Валентина сидела у окна, прижав обеими руками к своей груди тяжелую пуховую подушку. Эту подушку ей на свадьбу подарила мать. Она была плотно набита куриным пухом, вперемешку с мелким пером, чтобы пух не сбивался в комки. Но этого не избежать, несмотря на то, что Валентина раз в год распарывала брюхо подушки, перебирала пух и перья, стирала в ванне, сушила на солнце и снова паковала в новый наперник из плотного тика. Была и вторая подушка, для мужа. Но после развода муж забрал её с собой. Прихватил и большое лоскутное одеяло, которое, якобы, тёща дарила лично ему. Валентина не сопротивлялась. Забрал, так забрал. Только бы больше не возвращался. Надоели его пьянки-гулянки неделями, да нищета хроническая. После его ухода Валя сразу же поменяла в своей жизни все: работу, квартиру, подружку, которая приютила её мужа вместе с подушкой и одеялом.
Устроилась разведёнка на рынок продавцом. Торговала вначале собачьими шубами, потом перешла на турецкие дублёнки. Накопив немного денег, решилась сама поехать в Турцию и закупить первую партию товара. Всё получилось. И начала Валюша своё дело. Не спеша, понемногу, раскручивала свой прибыльный в то время бизнес. Наняла продавца, так как самой стоять в торговом зале уже стало некогда. Приходилось частенько ездить за товаром, вести бухгалтерию, да и отдыхать она стала не в простых советских санаториях, а в заграничных пансионатах, где все включено. Муж пытался добиться возврата назад, к Вале, набивался в помощники. Но Валентина даже и слушать ничего не желала. Отрезанный ломоть. Никакого прощения. Ни мужу, ни подружке.
Появились деньги. Рубли Валя меняла на доллары. Часть вкладывала в товар, остальные… в подушку. В свою, пуховую, единственную, надёжную хранительницу всех сбережений. Сворачивала податливые доллары плотной трубочкой, обматывала кусочком нежного целлофана, перетягивала цветной резинкой и засовывала в маленькую дырочку внутрь подушки. Дырочку зашивала, хорошенько взбивала пух и, поглаживая пухлые бока мешка с деньгами, читала ведомые только ей молитвы. Денежные рулончики абсолютно не прощупывались. И надежно были утоплены в пуховой пучине. Кто ж догадается, что сейф с деньгами красуется в наволочке с рюшами на роскошной постели с многочисленными подушками, подушечками и думочками. Любила Валентина понежиться среди этого изобилия подушек! И любовники посмеивались над её причудами. Частенько просыпаясь на огромной пуховой подушке они и не подозревали, что сон их протекал на своеобразном сейфе. Тут уже посмеивалась про себя его хозяйка.
Дочь с внуками жила в северной столице. Приезжала редко. Раньше, когда позволяло здоровье, Валя сама частенько наведывалась к дочке с кучей подарков и денег. А сейчас и ей невмоготу и у дочки забот полон рот. Свои внуки, с которыми особо не разгуляешься. Валя заводила разговор с дочерью о наследстве. И особенно настаивала забрать себе подушку пуховую, как память о бабушке и о ней самой. Дочка смеялась, отшучивалась, что своего барахла полно, но обещала подушку забрать себе. Валюша несколько раз ей рассказывала, что жарким летом обязательно пух надо будет постирать, хорошо просушить и снова забить в плотную наволочку. Таким образом она надеялась, что после её кончины дочка обнаружит все сбережения матери и будет ей очень благодарна за неожиданное богатство.
Время шло. Валюшка понимала, что наступает конец. Болезнь основательно поселилась в ней. А мук и быть обузой для дочери ей совсем не хотелось. Обняв свою подушку, набитую пухоперовой смесью вперемешку с долларами, она приняла решение. Позвонила дочке. Поговорила. Пошутила, посмеялись, напомнила про подушку. И…, к утру, позвонив в скорую, сообщила, что умирает, плохо с сердцем, выпила смертельную дозу таблеток.
Прошло полгода. Приехала из Питера дочка, чтобы продать квартиру. Покупатель нашёлся быстро, забирал недвижимость вместе с мебелью и кое-какой утварью. Остальное решили вынести на помойку. Дочь торопилась. Дома ждали внуки, работа, заботы. Выносила на мусорку без разбору всё подряд. Её злило, что мать не оставила никаких сбережений, никаких счетов и сберкнижек. Ведь должны были быть деньги, понимала дочь, мать часто намекала, что ей хватит до старости её накоплений. Но где они? Была обследована вся квартира, все углы и стены, но… ничего не нашлось. Перетрясла все книги, перебрала всю посуду и шкафы - бесполезно. Ничего. Передав ключи новому хозяину, она ни о чем не жалея, хлопнув дверью, уехала из города своего детства с чувством обиды и досады на мать.
Два бомжа копались в мусорке, выдергивая друг у друга находки. На дне контейнера лежали подушки. Их было много. Они были разных размеров. В ярких наволочках с оборочками. Пашка выбрал себе самую большую, тяжёлую, взвалил её на плечи и пошёл в подъезд двухэтажного дома, где давно обосновался под лестницей. Баба Маша, которая жила на первом этаже, иногда прикармливала его кашей, посыпанной сахаром, выносила в банке кипяток. Оставляла куски хлеба на подоконнике. Остальные жильцы Марию Степановну поругивали за это, но Пашку не гнали. Вел он себя тихо, не гадил. И обо всех всё знал - кто куда уходил, во сколько и когда возвращался. Типа нелегального консьержа пристроился Паша.
Вот уже два дня Пашки нет на месте. Мария забеспокоилась. Перебрала под лестницей немногочисленный Пашкин скарб. Обнаружила подушку в яркой наволочке с оборками, завернутую в рваное одеяло. Ей как раз нужна была такая подушка. Сын вернулся к ней в дом: не вовремя вернулся к себе домой, поймал жену с другом в постели. Даже вещи не забрал. Пришёл к матери. Стал выпивать, причём часто и помногу. Потерял работу. Мария Степановна ничего не могла с ним поделать. Не слушал сынок мать. Страдал, не мог пережить измены любимой жены.
Мария убрала с дивана старый отцовский полушубок, завёрнутый в простыню и подложенный под худую старенькую подушку. Для удобства. Сняла с находки наволочку с оборками, надела свою старенькую, но чистенькую. И положила сверху тощей подушки. Полюбовалась. Порадовалась в душе, как удобно сыночку будет теперь спать. Ушла на кухню варить борщ. Сын пришёл, как всегда в последнее время, пьяный и возбуждённый. Начал просить у Марии денег на выпивку. Но получив отказ, схватил нож и ринулся на мать. Мария успела схватить подушку с дивана и прикрыться ею. Нож вонзился в пуховую мякоть. Сын схватился за голову, испугавшись содеянного, сел на пол и зарыдал.
Утром Мария пошла к соседке, чтобы та ей продела нитку в ушко иголки. Зашила на плотном напернике дырку от лезвия ножа, чтобы не лез пух, и водрузила её под голову несчастному сыну. Сын, кстати, после этого события пить бросил. Видимо стресс от содеянного привел его в чувства. Он простил жену. Вернулся домой. Мария Степановна осталась снова одна. Пашка так больше и не появился в подъезде. И весь хлам из-под лестницы был бабой Машей выброшен на помойку.
Через год не стало и бабы Маши. Сын загрузил в грузовик немудреный скарб матери, уложил в старую простыню постель и завязал узлом. Когда закинул узел в кузов грузовичка, он развязался и из него выпала большая подушка. Парень поднял её, подержал в руках, вспомнил, как в пьяном угаре пронзил её ножом, чуть не погубив мать. Пошёл с ней к своей машине. Но, передумав, вернулся, забросил пуховый злополучный сейф в кузов поверх всего скарба, махнул водителю рукой, дав разрешение ехать на городскую свалку.
Машина тронулась. И исчезла из виду. Сын взгрустнул, проводив взглядом знакомые с детства вещи, смахнул не прошенную слезу и уехал из родного двора навсегда. Машина с ненужными никому вещами выехала на проселочную дорогу. На ухабах вещи дружно подпрыгивали вверх, подбрасывая и мягкую подушку. Она выпрыгнула из кузова машины на дорогу. И оставалась лежать посреди дороги белым бугром, пока перед ней не остановился старенький «жигуленок». Хромой водитель вышел, поднял подушку за угол, осмотрел со всех сторон и, закинув её в багажник своего дряхлого авто, тронулся с места. Даже не подозревая, каким он стал, в эту минуту, богатым…