Внучки-бабушки. Бабушки и внучки… Их связь порою удивляет, восторгает, очаровывает и песок времени не властен. Любовь, любовь и как не странно – бывает и непонятное психологическое отвержение. Отвержение как способ забыть о смерти, отвержение бабушек внучками или наоборот, внучек бабушками. Но эти невидимые нити переплетения судеб тянутся через смех и слезы, через тоску и радость, через нежность и любовь, через подаренное старое колечко или гребень. Через любовь странную порой, любовь, порой закрученную в спираль рисунков жизни, любовь поглощающую, всёсъедающую или отталкивающую и заставляющую забыть о ком-то.
******************************
«Не трожь!» - грозно и с дрожью воскликнула она и со всей силы шлепнула ей подзатыльник. Град слез Лелички еще больше ее гневил и вызвал бурю слов. Это были слова предупреждения, слова о том, как надо жить, вернее выживать.
Большая, грузная и седая, бабушка Василина Фатеевна прошла как она любила говорить, через многое. Многое – это и гражданская семнадцатого, когда белого били пока тот не станет красным, а красного пока не побелеет, это и боль и весь ужас сороковых, это и голод, когда за зернышки, собранные на поле пришлось сидеть. И теперь всю свою боль души, ту боль и страх Василина Фатеевна выразила в коротком : «Не трожь!»
Не трогай детка, а-то уведут. Куда-то в ночь, в темное поле, в сырую темницу. Не трожь, детка, а-то опасно. Не трожь.
Василина Фатееевна всегда рада была посидеть с внучкой, но та почему-то не любила у нее бывать. Ничего нельзя было трогать. А так хотелось достать все те блестящие и переливающиеся солнечным светом фигурки, стоящие в серванте. А для чего тогда они вообще нужны? Леле хотелось играть. Конечно, ей же всего четыре.
Но бабушка была непреклонна.
Она брала внучку к себе на колени и, обняв своими страдальными сморщенными ладонями, прижимала к теплой груди и так они сидели на стуле возле закрытого стеклянной дверцей сервантом набитым всякими фигурками. И смотрели, смотрели.
Трогать было нельзя.
****************
…Ларисе было невообразимо больно и обидно, что роды совсем не так проходят , как она себе представляла. Капельницы, тревожный взгляд акушерки на пикающее КГТ и руки, руки. Ларисе все время хотелось убежать от этих рук, ныряющих куда-то в ее тело.
А потом сладкий яд наркоза, белый потолок и яркие лампы. И холод. Невообразимый холод с дрожью. И почему-то воспоминание о бабушке, как та подкрывает еще одним одеялком сверху и приговаривает: «…вот так теплее, вот так теплее буде тебе…».
-Так вам будет теплее, - сказала медсестра и накрыла Ларису еще одним одеялом сверху.
Потом из реанимации в палату перевели на вторые сутки. Подходили люди к кровати. Меняли грелку со льдом, дали пить. А потом принесли сверточек и оттуда два глазенка с улыбкой кажется уже тянулись взглядом к маме.
Палата, ребенок рядом в прозрачном кювете. Одеяло из реанимации.
-А кому отдать одеяло? – вопрос на обходе.
-Пусть будет у вас. Так вам будет теплее.
Выписка и тревожный взгляд в толпу встречающих.
-А баба? А где баба, мама?
Лариса машинально садится на заднее в машину.
-Нету бабы. Умерла…Не волнуйся-не волнуйся…Ты так, - а сама плачет,- умерла часа через три когда тебя увезли в роддом наша баба…Вот , одеялко тебе. Держи – будет теплее…
****************************
-Не пускай ее сюда,- хрипела Галина Андреевна.
-Ну куда ты лезешь, ну куда? – отдергивала мать годовалую Аню от двери комнаты, где лежала уже третий месяц ее собственная мама.
Галина Андрееевна нечаянно упала, подскользнувшись, на ледяной корке асфальта и сначала вообще не понимала что произошло. Автоматически рука нащупала мобильный в кармане и Галина Андреевна набрала дочери.
-Перелом мениска, - константировал травматолог осмотр рентген-снимка.
Дочь все чаще по вечерам хмурилась. Она смотрела в окно и мысль, что невидимая ей сила теперь ассиметрично развернула их отношения с матерью. Теперь мама нуждалась в ней, теперь она покупала ей одежду, еду и лекарства. И медленно наблюдала как истончается мамино тело. Как плоть ее становится все дряблее, тоньше и беззащитнее. Остеопороз, собственно из-за которого и произошел перелом колена, веял тихим зловещим шепетом: «Посмотри, вот и ты также…посмотри…будет…будет».
-Ешь , ешь я сказала,- с остервенением она запихивала творог в стиснутый рот Ани маленькой серебряной ложечкой.