Было такое выражение: «Старых коней на колбасу сдают». У нас в деревне тоже так говорили, но только не в отношении коней. Друг на друга в шутку поселяне говорили: «И куда тебя старого, только на колбасу и сдать осталось». Про коней так не говорили. А ведь все знали, что их по старости увозят на мясокомбинат на станцию Овчинниково. И никто в деревне не видел, как коней загружали на перевозку. Говорили, что за деревней есть где-то место, куда их отгоняли. Там загружали на машину с высокими бортами и везли на мясокомбинат. Мы в детстве искали это место, но так и не нашли.
Для нас – пацанов – исчезновение лошадей из коншни являлось всегда неожиданным. Вчера ещё Рыжка стоял здесь, и мы его кормили сухарями, а сегодня его нет. Грустно, конечно, становилось. Мы знали родословную всех лошадей, их жизненную историю, много привирали им заслуг, сочиняли легенды. С конями мы были единым целым и любили их как друзей. Наверное, они также думали про нас. У нас вообще никогда не было случая, чтобы лошадь убежала от человека. Или там, что кто-то не смог поймать коня в табуне на вольном выпасе. Идёшь к нему, протягиваешь руку и говоришь: «Кось, кось, кось». Он перестаёт траву «щипать», поднимает голову и смотрит на тебя. Тут ты его по кличке зовёшь и руку с сухарём или куском хлеба к нему протягиваешь. Он к тебе неторопливо подходит. Скормишь приваду и узду на него одеваешь. Как ремни застегнёшь, он вздохнёт глубоко и послушно идет за тобой.
С тюрского «кытмана» - конское пастбище, а деревня наша – Ново-Кытманово. Но об этом мы тогда и не ведали, а коней любили все жители.
Боже упаси, лошадь было обидеть ударами или матом. Никогда не подхлёстывали коня, а только шевелением вожжей давали понять, чтобы поторапливалась.
К жерёбым кобылам – особое расположение. Их поили тёплой водой, сено только луговое, из овса удаляли примеси, о применении их к работам месяца за три уже и речи не шло.
Летом на сенокосе, мы выкраивали время, чтобы искупать коней. Сейчас то время представляю и мне кажется, что лошади умели смеяться: губами размякшими начинали перебирать. Тот из ребят, кто первый это видел, кричал: «Ребя, мотрите евонная кобыла смеётся». Не знаю почему, но у нас так считали.
Местность у нас увалистая и на машинах, особенно летом после дождя и зимой, затруднительно было грузы перевозить. Вот лошадь и выручала. Дрова, сено привезти, в гости съездить (у нас говорили – сбегать) – всё лошадь. А потому и относились к ней как к человеку…
А куда было девать старых лошадей? Если по-житейски подумать. Но у нас деревенская мудрость нашла способ уйти от жестокости, наоборот, деревенские жители, зная, куда увозят старых лошадей, старались оказать им всякое доброе внимание при их жизни. Этим они как бы винились перед конями за столь жестокую, но необходимую реальнось.