Зов крови
Глава 4,
в которой рассказывается, как виконт Андрэ де Сен-Лис,
пилот французских ВВС, спешит домой с войны,
и о событиях осени 1917 года в России,
приведших к появлению семьи его жены во Франции,
а также о чудесном Рождественском празднике во дворце Юсуповых.
Франция, июнь 1940 г
Капитан ВВС Франции (Армэ де л’Эр) виконт Андрэ-Пьер де Сен-Лис, призванный в 1939 году из резерва, а сейчас, в июне 1940 года, после разгрома Французской армии и позорного перемирия, по сути – сдачи и поражения, пробирался в своё родовое гнездо – небольшой шато вблизи деревушки Сен-Лис, километрах в 25-30 от Тулузы. Шато был выстроен рядом с развалинами средневекового замка, разрушенного ещё во времена войн с катарами.
Закончилась «странная», «сидячая» война – такое название получили боевые действия на Западном фронте в период от объявления Францией и Великобританией войны Германии (3 сентября 1939 г.) до начала немецкого блицкрига (10 мая 1940 г.). В ответ на оккупацию Гитлером Норвегии, война было развернулась в настоящую, но буквально за несколько недель войска союзников, изрядно потрёпанные в стремительных сражениях, в панике эвакуировались в Дюнкерке на кораблях, бросая технику и снаряжение. Победоносная Германская армия, почти не встречая серьёзного сопротивления, захватила Бельгию, Голландию и вошла в объявленный свободным городом Париж. Было подписано перемирие, по которому Северная часть Франции, включая Париж, оказалась под оккупацией немецких войск, а французское правительство, возглавляемое престарелым маршалом Петеном, обосновалось в городке Виши. Но оно ничего не решало… Не оккупированная на бумаге, Южная часть Франции, где находилось шато нашего героя, фактически, тоже управлялась немцами, они чувствовали себя хозяевами и здесь.
3 июня 1940 г. люфтваффе осуществили операцию «Паула» – налет 300 бомбардировщиков на важные военные и промышленные объекты в окрестностях Парижа. Французская система оповещения откровенно «проcпала» противника, и истребители поднялись в воздух уже вдогонку уходящим на базы «бомберам». Группа истребителей, где служил капитан виконт Андрэ-Пьер де Сен-Лис, выслала все свои 19 исправных «хоков» в район Реймса, где они встретили три десятка Дорнье Do-17, сопровождаемых множеством истребителей Bf-109 и Bf-110. Прорваться к бомбардировщикам им так и не удалось – численно превосходящие истребители противника сумели связать боем французов. Командир группы командан Жак-Луи Муртэн «сел на хвост» Bf-110 и сбил противника. Ещё одного «сто десятого» уничтожил су-лейтенант Парнье. Следом Парнье сбил и Bf-109, но второй «мессер» зашел ему в хвост. С первых выстрелов немецкому пилоту удалось ранить Парнье, но от, казалось, неминуемой гибели его спас сержант-шеф Брессо, сбивший немца. Парнье и другому участнику боя, лейтенанту Перине, также получившему ранение, удалось посадить свои «кертиссы» в поле. А вот капитан Андрэ-Пьер де Сен-Лис погиб, врезавшись в землю. По крайней мере, так считали его сослуживцы, видевшие, как истребитель виконта, охваченный пламенем, стремительно нёсся к земле, и взорвался, едва её коснувшись. Выжить было невозможно. Правда, сержант-шеф Брессо буквально за мгновение до взрыва увидел, как из самолёта вырвалась ярко-синяя вспышка, и силуэт пилота, пытающегося выбить заклинивший фонарь, исчез. Но он приписал это видение усталости глаз. Да и размышлять об этом было некогда, на него вновь навалились «мессеры».
… Андрэ очнулся в смутно знакомом месте. Он лежал навзничь на деревянном полу, и в глаза ему светили яркие лучи солнца, пробивающиеся сквозь цветные стёкла витража. Где он и как он попал сюда? Капитан огляделся. Да, без сомнения, место знакомое – небольшая часовня километрах в тридцати от родного шато Сен-Лис. В юности он бывал здесь неоднократно, и хорошо запомнил вот этот витраж с изображением святого Андрея Первозваного, своего небесного покровителя.
Так, с местом определился. Остался самый важный вопрос – как он смог попасть сюда? Последнее, что помнил Андрэ – он идёт в атаку на «мессер», но попадает под огонь подкравшегося сверху, из мёртвой зоны, противника. Пули повредили замок фонаря, и Анри не смог открыть его, чтобы с парашютом спастись из полыхающего, не слушающегося управления истребителя, с нарастающей скоростью несущегося к земле. Нестерпимый жар охватил всё тело, уже горел лётный комбинезон.
- «Святой Андрей, спаси!» - мелькнула отчётливо мысль, и мир вокруг погас. Когда Андрэ очнулся, он уже был здесь, в часовне, в обгорелом комбинезоне, но почему-то без следов ожогов на теле. Ничего не понятно!
Виконт с трудом допускал, что ему удалось всё же покинуть горящий самолёт, и как-то открыть парашют, а потом добраться сюда, но он ничего такого не помнил!
Надо было что-то делать. Андрэ вышел из часовни, огляделся. Да, память его не подвела – это действительно была та самая, знакомая часовня.
- «Ладно, потом разберусь» - решил капитан - «а сейчас нужно срочно домой, в родное шато, благо оно уже недалеко»…
Здесь жил его престарелый отец Жан-Поль де Сен-Лис, старый рубака-кавалерист, в Первую мировую рубивший бошей в лихих кавалерийских атаках, а сейчас сломленный старыми ранами и возрастом. В отсутствие молодого виконта, служившего в Северной зоне воздушных операций – ZOAN (Zone d’Operations Aeriennes Nord), включавшую побережье Па-де-Кале и границу с Бельгией, с шато и хозяйством управлялась его жена. Анна Михайловна, в девичестве Семёнова, дочь полковника царской армии Михаила Степановича Семёнова, эмигрировавшего из охваченной революционной междоусобицей России во Францию в 1918 году, оказалась не только красавицей, но и рачительной хозяйкой.
* * * * *
Россия, ноябрь 1917 г – Париж - шато Сен Лис 1927 г
Отец её, полковник Семёнов, считал для себя невозможным участвовать в братоубийственной войне, развязанной в России после большевистского октябрьского переворота 1917 года. Тогда его полк, почти в полном составе, перешёл на сторону большевиков, и стал брататься с немцами. А затем, перебив почти всех своих офицеров, пытавшихся прекратить разлагающую революционную пропаганду и вернуть полк в окопы, дезертировал с фронта.
Михаила Степановича не тронули – он пользовался в полку хорошей репутацией, не издевался над солдатами, а наоборот, наказывал офицеров, позволивших себе лишнее. По возможности, полковник заботился о нижних чинах – они были сыты, обмундированы, он не водил их в бессмысленные самоубийственные атаки на немецкие пулемёты, а учил выживать в тяжёлых фронтовых условиях. Зато они рыли, как кроты, укрытия против вражеских артиллерийских обстрелов, и, хотя руки у солдат покрылись кровавыми мозолями, боевые потери в его полку, по сравнению с соседними частями, были незначительными. Поэтому председатель солдатского комитета, пожилой фельдфебель Хрипко, накануне намечавшихся событий, настоятельно порекомендовал господину полковнику (титулование в армии после «революции» было отменено, и «благородия» с «высокоблагородиями» остались в прошлом) «немедленно тикать из полка, а то потом поздно будет».
Здраво поразмыслив, что уже ничего решительно предпринять невозможно, власть поменялась, и вооруженное сопротивление этой власти может привести только к неоправданным жертвам, полковник вернулся в Петроград за семьёй. Там, в старом отцовском особняке, в котором прошло его детство, он встретил находившегося в отпуске по ранению, после госпиталя, родного младшего брата, артиллерийского полковника Андрея Степановича Семёнова. После ранения в ногу, тот был малотранспортабелен, передвигался с трудом, опираясь на массивную трость с серебряной ручкой.
План Михаила выбираться с семьями через Финляндию, Швецию и Англию во Францию, Андрей воспринял скептически:
- Не с моим нынешним здоровьем через границы бегать. Да и Родину в тяжкий час оставлять не хочу…
- Подумай, ну что ты можешь сейчас сделать? – горячился Михаил. – Страна рухнула в тартарары – разруха, поражения на фронтах, нормальной власти - и то нет. Надо спасать семью. Потом, когда всё устаканится, вернёмся – военные специалисты России понадобятся. Но сейчас – это чума. Озверевшие солдаты и матросы убивают прямо на улицах столицы офицеров и прилично одетых людей. Вчера видел, как четверо пьяных матросиков штыками тыкали даму, заставляя её снять шубу и драгоценности. Когда я попытался их урезонить, один из этих «революционных матросов» направил на меня винтовку и передёрнул затвор. Хорошо, что я успел выстрелить первым – положил троих, а четвёртый, трезвея на глазах, упал на колени, бросив винтовку, и, заливаясь слезами, стал умолять меня отпустить его…
- Ну, а ты?
- Пришлось его тоже пристрелить, он меня видел, и мог навести на меня своих дружков – бандитов. За себя я не боюсь, но мои девочки… Когда я представил, что эта пьяная мразь так пристаёт к моей жене или дочери - у меня сорвало в голове все моральные ограничения, и я стрелял не в людей, а в бешеных собак. Но я не хочу и дальше убивать своих, русских. А если я здесь останусь, придётся делать выбор - с кем я. Царя, которому я давал присягу, уже нет, и восстановить его на троне невозможно, слишком уж слабым государем он оказался… Да и другие Романовы не лучше. Временное правительство оказалось донельзя кратковременным, не успев ничего доброго сделать для России. А власть этого отребья, этих «рэволюционэров», я воспринять, как законную, не могу. Ты знаешь меня, я не трус, и под пулями, не кланяясь, ходил в атаки против врага. Но сейчас всё перевернулось с ног на голову, и я в полном замешательстве…
- Да, ситуация, действительно, аховая. Но я не могу бросить Родину, даже если бы моя проклятая нога не была изувечена. Я остаюсь. А там, как Господь распорядится. Бог не выдаст – свинья не съест.
- Андрей, я уважаю твоё решение, но, может, ты отпустишь со мной Александру Павловну с дочерью? Я обещаю заботиться о ней и Оленьке, как о своих родных жене и дочери. Здесь сейчас очень опасно, и я не хочу, чтобы они пострадали…
- Нет. Сашенька – жена русского офицера, и разделит судьбу мужа. А Оленька ещё слишком маленькая, чтобы перебираться через столько границ во время войны. Моё решение окончательное, ты знаешь, если я решил…
- Да знаю, знаю твою упёртость. Ну ладно, брат, если так – не буду больше настаивать. Давай обнимемся на прощание, одному Господу известно, свидимся ли ещё…
Братья крепко обнялись, трижды, по русскому обычаю, расцеловались, и Михаил, не оборачиваясь больше, твёрдым шагом пошёл на выход. Он делал отмашку только правой рукой, по давней привычке как бы придерживая левой несуществующую уже шашку. Андрей перекрестил его удаляющуюся спину, и прошептал:
- Возможно, ты и прав, Миша. Храни Господь тебя и семью твою на чужбине.
И его пересохшие губы зашептали молитву о странствующих и путешествующих…
То ли молитва брата, то ли Госпожа Удача позволила Михаилу с женой и дочерью благополучно добраться до города Парижа, где они и обосновались.
Семёновым удалось вывезти часть родовых драгоценностей, поэтому на первое время денег хватило, чтобы снять квартиру в недорогом доме и открыть своё небольшое дело – велосипедную мастерскую. В послевоенной Франции велосипеды пользовались большой популярностью, как недорогое и экономное транспортное средство. Михаил набрал в свою мастерскую несколько русских эмигрантов – бывших солдат и офицеров, в том числе из Русского экспедиционного корпуса во Франции, покрывшего себя славой в сражениях против германцев. Доходов особо больших не было, но хватало и семье на жизнь, и для поддержки русских эмигрантов, отчаянно нуждающихся в помощи.
Жена Михаила Степановича, Мария Константиновна, в девичестве Бахметова, уговорила мужа разрешить ей работать, и устроилась в помощь своей петербургской знакомой - княгине Ирине Александровне Юсуповой, жене скандально известного князя Феликса Феликсовича Юсупова, графа Сумарокова – Эльстон (убийцы этого жуткого мужика, Гришки Распутина), в модное ателье. У неё же на суаре Мария встретила другого своего знакомца по Петербургу (мир, действительно, очень тесен) – виконта Жан-Поля де Сен-Лис, с сыном Андрэ. Старый виконт вскоре вернулся в свой шато Сен-Лис вблизи Тулузы, а Андрэ, учившийся в Париже на авиатора, зачастил в гости к Семёновым. Делая вил, что очень увлечён работой велосипедной мастерской, и заинтересованно расспрашивая полковника о России, откуда сам уехал ещё ребёнком, в 1914 году, вскоре после вступления Франции в мировую войну, Андрэ незаметно (как он наивно полагал) любовался дочерью гостеприимных хозяев, красавицей Анечкой. И та, застенчиво улыбаясь и мило краснея, выпытывала, не страшно ли летать на аэроплане и правда ли, что земля с высоты кажется маленькой – маленькой. Мария Константиновна, издали наблюдавшая за тем, как воркуют молодые люди, с доброй улыбкой думала: «Хорошая пара для нашей Анечки. Из рода почтенного, не беден, образован. Да и красавец. Детишки хороши будут… Вот только жалко, что не нашей веры».
Недолго думая, страстно влюблённый Андрэ сделал предложение руки и сердца Ане, и попросил благословения у полковника и его супруги. Предложение было благосклонно принято, правда, возник вопрос о вероисповедании. Полковник вспоминал Господа только перед боем, а Мария Константиновна была набожной, и вопросы веры для неё были принципиальны. Андрэ ответил, что этот вопрос он уже предварительно обсуждал с отцом, и, с его согласия, готов принять православие.
Прослезившись, Мария Константиновна с радостью благословила дочь и её жениха. Андрэ был крещён по православному обряду, и принял имя Андрей. А после окончания лётной школы, Андрэ (Андрей), испросив разрешения командира, венчался с Анной Михайловной. Оба обряда были проведёны старым сослуживцем Михаила Степановича, полковым батюшкой отцом Досифеем.
Весной 1927 года в шато Сен-Лис родился маленький виконт Поль (Павел), названный в честь деда, и крещёный по православному обряду специально приехавшим для этого из Парижа всё тем же отцом Досифеем. Счастливые дед Михаил с бабушкой Марией, приехавшие с ним вместе на это важное событие, не могли нарадоваться на внука. Опущенный в купель, он не заголосил, как обычно делают все младенцы в такой ситуации, а улыбнулся беззубым ртом, и ещё шире распахнул свои ярко синие, как весеннее небо, глаза.
-Герой! - восхитился дед.
Старый виконт, ввиду болезни ног сидевший в кресле, накрытый тёплым пледом, тоже одобрительно улыбнулся и сказал по-русски, с почти незаметным акцентом (сказалось многолетние проживание в Российской Империи – в Санкт – Петербурге, Москве и ещё некоторых городах, куда его забрасывала служба):
-Храбрый наследник двух породнившихся славных фамилий!
* * * * *
Но вернёмся к нашему отважному пилоту.
Немного прихрамывая - видимо, при падении он ушиб ногу, Андрэ зашагал в сторону родного шато, не переставая размышлять на ходу, как он переместился в часовню. Так, «переместился», пожалуй, ключевое слово! Андрэ вспомнил эпизод из петербургского детства, показавшийся тогда Рождественским чудом, и сохранившийся где-то в дальних закромах памяти. Он стеснялся рассказывать о происшествии, опасаясь обвинения в излишнем фантазировании, а то и проблемах с психикой (конечно, ребёнок таких понятий, как психика, не знал – это более позднее определение).
* * * * *
Российская империя, Санкт-Петербург, 25 декабря 1900 г
А произошло всё на празднике, устроенном по случаю Рождества для маленьких друзей Феликса Юсупова в роскошном дворце князей Юсуповых на Мойке.
В большом зале была украшена яркими шарами и мишурой высоченная, до потолка, ёлка. В гостеприимный дом Юсуповых собралось множество детей, которые в предвкушении многочисленных подарков принесли с собой чемоданы для их упаковки. Подарки были розданы, счастливые ребята отправились, после горячего шоколада с изумительно вкусными пирожными, в игровой зал на «русские горки». Было ужасно весело, дети расшалились, разбегались, и Андрэ случайно вбежал в малую гостиную матери Феликса, Зинаиды Николаевны. По обыкновению, она не запиралась, и гости могли зайти полюбоваться на её дивное убранство. Это была прекрасная комната, обставленная старинной французской мебелью. На стенах были развешаны милые картины, на столах и в горках было множество чудесных драгоценных безделушек. Стояли вазы с цветами, несмотря на то, что была зима. В камине горел огонь, создавая уют и какое-то сказочное состояние души. Хрустальная люстра сверкала в отблесках огня.
Никого в комнате не было, поэтому Андрэ, неуклюже развернувшись, попытался покинуть комнату, но задел один из столиков, и с него упал серебряный, искусно плетёный из проволочек, довольно увесистый предмет цилиндрической формы (Андрэ не знал, как его назвать – ничего подобного он раньше не видел). Испугавшись, что повредил его, мальчик быстро поднял серебряный амулет (а внимательный читатель, конечно, уже догадался, что это за штуковина) с пола, и положил обратно на столик. При беглом осмотре, повреждений он не обнаружил, но когда эта чудная вещица была у него в ладони, Андре почувствовал слабое покалывание в ладони и пальцах, и тепло, вдруг разлившееся от неё.
Отступив на шаг, Андрэ уже почти вышел из гостиной, как в комнату буквально влетели несколько мальчишек помладше, убегающих от преследующего их Феликса. Тот, по своему обыкновению, устроил потасовку, и колотил «ненавистных мозгляков», как он потом сам вспоминал в своих Мемуарах. В суматохе Андрэ толкнули, и он, поскользнувшись, влетел в горящий камин.
- Папа! – пискнул он от неожиданности, почувствовав жар огня, и тут же оказался в отцовском кабинете, около глубокого уютного кресла, где с романом в руках придремал виконт. Оказался у себя дома, на Фонтанке, в нескольких километрах от дворца Юсуповых!
Проснувшийся отец, увидев сидящего рядом с креслом на полу и очумело мотающего головой сына, с удивлением спросил:
- Что, праздник уже завершён? А кто тебя забрал? Я ещё не посылал Сержа (Сержем в семье звали отставного унтер-офицера, Сергея Михайлова, исполнявшего в России роль воспитателя при маленьком виконте).
Андрэ сбивчиво рассказал отцу обо всём, что смог припомнить – про то, как играли, про чудесную гостиную, про тяжёлый цилиндрик из проволоки, который «щиплется», про потасовку и падение в камин.
- А потом я оказался здесь! Никто меня не привозил, и сам я по улице не шёл… - и мальчик, выговорившись, опять захлюпал носом, явно готовясь заплакать.
- Не реви, ты – виконт де Сен Лис, мы не плачем по пустякам! – строго одёрнул его отец, и слёзы разом высохли.
- Никому не рассказывай о том, что мне сейчас рассказал. Ничего страшного не произошло, пока ты мал, чтобы понять моё объяснение, попозже я тебе всё растолкую. Серж сейчас съездит к Юсуповым и заберёт твою одежду…
- И подарки! Там целый чемодан подарков!
- Хорошо, и подарки тоже, - улыбнулся отец.
* * * * *
Франция, шато Сен Лис июнь 1940 г
С тех пор прошло немало лет, и случай этот почти сгладился в памяти. Но сейчас, анализируя своё появление в часовне святого Андрея, и сравнивая его с детскими воспоминаниями, Андрэ пришёл к невероятному, но вполне логичному выводу – он умеет перемещаться в пространстве. Возможно, с помощью какой–то силы, заключённой в том странном предмете, виденной им в детстве во дворце Юсуповых (ведь до того случая ничего подобного с ним не происходило).
Но что это за предмет, отец так ему и не объяснил. Как-то разговор об этом не заходил, да и виделись они не часто. Большую часть времени Андрэ с семьей жил в Тулузе, недалеко от аэродрома Тулуза - Монтодран. Только незадолго до войны, когда отцу потребовалась помощь в управлении виноградниками, Андрэ оставил авиацию и занялся семейным делом – производством отличных вин под маркой «Шато Виконт де Сен Лис». Вино получалось особенное, с тонкими нотками фруктов и пряностей, с долгим послевкусием. Но купить его просто так было невозможно – у старого виконта был контракт, подписанный с Британским королевским домом, и почти всё вино «уплывало» через залив, в Лондон. Только остающиеся «сверх контракта» бутылки с золотым вином бережно хранились в погребах, оборудованных под развалинами старого замка ещё прадедом старого виконта, Симоном де Сен Лис, основателем виноградников, видимо, что-то особенное сделавшим с почвой. Иначе, как объяснить, что независимо от погодных условий – в жару и холод, в засуху и когда дожди не переставая лили неделями, виноградник непременно давал обильные урожаи крупного, сочного, сладкого винограда, из которого всегда получалось изумительное вино…
За этими размышлениями, Андрэ почти подошёл к дому – уже крыша была видна вдалеке, среди деревьев сада – ещё одной гордости семейства, как его обогнала колонна бронетранспортёров с опознавательными знаками французской армии, которая на полном ходу, вздымая клубы пыли, промчалась в сторону шато. Заподозрив неладное, Андрэ прибавил шагу, благо ушиб перестал болеть (он неоднократно замечал особенность своего организма быстро восстанавливаться после ушибов, порезов и переломов).
Под конец пути, он уже почти бежал. Но, похоже, опоздал – колонна бронеавтомобилей на повышенной скорости уже направлялась от шато Сен Лис по направлению на Тулузу.
предыдущая глава http://www.proza.ru/2015/03/14/1649
продолжение http://www.proza.ru/2015/03/21/1786