КНИЖНАЯ ПАЛАТА КОНЬКА-ГОРБУНКА
В ноябре 1974 года случилось мне быть в командировке в Москве. Ко-мандировка была по-советски щедрой: Москва – три дня, Опалиха – двенадцать дней и еще три дня в Москве.
В Опалихе я жил в доме отдыха, а в Москве обитал в квартире знакомых, которые в то время были где-то в отпуске. Утро, как и все командированные, я начинал с бритья и завтрака, при этом на всю громкость включал радио и с превеликим любопытством – я же маргинал! – слушал московские новости.
На третий день, в четверг, по радио сообщили, что сегодня в семье Су-ровежиных состоится юбилейное девятисотое (!) заседание литературного четверга под названием «Книжная палата Конька-Горбунка». Оказывается, еще восемнадцать лет назад московская семья Суровежиных решила проводить каждый четверг у себя дома литературные вечера, на которые приглашались литераторы, художники, артисты и – потряс! – все желающие. Все вечера имели общелитературную направленность, но всегда во главе угла стоял, сидел, лежал и просто присутствовал Конек-Горбунок.
И вот именно сегодня состоится девятисотый, юбилейный четверг.
В то время я жил в поселке Стекольном Магаданской области. Известно, что каждый командированный из провинции в столицу, прежде всего, стремился посетить Большой театр (не зависимо на что), Дворец съездов (тоже на что угодно), Всесоюзную выставку достижений народного хозяйства, Малый художест-венный, «Третьяковку», Театр оперетты и тому подобные всенародно извест-ные центры искусства и культуры.
Я не был исключением. Но когда услышал о заседании «Книжной палаты Конька-Горбунка», то все остальное для меня потеряло интерес. Дело в том, что сказку Петра Павловича Ершова «Конек-Горбунок» я знал с детства, очень любил, почти всю знал наизусть и часто использовал отдельные строки в качестве цитат и поговорок. Более того, и сейчас, уже по прошествии более сорока лет, я пользую сказку П.П. Ершова на лекциях студентам-журналистам. Детская любовь не стареет!
Мне посчастливилось быть участником двух заседаний «Книжной палаты Конька-Горбунка» – девятисотого, юбилейного, и девятьсот второго.
Николай Иванович Суровежин всю жизнь провел среди книг. А началось с того, что как-то московская белошвейка купила своему сыну Коле копеечное издание сказки П.П. Ершова. Книжка эта жива и сегодня. Всю жизнь Николай Иванович собирал книги. Именно с первой книжки про Конька-Горбунка началась библиотека Суровежиных, насчитывающая теперь более двадцати восьми тысяч книг.
Двенадцатилетним мальчишкой Коля Суровежин стал работать у И.Д. Сытина разносчиком и продавцом книг. А завершил карьеру заведующим одним из отделов Всесоюзной книготорговой организации.
– Порой бывало нелегко, – рассказывала Наталья Алексеевна, жена Николая Ивановича. – Война, дети. Бывало, в доме нет масла, нет сахара, а то и хлеба. Но свежая книга в доме всегда была!
Ко времени юбилейного заседания суровежинская библиотека хранила уникальное, единственное в мире (!), наиболее полное собрание изданий сказки П.П. Ершова – от самого первого (неполного) 1834 года до самых последних, в том числе и на языках народов СССР, и даже изданных за рубежом. В коллекции находилось более ста экземпляров, больше, чем в то время в «ленинке» – главной библиотеке страны.
В 1958 году супруги стали проводит у себя дома литературные четверги. Явление для советского времени явно нетипичное. Со временем эти собрания литераторов и артистов приобрели в Москве широкую известность. Здесь бывали известные писатели, молодые художники авангардного направления, артисты, знаменитые и не очень.
За восемнадцать лет Суровежинские четверги посетило свыше одиннадцати тысяч человек. Прочитано в общей сложности более полутора тысячи докладов и сообщений на историко-литературоведческие темы.
Учитывая, что все это происходило в советское время, невозможно не восхититься энтузиазмом и, прежде всего, мужеством Натальи Алексеевны и Николая Ивановича Суровежиных. Слыханное ли дело, чтобы вот так бескорыстно почти два десятка лет подряд в собственной квартире принимать и развлекать известных в обществе деятелей культуры!
А квартира-то всего двухкомнатная. И в ней многое время проживало пять человек – плюс три дочери. А в последнее время гостят внуки и внучки.
Во время первого посещения я буквально не закрывал рта от удивления. Сказывалось, конечно, что в то время я жил в настоящей глуши, в поселке Стекольном Магаданской области. В это отдаленное глухое место вынесли геофизические лаборатории, аппаратура которых была наиболее чувствительна. Так, для примера, наш магнитометр реагировал на проезжающую в пятидесяти метрах автомашину. Вот и получилось, что я работал на сверхсовременной аппаратуре, а жил в глуши и, естественно, не посещал ни театров, ни концертов, ни музеев, ни тому подобных вернисажей.
Поэтому, приехав в Москву, я первым делом кинулся во Дворец съездов. Повезло – ставили «Дон Карлоса» Джузеппе Верди с Ириной Архиповой и Александром Ведерниковым в главных ролях. Малость приобщился.
К шести вечера с букетом цветов я уже звонил в квартиру Суровежиных. Открыла Наталья Алексеевна, невысокая, полненькая, улыбчивая, прямо-таки какая-то светлая вся. И невероятно доброжелательная.
Организатором и движителем суровежинских литературных вечеров был Николай Иванович Суровежин. Личность весьма импозантная, даже внешне – высок ростом, привлекателен, несмотря на свои семьдесят, строен, подтянут, подвижен. Что мне было особо приятно – не затянут в чопорный костюм, не душит его галстук-бабочка. В тот вечер на нем была свободная синяя куртка с отворотами.
Главной темой девятисотого четверга было 75-летие МХАТ. Перебирая папки с фотографиями, вырезками из газет и афишами старых спектаклей, Николай Иванович увлеченно рассказывал о постановках, об атмосфере, царившей в то время в театре и, как бы между прочим, давал порой весьма любопытные характеристики любимым артистам.
Он по-настоящему увлекся. Вот по рукам идет фотография Леонида Мироновича Леонидова : «Какая колоритная фигура! Просто деваться некуда. Помню его в роли Васьки Пепла. Фигура!»
Рассматриваем афишу «Анны Карениной». В главной роли великая Алла Константиновна Тарасова: «Блестя-а-щая внешне Алла Константиновна! Красивая до безобразия. Просто деваться некуда. Вполне понятно, что человек может в нее влюбиться». И рассматривая портрет актрисы, словно видя ее впервые, продолжал: «Люди думают, что Анна Каренина – ее верши-на. А я считаю, что это сплошной визг и истерика. Но это только мое мнение, я его не навязываю».
Юбилейный вечер завершился взаимным дарением небольших книжиц с автографами всех присутствующих. На юбилейном, девятисотом, присутствовало девятнадцать человек. Книжку с автографами я храню.
Через две недели я поспешил на 902-й четверг в «Книжную палату Конька-Горбунка». Дверь открыла Наталья Алексеевна:
– Здравствуйте! Что же вы прошлый-то четверг не приходили, на блины? Раздевайтесь.
Гости прибывали. Но в квартире тесно не от гостей, а от книг. Полки начинаются сразу за вешалкой. Напротив вешалки открыта двустворчатая дверь в комнату, которая и есть «Книжная палата Конька-Горбунка». Здесь вдоль всех стен полки с книгами, причем книги не стоят, а лежат – так вместительней.
– Сегодня Петру Павловичу Ершову исполняется сто пятьдесят девять лет, – торжественно провозглашает Николай Иванович. – Мы не будем пересказывать биографию великого сказочника и не будем говорить непосредственно о его чудесной сказке. А поговорим о некотором участии этой сказки в предреволюционных делах.
В 1906 году писатель С.А. Басов-Верхоянцев выпустил в издательстве «Ручеек» книгу «Конек-Скакунок», содержание которой в завуалированной форме было направлено против самодержавия. Так как цензура это издание пропустила, то Третье жандармское управление решило его нейтрализовать весьма оригинальным образом – ровно через год оно выпустило книжку под названием «Новый Конек-Скакунок». Причем, ни автор, ни издатель не были указаны, только Санкт-Петербург – и все.
В первоначальном тексте сказки Ершова было несколько таких мест, которые не понравились цензуре. Например : «И с телегою пустой / Возвращалися домой» цензура заставила автора изменить на «И с набитою сумой возвращалися домой». Во всех последующих изданиях так.
Чувствуется, что Николай Иванович далеко не исчерпал себя, но время неумолимо бежит, торопит. Оказывается, в преддверии праздника Восьмое марта Николай Иванович решил порадовать участниц 902-го четверга чтением стихотворений известных поэтесс о весне и любви.
Уж тут Николай Иванович развернулся! Зазвучали стихи Риммы Казаковой, Юлии Друниной, Веры Инбер, Ларисы Васильевой, Юнны Мориц.
– Николай Иванович, а что-нибудь из Вероники Тушновой прочитаем? – Обозначил я свое присутствие, но на этот раз впопад (редкий случай!).
– Всенепременно! Как же я могу в такой вечер не читать стихов моей любимой поэтессы.
Со многими поэтессами Николай Иванович знаком лично. Не без гордости показывает и зачитывает дарственные надписи на книгах.
Завершается четверг, как уже давно заведено, чаепитием у самовара. Хлопотливая Наталья Алексеевна убирает со стола знаменитую скатерть, на которой вышито почти пятьсот факсимиле постоянных посетителей Суровежинских четвергов. А дочь Лиля вносит не менее знаменитый самовар, царствующий здесь с юбилейного Пятисотого четверга. Его так и называют Пя-тисотый самовар.
За чаем разговоры, разговоры, разговоры – настоящий театрально-литературный капустник. Интересно – «просто деваться некуда». Обстановка тепла, добра, задушевности.
Однако уже без четверти двенадцать, и скоро закроют метро. Прощаясь, и Наталья Алексеевна и Николай Иванович приглашают приходить на следующий четверг.
Но следующий четверг я уже был на Колыме, в далеком от Москвы поселке Стекольном. Суровежиным я, как и обещал, выслал две посылки с книгами Магаданских поэтов и прозаиков.
А недавно заглянул в Интернет. Два сайта рекламируют распродажу букинистических книг: «На первом форзаце экслибрис библиотеки Н. Суро-вежина». Ну, во-первых, «форзац» не может быть первым, так как он единст-венный. А, во-вторых, почему бы Государственной библиотеке РФ не выкупить библиотеку Суровежиных и не оформить ее как отдельный фонд? Это ведь гораздо дешевле футбольного клуба «Челси» или трёхмачтовой яхты. Ответ простой, как перпендикуляр, нет денег.