровью в висках. Впервые в жизни, он мысленно обращался к богу, с просьбой о помощи. Как человек неверующий, он никогда не делал так, но сейчас, Золотарёв сидел на полу, закрывая спиной вход в святилище, где решалась судьба. Судьба того, кто был дорог ему, как его любимая женщина, как его дети. Майор молился, и молитва его была обращена к богу.
Шаги послышались по коридору. Золотарев устало поднял глаза и увидел мужчину. Незваный гость медленно шел в его сторону. Это был человек лет шестидесяти, совершенно седой, в хорошо сидящем на нем костюме и накинутом на плечи белом халате. Майор схватил пистолет и направил его на неожиданного гостя.
- Стой, где стоишь, иначе, мне терять нечего, моя жизнь сейчас здесь.
- Я - главный врач этой больницы, я все знаю, майор, я к тебе пришел. Помочь тебе хочу, опусти пистолет. Поговорить нам с тобой надо, очень надо. Золотарев снова положил оружие на пол и кивнул головой в сторону операционной:
- Помочь? Да помогают уже. Федор Сенькин. Хороший пацан, стержень есть у него, это факт.
Мужчина в халате подошел к Золотареву и сел с ним рядом. Помолчав минуту и глядя, в пол главврач спросил:
- Он на самом деле тебе так дорог, что ты на кон судьбу свою поставил? Скажи, майор?
- Ты друга терял в своей жизни, доктор? - Спросил Золотарев. - Ты знаешь, как это больно и страшно? Сегодня ты делишь с ним одну сигарету на двоих, спишь под одной шинелью в лесу, а завтра снайпер делает ему огромную дырку в голове. И все это на твоих глазах. Знаешь, как пережить это? Как матери его в глаза смотреть, знаешь? Это страшнее самой смерти.
- У меня лучший друг погиб в Афганистане, - задумчиво ответил доктор, - умер прямо у меня на столе во время операции. Мы с ним вместе 5 лет в Афганистане, вдоль и поперек, а вот спасти не смог. Да и нечего там было уже спасать. Подорвался на мине. По частям собирали, только сердце еще билось. Тоже, как и ты, майором был. Так что я тебя понимаю, очень хорошо понимаю, и поэтому я сейчас здесь, с тобой.
- Афганец значит? – Глубоко вздыхая, протянул Золотарев. – Слушай, доктор, а может быть, пойдешь, поможешь Федору? Ты мужик опытный, а он ведь мальчишка совсем.
- Не, майор, не пойду. Хирург работает, значит, другой хирург, не имеет права входить в операционную. Это золотое правило. Не нами придумано, и не нам его нарушать.
- Да какой он хирург? Молодой, необстрелянный и операций не делал ни разу в жизни.
- Раз взял скальпель, не испугался ответственности, значит хирург. Я представляю, что для него это значит, - сказал главврач, - и потом, майор, плохих студентов, к нам на практику не присылают, пусть даже и санитарами. Федор один из немногих, кого я оставил бы после института у себя работать. Отец его такой же рисковый был, мы служили с ним вместе. Талантливейший хирург. Погиб под Кандагаром. Что-то есть в этом парнишке, я верю в него. И ты верь, майор.
- Тебя как звать-то? - Спросил Золотарев. - А то всё доктор, да доктор.
- Николай Ивановичем, называй.
- Низкий поклон тебе, Николай Иванович, хорошо, что ты пришел. Что-то я совсем потерялся. Отдыхать надо, вот закончу все это и к морю. Скорее бы, - ответил Золотарёв, искоса поглядывая на надпись над дверью в операционную.
- Взбаламутил ты народ, майор. Вон и милиция подъехала, и спецназ по поводу тебя подтянули. Ты бы отдал мне пистолет от греха, я спрячу его, меня не обыщут точно, а у тебя проблемы могут быть. Не нужны тебе сейчас проблемы, у тебя их и так много.
- Да бери, Николай Иванович, у меня там и патронов-то нет, расстрелял все. Только не потеряй, смотри, наградной он. Сам первый мне вручал. Сыну на память обо мне останется, - сказал Золотарев и протянул Николаю Ивановичу оружие.
Главный врач бережно спрятал пистолет во внутренний карман пиджака и ответил.
- Не волнуйся, командир, - все будет хорошо, - я пойду на улицу задержу их чуток, а то ворвутся, Федору опять же помешают работать. А ты давай, майор, держись.
С этими словами Николай Иванович встал и зашагал по коридору в сторону выхода.
На улице возле входа в больницу творилось что-то невообразимое. Казалось все представители силовых ведомств собрались здесь для решения очень важной задачи. Несколько милицейских машин, армейский спецназ, милиционеры в бронежилетах, которые нервно курили в стороне и ждали команды. Офицеры в камуфляжной форме топтались с ноги на ногу и о чем-то шептались друг и другом.
Николай Иванович вышел на порог больницы, и прищурился от яркого солнечного света. В этот момент подъехала черная, сияющая казенным блеском «Волга», и из нее вышел генерал.
Офицеры замерли по стойке смирно. Генерал махнул рукой и сказал:
- Вольно, товарищи офицеры, подойдите все сюда.
Ему передали докладную записку. Пока он тщательно изучал ее, офицеры стояли, окружив начальника плотным кольцом, и не отрывая глаз, с интересом наблюдали за своим начальником. Дочитав до конца, он в сердцах бросил докладную записку на землю и раздраженно сказал.
- Опять этот Золотарев. Вот уж неугомонный майор. Такое ощущение, что он как магнит, притягивает к себе все неприятности. И уже обращаясь к офицерам, добавил.
- Товарищи офицеры, дело тут сложное, дело это сугубо наше внутренне. Майор Золотарев, боевой командир, зарекомендовавший себя, блестящий офицер. Он имеет правительственные награды за боевые заслуги, и самое главное, он представлен к званию Героя России. Я надеюсь дальше мне вам ничего не надо объяснять? Или вы думаете, что спецназ начнет сейчас брать штурмом своего командира? Мы своих людей не сдаем и против своих солдат не воюем, поэтому я сейчас пойду к нему. Я выйду ровно через десять минут. К этому времени, здесь не должно быть никого, ни средств массовой информации, ни милиции. Никого. Где у нас заместитель Золотарева? Капитан спецназа строевым шагом подошел к генералу, и, отдав честь, представился:
- Капитан Пантелеев.
- Значит, слушай, Пантелеев, приказ. Бери своих ребят, и освободите всю близлежащую территорию. Расставь их по периметру. Золотарев должен выйти беспрепятственно. Затем снимай своих бойцов и на базу. Приказ ясен?
- Так точно, товарищ генерал, - ответил капитан и отдал честь.
- Выполнять! - Скомандовал генерал и уверенным шагом пошел в больницу.
Прошло уже больше часа. Золотарев сидел в той же позе и исступленно смотрел в одну точку, нервно постукивая костяшками пальцев по бетонному полу.
Надпись над дверью « Тихо идет операция» не гасла, и от этого майору становилось все тревожнее на душе. Послышались размеренные шаги по коридору, он поднял глаза.
- Ну, здравствуй! - Сказал генерал приближаясь.
Золотарев сделал попытку встать, но генерал остановил его.
- Сиди, Володя, сиди. Ох, и натворил ты дел, хорошо что сразу ко мне попала информация. Думаю, выкрутимся. Там снаружи ребята твои. Они уже получили мой приказ. Сейчас они зачистят территорию, и ты сможешь уйти отсюда совершенно спокойно.
- Спасибо Вам, товарищ генерал. Вот такая петрушка у меня получается. Вон там друг у меня, между небом и землей, - Золотарев кивнул головой в сторону операционной, - вот сижу, жду его. Хирург хороший, опытный попался. Надеюсь, друг мой выкарабкается.
- Наташа и Юрка у меня в машине сидят. Ждут тебя, вернее Вас. Я их чаем напоил. Переживают, а друга твоего я знаю, наслышан и в деле видел несколько раз. Характеры у вас похожи, такой же, как ты непредсказуемый и упрямый. Ты бы отдал мне пистолет Володя. Это единственное за что можно зацепиться, нет пистолета, нет и проблемы.
- Какой пистолет? - Улыбнулся Золотарев. - Нет никакого пистолета. О чем это Вы, товарищ генерал? Вероятно, со страху кому-то показалось.
Генерал улыбнулся в ответ:
- Ну раз нет, значит на нет и суда нет. Померещилось народу, с кем не бывает, надо же, пистолет придумали. О чем это я? А! Так мы тогда тебя в машине ждем. Твою машину ребята припарковали правильно. А то ты бросил ее прямо на тротуаре, еще оштрафуют, не дай бог. - Генерал громко рассмеялся, и добавил. - Ну я пошел Володя. Давай, заканчивай свои дела. Ждем тебя.
Генерал вышел на улицу, во дворе больницы было безлюдно и тихо. Лишь наличие спецназовцев, четко распределённых по всей территории больницы, исполнительным капитаном, говорило о том, что все под контролем, и все ждут финальной развязки.
Прошел еще час. Табличка с надписью вдруг погасла. Послышался звук открываемого замка. Золотарев отодвинулся, давая двери возможность открыться. Дверь скрипнула, и из нее, пошатываясь, вышел Федор. Белый халат на нем был весь в крови, большие капли пота выступали на лице, которое не выражало никаких эмоций. В одной руке он держал зеленую маску, в другой большую бутылку с прозрачной жидкостью с многозначительно лаконичной надписью «СПИРТ».
Федор, медленно сползая по стене, сел рядом с Золотаревым, и не глядя на него, протянул ему бутылку. Майор взял ее в руки, откинул крышку, даже не поморщившись, сделал два глубоких глотка и вернул бутылку Федору.
Федор сделал небольшой глоток и закашлял от неопытности, хватаясь за горло.
.- Я сделал все что мог, – откашлявшись, сказал он, - крови много потерял. Человеческую кровь-то, не заправишь. Возраст опять же не молодой. Сердце слабое. Очень сильно порвали его, рана на ране, артерию перекусили. Где это его так?
- В бою, Федор, в бою, – понимая, к чему клонит молодой человек, тихим голосом ответил Золотарев, - спасибо тебе, в разведку бы я с тобой пошел. Ты настоящий мужик. Держи, это тебе, от души, на память. Они настоящие, командирские. - Золотарёв снял с руки часы, и протянул Фёдору. - Можно мне посмотреть на него?
- Да, конечно, иди, – перейдя вдруг на «ты», ответил Федор, - я посижу пока тут. Что-то не очень хорошо мне. Да и спирт что-то в голову стукнул. Не пью я, наследственность плохая, - закончил Федор, безуспешно пытаясь, надеть на свою руку, подаренные Золотарёвым часы.
Майор встал и осторожными шагами зашел в операционную. Метис бездыханно лежал на столе, вокруг были разбросаны медицинские инструменты, окровавленные тампоны и какие-то тряпки, которые тоже были в крови.
Он подошел близко и, наклонившись к самому уху Метиса, прошептал.
- Знаешь, смерть приходит к каждому из нас. Я много раз смотрел ей в лицо. Когда она придет ко мне, я попрошу чтобы мы встретились с тобой. Потому что мне не хватает тебя. Моей семье не хватает тебя. Мы победили их, брат, ты победил. Ты настоящий солдат. Твой хозяин гордится тобой там на небесах. Нет, старик, я не плачу. Мужчина не плачет, он огорчается, - сквозь слезы продолжал майор, - ты всегда был рядом, я чувствовал, сердцем. Ты всегда будешь в моем сердце, потому что ты, Ангел Хранитель. Прощай, Метис, если увидишь там моих ребят, скажи им, что я горжусь каждым из них, так же как Сергей гордится тобой. Прощай!
Золотарев встал в полный рост и, не оборачиваясь, вышел из операционной. Федор сидел, прислонившись к стене и прикладываясь к бутылке со спиртом, икал без остановки. Золотарев выхватил бутылку у него из рук, сделал несколько больших глотков, крепко пожал Федору руку и быстро пошел по коридору в сторону выхода.
- Ау! Командир! - Окликнул его уже совсем захмелевший Федор. Золотарев остановился как вкопанный, и застыл, не поворачивая головы в ожидании.
- Я не понял, - заплетающимся языком и очень фамильярно вдруг сказал Федор, -Сначала ты привозишь своего кореша, размахиваешь тут пушкой, требуешь его заштопать. Говоришь, давай Федор Сенькин, покажи какой ты мужик, аппендицит тут приплел, типа, ты Федя хирург от бога. А когда я, прямо скажем, под дулом пистолета, виртуозно, собираю эту псину, которую ты называешь боевым товарищем по кускам, ты спокойно уходишь?! А когда через два часа наркоз его полностью отпустит, который я, к слову сказать, ему вкатил в человеческой дозе, и он тут перегрызет всех, ты что скажешь? Прости Федор Сенькин, это мой друг от радости? Так что ли? Забирай его отсюда, пока люди не начали приходить на работу, и не обсмеяли меня. Всю жизнь будут вспоминать мне мою первую в жизни операцию, собаку собирать по частям. Тут даже часы твои командирские не помогут, смыть мой позор. Да, кстати, молока купи ему по дороге, много молока. Очнется, есть захочет и съест тебя с потрохами, - закончил Федор, и громко и истерично захохотал.
- Что?! - Закричал Золотарев, обернувшись. - Что ты сказал? Так он живой? Живой? Повтори Федор, повтори мне это.
- Господи! Посмотри на этого человека. Как надену портупею, все тупею и тупею, - заливался пьяным смехом Федор, - да конечно живой! Поживее многих будет. Как наркоз отпустит, так покажет тебе, какой он живой. Спит сейчас, глубоко спит. Крепкий парень, даже не скулил, лежал как партизан. Ну, подштопанный будет теперь, не без этого. У него и до меня-то было всяких швов да отверстий пулевых, ну теперь чуток больше будет. Вот артерия, это да! Это классика жанра. Меня отец учил ее сшивать. Знаешь, кто был мой отец? А тебе это и не надо знать.
Золотарев подбежал к Федору и, крепко заключив его в объятия, радостно завопил.
- Федька! Золотой ты мой человек, что же ты шельмец, сразу не сказал. Да я молиться буду на тебя теперь.
- Как же, скажешь тебе сразу, - ответил, пытающийся выбраться из крепких объятий майора, Федор, - ты лицо свое видел? Так бы и пульнул в будущее светило медицины из своей пушки, тебя же подготовить надо было. Ты же вон какой, неуравновешенный. Тебе, майор, надо успокоительное лекарство пропить, нервы расшатаны у тебя. Береги нервы, майор.