Роль природы в «Слове…» поистине трудно переоценить. Она, ни много ни мало, служит основой, одной из опор фундамента, на котором зиждется произведение. Происходящее в окружающем мире накануне основных вех сюжета как бы готовит читателя к восприятию трагического, создаёт необходимый эмоциональный фон, питает его интерес. Так, на пути к месту сражения,
«Игорь взглянул на светлое солнце
И увидел, что оно тьмою воинов его прикрыло.
И сказал Игорь дружине своей:
”Братья и дружина!
Лучше быть убитым,
Чем пленённым быть…”»;
так, непосредственно перед битвой, крики зверей и степных птиц, - с точки зрения объективного не несущие в себе какой бы то ни было смысловой нагрузки, - становятся неким предзнаменованием, даже предупреждением, князю Игорю; так, в предчувствии бесславного возвращения своего израненного мужа, плачет на стене Ярославна. Этот литературный приём наблюдается в тексте повсеместно. О многих значимых событиях, которые ещё только ожидают своего часа за кулисой повествования, где-нибудь подаётся намёк, призванный подкрепить общую интригу. И особой прелести этому моменту добавляет тот факт, что пророчества природы осознаются и переносятся на жизнь не рассказчиком, но самими персонажами – Игорем Святославичем, Ярославной, Буй Туром и остальными. Из чего становится ясно, что на Руси в это время ещё очень сильны языческие мотивы. Я думаю, использование языческой символики в изощрённой православной аранжировке нельзя списать только на поразительную жизнеспособность первой (автор, заодно с обязанностью рассказчика берущий на себя и роль историка, не мог, да и не имел права смолчать об этом) И хотя здесь, на примере метафорического, образного толкования природных явлений, сопоставления их с действительностью современной героям повести, нам, скорее всего, даётся возможность увидеть мир глазами пращуров, - в этом, наверное, и состоит одна из важнейших задач фольклорной литературы, - нельзя также упускать и другой косвенной цели, которую, как мне кажется, обозначил перед нашим мысленным взором автор. Мы должны интуитивно, чувственно, каким-нибудь мистическим способом, постичь некую неуловимую связь, существующую между человеком/субъектом и объектным миром. Только тогда вживание в образ князя, его брата, Ярославны, воинов, будет совершенным.
Возвращаясь к исторической составляющей «Слова…» хочется заметить, что оно прекрасно выдержано в смысле фактической достоверности и это касается не только мироощущения древних, но и их быта. Более подробного и более аккуратного пересказа похода против половцев просто не существует. Достаточно сказать, что 1 мая 1185 г. действительно было солнечное затмение, чтобы плач убитой горем княжны Ярославны, обращённый к Днепру, Солнцу и Ветру перестал нам казаться эффектной выдумкой автора. Тем удивительнее для нас та выразительность, с которой она взывает к силам природы:
« По Дунаю ласточкой помчусь я,
Омочу бебрян рукав в Каяле,
Оботру кровавы раны князю,
На белом его могучем теле!.. »
« Прилелей ко мне мою ты ладу,
Чтоб мне слёз не слать к нему с тобою
По сырым зорям на сине море!.. »
Любящая женщина не может врать, произнося такие слова. Человеческая натура не способна к таким экстраординарным сращениям.