Глава 17
Сарафан оказался до невозможности короткий, но Эрнст так одобрил, что я почувствовала странную гордость за себя, и ещё очень сильно щекотало в груди. О том, что произошло на берегу объяснять всем несведущим в теме «Послания для Дины» было невозможно, потому что все только махали рукой и хохотали. Особенно, Боцман. Он заявил, что нужно к такой бредятине относиться так же как он, то есть, никак и даже злостно.
- Я не умею злостно! – воскликнула я, вертясь перед зеркалом с отколотым уголком.
Тая довольная своим шитьём рылась в старой деревянной шкатулке и вытащила оттуда звенящий браслет из покрытых налётом старости ракушек. Но это даже придало браслету более интересный вид. Она нацепила его мне на руку и вдруг увидела мои ладони. Лиля как раз совершенно недавно нарисовала на ноготочках белые великолепные маленькие розочки.
- Хочешь такие же? – Лиля подошла к Таиске, и та сразу закивала.
- Я сделаю! – Тая крепко обняла Лилю и поправила лямку моего нового сарафана.
Лиля походила вокруг меня, взяла с тумбочки расчёску и стала аккуратно чесать мои волосы.
- Какая же ты красивая, Дина, посмотри на себя! – вдруг воскликнула она, - да мне, чтобы такой быть, нужна помада, килограмм туши и ещё безобразный жёлтый цвет лица замазать.
- нет! – я не согласилась, - ты красивая…
- Мммм… - замычала Таиска. Указала пальцем на меня, себя и Лилю, развела руками, пытаясь объяснить, что мы все красивые. Я стала себя оглядывать. Волосы чуть выгорели после плавания, стали приятного и даже пепельного цвета, выросли. Глаза синие, губы матово-розовые, а щёки чуть подрумянились. Наверное, вот такой была моя мама. А ещё загорели плечи и шея.
Вдруг из глубины дома послышался крик Тюльпана.
- Какие танцы? Кто там придумал эту глупость? Ундина!
Позвал он меня полным именем, и я кажется, ещё краше стала выглядеть в зеркале. Странно это было слышать, но приятно. Мы переглянулись, и Эрнст, который всё это время торчал за раскрытым окном и бросался комплиментами, исчез.
Тюльпан вбежал в комнату с намерением метнуть самую свою страшную молнию, но проглотив первое, оставшееся непонятным слово в странно мычании, он застыл и медленно схватился правой рукой за голову.
- Ух… ты… - нараспев сказал он.
- Тюльпан, Дина ни разу не была на танцах, и мы решили…
Но Тюльпан уже покинул комнату, мы замерли. Через секунду он вновь появился в дверном проёме:
- Я с вами! – он улыбнулся и снова исчез.
Иван сидел надутый за столом и помогал Аркаше распутывать сеть, от которой несло рыбой и тиной. Ему тоже хотелось потанцевать с Лилей, но в город или хотя бы за десять метров к порту ему приближаться нельзя.
Когда Тюльпан «всё перевернул», как назвал это Эрнст, он даже стал чаще оправдывать свой названный, не официальный статус капитана. Боцман ходил рядом с ним, как Санчо Панса с Дон Кихотом, или как Филипп Кастон с храбрым сранником-волком - Этиеном Наварским. У Этиена ещё была огромная любовь с леди-ястребом по имени Изабо . Эту историю я очень любила слушать. Но папа редко мне рассказывал её. Только когда я болела, температурила. В такие дни я всегда лежала под одеялом, есть совсем не хотелось, а папа приносил какой-нибудь фрукт, тёплого молока или конфеты и рассказывал мне истории про Санчу Панса, про Наву и Изабо и ещё… самую интересную про принцессу морских пучин, которую полюбил одинокий путник. Я слушала, и не засыпала, в отличие от других детей. Я смотрела на кусочек неба, попавшего в оконную раму, и мечтала о своей истории, и «зуб даю!» - как говорит Аркаша, история, которая происходит со мной сейчас, переплюнула в раз сто мои мечты.
Боцман ходил вокруг Вани, успокаивал тем, что остаётся с ним, и что они пока порыбачат.
- Ага, глушить будем! – недовольно буркнул Иван, отбрасывая сеть, которая в его полных ладонях не хотела распутываться.
- Нет, - рассмеялся Аркаша, - морская рыба не всплывает, лёгочного пузыря у неё нет.
Я услышала Аркашин весёлый смех, и мы с Лилей вышли на крыльцо, поднялся ветер. Где-то там, в пучине зарождался шторм. Я в лёгких синих сандалиях чувствовала себя не уютно, но быстро привыкла. Лиля постоянно смотрела на меня и улыбалась. Она распустила рыжие волосы и в цветастом воздушном платье была похожа на героиню какого-то произведения.
Над нами темнело небо, но внутри, в душе, кажется, наоборот всё прояснилось. Нас с Лилей ещё больше породнило незнание и непонимание всего того, что происходит. Было трепетно и приятно ощущать, как недавно совершенно незнакомый мне человек вдруг становился значимым, любимым, как за этого человека болит сердце и как важно, что он рядом. Лиля медленно спустилась с крыльца и пошла в сторону моря, я поспешила за ней. Лиля вдруг за две минуты изменилась, стала немного хмурой, задумчивой. Она шла вперёд, всматривалась вдаль, и ветер трепал её волосы. Она была бледная, с резким красивым профилем, взрослая и смелая – моя Лиля. Я хотела задать ей какой-то вопрос, поговорить с ней, но молчала, было неловко и странно. Как вдруг они произнесла:
- Тебе нравится Тюльпан?
- Да, он хороший, и загадочный и знал моего папу и…
- Нет, нет… - Лиля остановилась, сняла туфли и утонула в рассыпчатом песке. Красная ниточка на её левой щиколотке, которую она носила для красоты, тоже скрылась под слоем жёлтого песка. Я посмотрела ей в глаза, там было беспокойство и скрытая надежда, - Тюльпан, он… он, понимаешь, не такой как все. И я хочу у тебя спросить, он тебе нравится как, ну, как мужчина, ни как друг или брат или наш капитан, как хочешь, а как мужчина, твой возможный избранник? – Лиля даже тяжело вздохнула, - ну? – взмолилась она, и огонёк надежды ещё ярче стал гореть в глазах.
- Лиля, мы много времени проводим вместе на корабле и…
- Дина! – вскрикнула Лиля, - просто скажи мне, да или нет?
Я покачала головой:
- Нет… - прошептала я одними губами, но она впилась взглядом мне в лицо и прочла по губам это заветное «нет», и она тут же улыбнулась, словно это и не Лиля была, до этой секунды.
Вдруг дверь дома скрипнула, и на крыльцо вышел Тюльпан, посмотрел на небо, закурил. Он был в белых широких брюках с синей рубашкой и мне стало даже не ловко стоять рядом с Лилей и так не вовремя думать о том, что он одет со мной в один тон. Но Лиля опытным взглядом художника сразу обратила на это внимание, но раннее моё признание, это «нет» было её соломинкой, даже настоящей палочкой-выручалочкой. Лиля была безнадёжно влюблена в загадочного капитана. Тюльпан увидел нас, помахал рукой, а я почему-то вспомнила, как билось его сердце, там, в шторм, в машинном отсеке и вспомнила белую ниточку на его кофте, и хруст кожаной куртки в лодке, усыпанное звёздами небо, и его глаза, из - под капюшона мокрого дождевика.
Сейчас он приближался к нам, и за ним, натягивая куртку, бежал Эрнст.
В центре играли на гитарах странную, ещё никогда мной не слышанную музыку. Вокруг танцевали разные, странные люди, они хохотали, много пили и кричали. Девушки цеплялись под локти мужчинам, мужчины, а большинство из них усатые бравые высокие моряки улыбались, и глаза их блестели, и абсолютно у всех были взлохмачены ветром волосы. Площадка для танцев была увешана золотистыми фонариками, женские тоненькие каблучки щёлкали по деревянной поверхности площадки, а тяжёлые ботинки моряков громко ухали. Я держалась за Эрнста, закрывала глаза и улавливала в этом гуле разные тонкие события, дыхание, звуки, слова: мужское громкое «ура» и звонкий женский смех, писклявое «ой», рассыпались бусы, совсем рядышком. Вот песня, гитара – одинокая… и вступают остальные две, «Мииитя!» - кричит далеко какая-то женщина, и снова «Мииитя!», вдруг знакомый голос: «Тюльпан!» - радостно кричит Лиля, и это заставило меня открыть глаза. Тюльпан закружил Лилю в танце, они смеялись и радовались, забыв про нас с Эрнстом, и вдруг мой спутник также отправил меня в центр пляски и ноги послушно приручались к музыке, выбивали сандаликами дробь. Мне казалось, что я сейчас в этом гуле голосов и музыки, так же бесшумна, как Тая каждый день. Я танцевала, и было так хорошо, такое новое настоящее ощущение. Вдруг музыка стихла, и все тяжело дыша, стали переводить дух. Мужчины, улыбаясь, наклоняются и хватаются за пояс, девушки, приводят в порядок волосы.
Вдруг на площадке стало как-то иначе, всё смолкло, и в эту непривычную тишину влилась ещё более странная, но очень красивая напевная мелодия. Грубый женский голос, похожий на плач понесло ветром по всему берегу. Тонкий унывный гитарный перебор разлился, и сердце застучало сильнее, поддаваясь палитре звуков, красоте звуков.
- Цыгане… - сказал Тюльпан, оказавшийся рядом с нами, Лиля розовощёкая и счастливая посмотрела на пришедших черноглазых гостей, мужчин в ярких расстегнутых рубашках, на женщин в платках и длинных юбках, у девушек моложе в чёрные блестящие волосы были вплетены цветы. Одна из них была очень красивой, и я долго смотрела на неё, пока её глаза не встретились с моими. Эрнст вздохнул, посчитав, что взгляд цыганки был адресован ему. Лиля настороженно взглянула на брата.
- Не смей, Эрнст… - прошептала она.
Но цыганка и вправду как-то беспокойно на него взглянула.
Вдруг их грустная мелодия сменилась весёлой и плясовой, все снова стали кричать, хлопать в ладоши, задорно свистеть. А молодая цыганка широко улыбнулась и, кивнув головой, посмотрела на меня и позвала собой. Я бесшумно прошла между танцующими парами и троицами, и поспешила за ярким жёлтым одеянием цыганки, мелькнувшим за соломенными, наспех выстроенными беседками (сегодня утром их тут не было).
Я, оборачиваясь, скрылась в одной из них. Там меня ждала цыганка.
- Меня называют Зазой… - сказала она, - а тебя?
- Дина… - я подала ей руку, она сжала её, и, взглянув на меня, осторожно повернула ладонь и всмотрелась в неё.
- Ты совсем не боишься, совсем не боишься – улыбалась Заза, я испугалась и одёрнула руку.
- Зачем ты позвала меня?
- Ты же сама попросила.
- Я?
- Да, ты хочешь знать ответ, потому что есть тайна. Я всегда хочу помочь людям, которые хотят раскрыть её.
- А как ты, как помогаешь?
- Ты издалека, ты пришла к нам по морю, и у тебя умерли родители.
Я кивнула, но не удивилась. Мне казалось, что это написано у меня на лбу ещё и после этих посланий.
- Ты увидишь всё. Ты не должна искать, а им… - она указала на площадку, где сейчас танцевали Лиля, Эрнст и Тюльпан, - поможет твоё сердце – она снова взяла мою руку.
- Я не понимаю! Что искать? Я не понимаю!
- Не ищи ответов.
- А сердце? Что ты имела в виду?
- Оно ведёт тебя. Оно всех ведёт. Только не спеши говорить «нет», никогда не спеши.
- А ещё, что ещё?
Я выдохнула, а цыганка не спеша вышла из беседки, как вдруг повернулась и спросила:
- Я только хотела тебя спросить, к тебе тоже прилетает чайка?
Я кивнула. Цыганка отвела чёрный взгляд в сторону и всмотрелась в пустоту, задумалась.
- Почему тоже? – вдруг раздался мой встревоженный голос, кода музыка стихла.
- И мать твоя тоже дружила с птицей, с чайкой. Вы не там, где должны быть. Ты и твоя мама, и отец, вы не там. Слушай своё сердце, Дина…
Заза быстро побежала к площадке, и волосы её развевались и блестели от фонариков. Я присела на скамейку в беседке и замерла. Уже не слышала ни танцев, ни голосов, я слышала только море, воду, и как ветер подгоняет её.
Я взрослела. Я чувствовала, как всё страшнее проснуться и оказаться дома, слышать звон посуды папиной мамы, слышать, как вздымается и хлопает от ветра плащ Смотрителя, что пришёл к нам и собирается войти. Я даже забыла, как звенит колокольчик над нашей дверью. Я забыла дом. Я только сейчас поняла, что стала забывать и запах в нашем доме, и даже какого цвета его крыша, я забыла. Я забыла лицо Смотрителя! Сейчас была другая земля, чужая, но она временная… важная, но временная. Всё важное не обязательно должно быть всегда. Значит, и случайное – не обязательно не нужно. Всё нужно. Море снова взволновалось, и вдруг девушки на площадке завизжали, пошёл дождь - настоящий ливень. Я вздрогнула, стало холодно. Вдруг в беседку вбежал взволнованный Тюльпан.
- Обыскались тебя!
Он тут же успокоился и даже не предложил пойти домой. Он спокойно сел рядом со мной, достал сигарету, посмотрел на неё и со вздохом выкинул:
- Ну, её… не буду больше.
Я улыбнулась. Тюльпан посмотрел на меня и после затянувшийся паузы покачал головой.
- Динка, Динка… как будто не было этих двадцати лет, как будто мне по прежнему … дцать – улыбнулся Тюльпан - я - молодой прохвост, а рядом Динка – отчаянная, красивая, смелая. Динка – кусочек счастья, человек, который никогда ничего не боялся, человек, который не верил только в одно…
- Во что? – спросила я, и голос мой задрожал.
- Твоя мама не верила, что море кончается. И лучше бы я не пытался доказать ей обратное. Потому что она была права. Знаешь, может, то что имеет границы, не обязательно закончено, оно же есть вечно, верно? Море есть вечно! Значит, оно не кончается.
- Конечно! – я улыбнулась и вытерла слёзы, - а те моря, которые высыхают, мы уничтожили их. Мы не любили эти моря.
Тюльпан вздохнул.
- Как моя мама познакомилась с отцом?
- Мы все тогда узнали Дину… она выбрала Лукаса, потому что…потому что она…да она полюбила его! – немного повысил тон Тюльпан, и спокойней продолжил, - они были красивые и счастливые, и я не жалею, что соединил их, точнее, что помог им быть вместе. Хотя бы в тот короткий срок, который они прожили на твоём родном острове, Дина, я не жалею, потому что теперь есть ты.
Я присела к нему ближе, но больше от холода, он обнял меня, и стало теплее.
Дождь не прекращался, где-то Лиля и Эрнст тоже скрываются от ливня. Площадка опустела, только ветер разбрасывал в небе, как искусственные звёзды мерцающие, то гаснущие, то вновь ярко вспыхивающие фонарики. Это последняя ночь на земле. Завтра будет море, и завтра мы будем засыпать в своих каютах после вечернего чая. Но уже что-то будет по-другому. Мы будем держать курс, мы будем плыть туда, где есть ответы, и ещё что-то будет иначе. Я крепче прижалась к Тюльпану, вздрогнула, и сердце затрепетало, почувствовала, как его горячие полные губы прикоснулись к моему лбу. Я закрыла глаза и вспомнила, как билось его сердце, тогда в шторм, в машинном отсеке. Так же, как сейчас. Как сейчас.
Глава 18
Иван и Боцман стали всех будить, когда солнце только коснулась востока и теперь медленно, но стремительно катилось выше. Находясь под впечатлением от вчерашнего вечера, я не засыпала. Всю ночь я просидела на берегу моря, на мокром песке, в белом испачканном сарафане, с накинутой на плечи кожаной курткой Тюльпана. Мысли за эту ночь приходили всякие. Я думала над словами Зазы – или она была такой замечательной провидицей или была знакома с моей матерью. Тюльпан почему-то ничего мне не говорил, он решил держать в тайне то место, куда мы собираемся плыть. Я догадалась и могла уверенно сказать, что мы доберёмся до родины мамы. И ещё эта статья про Тюльпана, в которой есть информация такого содержания, что грузчик из порта заявил Тюльпану, что ему верит. Значит, есть и те, кто не верит. Интересно, что там и как к этому относился Смотритель, отец Тюльпана, какие вообще у них отношения, если его сын удивился тогда, в ту ночь у бочки, узнав, что старик ещё жив? Вот бы сюда мою бабку, она точно что-то знает. Но вдруг я вспомнила слова Зазы – не ищи ответов, ты идёшь к ним. Солнце поднялось, и море приобрело немного зелёный цвет. Оно успокоилось, как и моё сердце. Одиноко качался на волнах наш корабль. Я вспомнила тот солнечный день, когда мы впервые ступили на борт, кто впервые, а кто и в сотый раз. Я подумала о том, какие мы все друг для друга были на самом-то деле чужие и непонятные.
Я услышала позади себя шаги, ожидала увидеть Тюльпана, но это был Итальянец.
- Я остаюсь, Дин… - вдруг заявил он, бухаясь рядом со мной на мокрый песок.
- Ты чего это так решил? – я улыбнулась и похлопала его по плечу. Кожаная куртка Тюльпана слетела с меня, и я заметила, что уже совсем не холодно. От вчерашнего дождя остался только мокрый песок.
- Скажи Тюльпану, пожалуйста. Я боюсь его, а тебя он слушает.
- Иван… перестань! Как это так?
Ваня нахмурился. Рот его страдальчески скривился, словно он вот-вот заплачет.
- Я столько проблем доставил вам. И ещё неизвестно как это отразиться на всех вас. Вы итак меня укрываете. Лучше без меня.
Я обернулась. Там, за зарослями готовились к долгому пути, и уже все, вероятно, проснулись.
- Пойдём, Вань, поговорим об этом с Тюльпаном.
Ваня помог мне подняться, ему немного стало легче, даже улыбнулся и мы медленно, но устало побрели к дому. Два не заснувших в эту ночь человека.
Тюльпан пил крепкий чай, сидя на деревянном столе в задымлённой от жареной рыбы комнате. Он рассматривал карты, что-то чертил и находился в глубоких размышлениях, и у него иногда от напряжения вздувалась вена на лбу. Ещё было очень рано, но Аркаша с Таей суетились и складывали в наши походные сумки какие-то банки, провизию, скопленную ими за долгое время.
- Да не надо, не надо… - мельтешил Боцман, - это же вам, это ваше! Нам не надо.
- Нет уж… - бурчал Аркаша, - неизвестно, сколько вам нужно будет пробыть на воде.
Тюльпан этого не замечал. Вокруг него и всех нас творился сумбур, вчерашние танцы всех сбили с толку, но только, ни его. Тюльпан мельком взглянул на суматоху, и заметил меня. Оглядел, задумался на секунду.
- Ты не спала?
Я покачала головой. Он снова уставился в карты и полез в пачку, за сигаретой, но спохватился и одёрнул руку.
Эрнст встретил нас, лучезарно улыбаясь. Причём, он показался мне каким-то подозрительным.
- О, Итальянец, пошли со мной готовить лодки! Возьми собой канаты, они там, у крыльца.
Иван немного замешкался, но Эрнст был так решителен, что возражать ему было неудобно. Ещё так торопился, словно корабль уже отходит. Иван прошёл за ним, и в комнате стало мгновенно тихо. Аркаша и Тая возились на кухне. Тюльпан снова на меня посмотрел.
-Ты собрана?
Я отрицательно покачала головой. Тюльпан усмехнулся:
- Думаешь, остаться?
Я подошла к картам, совершенно ничего не понимая, стала улавливать только отдельные названия, которые мне казались слишком скучными.
- Ты знаешь, Иван не хочет ехать.
Тюльпан только что-то промычал и вместо сигареты засунул в рот карандаш.
- Что ты думаешь по этому поводу?
- Куда он денется здесь. – Шепелявя из-за карандаша в зубах, спросил Тюльпан и стал рыться на столе, в поисках нужного листа.
Вдруг в комнату, непривычно шумно для себя вошла Тая с большим казаном, наполненным водой. Она тащила его к крыльцу. Ноги на раскорячку, лицо красное, а увидев меня, широко улыбнулась.
- Ой, Тюльпан, помоги Тайке, ей нельзя!
Он замешкался, выплюнул карандаш и вынес кастрюлю на улицу, повесив на установленные штыки над костром.
Вошёл, вытер руки о бока своих белых брюк и принялся за своё дело. Тая стояла на пороге ещё минуту, наверное, так выражала благодарность и поспешила на кухню, где было слышно, как Аркаша чистит рыбу. Убегая, она столкнулась с Боцманом, а тот с кружкой чая и босиком вошёл в комнату, напевая ту песню про пиратов и майскую ночь, которую папа и Смотритель пели на берегу в день моего рождения и маминой смерти.
- Она тягает эти кастрюли каждый день, почему сейчас-то нельзя? – тихо спросил Тюльпан.
- Она ждёт ребёночка.
- Серьёзно?
- Неа… – Боцман отхлебнул с кружки, - Аркаша сказал, она всем уже треплет на протяжении года, что ждёт ребёночка. Не может она, не будет у них ляльки.
Я ошарашено взглянула на Боцмана, а Тюльпан и вовсе не предал этому значения. Я только успела заметить, как за чуть приоткрытой дверью на кухню мелькнуло странное и доброе Таискино лицо.
- Чего ты? – донёсся голос Аркаши.
Мы сошлись на том, что Иван едет с нами. Боцман не захотел отпускать на произвол судьбы хорошего парня, а Тюльпан продолжал идти на поводу у собственного равнодушия.
Тая и Аркаша махали нам руками, и Аркаша кричал, чтобы мы приезжали ещё. На корабле нас уже ждали Эрнст и Иван. Лиля, не выспавшаяся и усталая, сидела в лодке с Тюльпаном, и ветер развевал её волосы. Она постоянно прибирала их назад, но они не послушные, всё время попадали в глаза. Я смотрела на неё и не могла понять, не могла сообразить, что со мной происходило. Это же Лиля! Да, моя Лиля, моя лучшая единственная, замечательная подруга, но что не так? Вдруг я почувствовала к ней острую неприязнь, не хорошую, тянущуюся, причём мне не хотелось сейчас избавиться от этой неприязни, мне захотелось усугубить её что ли, в чём-то разобраться. Тюльпан – вот в чём причина. Я чувствовала к Тюльпану другую теплоту, не ту, что чувствую к Боцману или Эрнсту, да даже к тому же Ивану. Тюльпан, он как то - единственное, чего, кажется, не хватало. Он, вёз Лилю к кораблю, обогнал нас с Боцманом и молчал, только усердно работал вёслами, и рубашка на спине вся взмокла, обросшие каштановые волосы тоже взмокли на затылке, а он в отличие от старика-Боцмана даже бесшумно дышал.
Солнце играло с водой, бросало блики, заливало всё море. Небо облачное, и белые пушистые облака плыли вместе с нами в сторону корабля. Казалось, что мы возвращаемся домой, покидаем песчаный гостеприимный берег, но сейчас подымимся на борт, соберёмся на юте и отправимся в наше путешествие. Боцман грёб медленно, а мне хотелось спать, и, кажется, я уже начала проваливаться в сон, как со стороны берега послышался шум. Я открыла глаза и всмотрелась на пышный разноцветный цыганский табор. Впереди них бежали маленькие ребятишки, кричали и улюлюкали, махали нам, и вдруг я стала замечать, как маленькая фигурка в пышном жёлтом одеянии ближе приступила к берегу, отстранилась от других и не смело помахала рукой. Она осталась стоять, пока шумная поющая толпа шла вдоль берега, бренча на гитарах. Заза села на песок, распушив вокруг себя юбку, и к ней подбежал маленький мальчишка. Она указала на мою лодку мальчику, и тот стал махать мне ручкой, я в ответ подняла руки, и Заза, взяв ребёнка, вошла в море. Море окутало ей ноги, схватило жёлтый подол, а чёрные длинные волосы красиво трепал морской ветер. С плеч её слетел лёгкий дымчатый платок с большим алым цветком. Мальчишка весело захохотал и попытался поймать его, но ветер-бродяга не позволил ухватиться маленькому кулачку за его край, платок ещё долго плавал по воздуху, пока не прикоснулся к синей волнующей глади солёной морской воды.
Я не заметила, как мы уже вплотную приблизились к кораблю, Тюльпан скинул канаты, и Боцман быстро поднял нас наверх.
- Ну вот, дома… - вздохнул он и по-хозяйски отправился в машинный отсек.
Цыганский табор продолжал идти вдоль берега, а Заза стояла по колено в море, и её платок качало море.