Они были очень похожи на обыкновенных людей.
Сначала в комнату вошёл парень актёрской внешности: с балетным торсом и лицом юного принца. Он радостно сообщил:
- А мы к вам!
Таня Иванова сидела в родительском доме, в том самом, из детства, которого давно уже нет на карте, и разбирала семейные фотографии. Кроме неё в доме никого не было, и двери были закрыты – откуда он взялся?
- Интересно, как вы вошли? – спросила Таня. - У вас ключи?
"Принц" загадочно улыбался и не отвечал.
«Наверно, пришёл с родителями», - решила Таня. И дейстивтельно, в прихожей послышались шаги, Таня вышла навстречу, но прямо за дверью столкнулась с незнакомой тёткой. Тётка Тане сразу не понравилась: какая-то мелкая, вёрткая, и эта щипаная стрижка, обесцвеченная гидроперитом. К тому же она так категорично затягивала пояс на шёлковом халате с ядовито-оранжевым купоном (по верху и подолу огромные тигровые лилии), что Таня про себя возмутилась: «Надо же, уже переоделась в домашнее! Они что, здесь живут?».
- Родители! - на всякий случай громко позвала Таня.
Но нет, родителей не было, никто не мог Тане ответить, только обесцвечнная тётка с недовольным видом прошла мимоТани в гостиную, будто это не она, а Таня свалилась ей на голову: «Здравствуйте, я ваша тётя, приехала из Киева и буду у вас жить!».
Вообще видеть в доме незнакомых людей, невесть откуда взявшихся и нежелающих отвечать на твои вопросы, не очень приятно. Таня решила узнать у мамы, что это за люди, и пошла за телефоном, но телефона на месте не оказалось. Нажав «поиск», Таня пошла на звук сигнала и в коридоре у входной двери обнаружила ещё одну тётку, не тётку – тётищу слоновьих размеров. Таня даже вздрогнула. Но та Таню не заметила: склонившись, она рылась в своей сумке. Лицо её показалось Тане знакомым. Натуральная женщина с веслом: бычья шея, ручищи с бицепсами, ноги с мужскими икрами – не женщина, гипсовая глыба с плакатным лицом. Раньше таких устанавливали во дворах и парках на постаментах.
Таня всё-таки решила к ней обратиться:
- Здравствуйте.
Гипсовая как не услышала, продложила копошение: то ли пыталась что-то спрятать, то ли что-то там, в сумке, искала.
- Что вы тут потеряли? - спросила Таня как можно громче, но тётка демонстративно повернулась спиной, чтобы Таня ей не мешала. Какая наглость!
Может, это чьи-то родственники, но чьи?
Таких родственников просто ни у кого не может быть!
Таня взяла трубку, вернулалсь в гостиную и присела на диван, звонить родителям. Обесцвеченная сейчас же подсела к Тане, а тут и гипсовая вошла, села с другой стороны. И Таня не заметила, как оказалась скрученной. Глыба, захватив, держала Таню руками и ногами, а мелкая завыла-запричитала и стала водить пальцами по Таниной голове, будто искала какую-то точку, чтобы Таня отключилась. Обесцвеченная торопилась, ходила пальцами по Таниной голове и давила, давила, нащупывая нужную точку. Это было похоже на гипноз, только при гипнозе обычно руками действуют на расстоянии. Скорее, это было нападение с применением… чего?
«Что им нужно?» - думала Таня и чуствовала, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой.
Кого звать на помощь?
И куда подевался парень? Он будто исчез, его нигде не было.
А тётки уже вдвоём выли-причитали над скрученной Таней, и обесцвеченная всё давила на голову, и пальцы её, будто гвозди, впивались в подкорку. «Сейчас я отключусь», - подумала Таня и будто услышала, вспомнила, как однажды говорил отец Герман:
- Для них нет ничего страшнее Господней молитвы!
Да, это были бесы! Бесы – теперь Таня знала наверняка.
Ознаменовать крестным знамением ни их, ни себя было невозможно: Таню держала гипсовая, больно зажав руки. Таня попыталась выкрикнуть: «Господи, помилуй!», но язык во рту распух и, заполнив весь рот, не ворочался.
- Гос-по-ди! – каждый слог давался Тане с таким усилием, в то время как обесцвеченная продолжала искать какую-то точку, всё больнее надавливая на голову, так, что Таня боялась лишиться чувств. – Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешную! – Таня не узнавала своего голоса, но все равно продолжала молиться.
Тётки занервничали, обесцвеченная засуетилась, а гипсовая сдавила Таню изо всех сил.
Таня подумала, что раньше они к ней никогда не приближались, но даже на расстоянии одним своим видом наводили такой ужас, что Таня не могла шевельнуть рукой, а если и делала усилие, пытаясь их перекрестить, они хихикали и никогда не боялись её креста. Ни разу Таня не справилась с ними во сне, а спасалась только пробуждением – просыпалась от ужаса. Они имели разные обличия, иногда вполне человеческие, но Таня всегда распознавала их по этому ужасу и по тому, что сразу пыталась побороть их крестным знамением, и – не могла. Страх одолевал.
Эти две тоже были совсем как люди. Они держали её так, что кости хрустели, и что, что они там искали, в её голове? «Нет ничего страшнее Господней молитвы», - вспомнила Таня отца Германа и начала читать «Отче наш», только слова не получались, язык заполнил весь рот и не мог двигаться – один вибрирующий звук, не «Отче наш». Но вот, к концу молитвы, языку стало легче, и Таня сразу же продолжила: «Да воскреснет Бог…». И теперь у неё стали получаться слова, малопонятные на слух, но те самые, молитвенные слова.
«Только бы не отключиться! Только не отключиться! – думала Таня. - Отец Иоанн ещё советовал такую молитву от нападения (как хорошо, что я его вспомнила!): Крест Христов, на весь мир освященный благодатию и кровию Господа нашего Иисуса Христа…»
Голос свой Таня слышала далеко-далеко, будто из-под земли.
Дочитав молитву Кресту, она начала «Богородице, Дево, радуйся!» - и в этот момент бесы озверели, буквально потеряли человеческий облик. Та, что была обесцвеченной, вся почернела и покрылась плесенью, глаза её яростно сверкнули, и она затрубила врастяжку той, что была гипсовой: «Дееержиыыы сииильне-еээ! Слыыышиыыышь? Дееержиыыы!» И та, вторая, тоже на глазах из гипсовой стала безобразно лохматой и когтистой, сдавила Таню ещё сильнее и зарычала в такт заплесневелой…
Таня никак не ожидала, что такая простая молитва может так подействовать на бесов. Голос Танин зазвучал увереннее, хоть и по-прежнему далеко, а язык, хоть и с трудом поворачиваясь, стал чётко выговаривать слова молитвы. Бесы затряслись. И только Таня подумала, что сейчас добьёт их молитвой Кресту, как они снова оживились, вернулись в человеческий облик и удесятерили свою силу. Вместе они повалили Таню. Обесцвеченная зажала коленями и захватила руками Танину голову, сдавив, как грецкий орех, а гипсовая заломила назад Танины руки так, что Таня почвуствовала, как со стороны спины хрустнули рёбра, и сердце оборвалось, повисло внутри.
«Да вокреснет Бог» - попыталась произнести Таня, но сердце изнутри давило на гортань и язык снова заполнил весь рот – Таня не могла произнести ни слова. Более того, молитва Кресту перестала складываться даже мысленно, будто слова её стёрлись из памяти. В этот момент сдавленная Танина голова хрустнула, и Таня вдруг поняла: «Надо читать Богородицу, они испугались Богородицы!»
«Богородице, Дево, радуйся!» - из последних сил произнесла Таня мысленно и заметила, как стали блекнуть огненные купоны на шёлковом халате обесцвеченной. И гипсовая, кажется, больше не удерживала Таниных рук, можно было попробовать перекреститься.
«Благодатная Марие, Господь с Тобою…» - читала Таня молитву, крестилась и медленно выпутывалась, отталкиваясь от обесцвеченной.
Встав во весь рост, Таня увидела, что гипсовой нет, гипсовая исчезла, а лицо обесцвеченной стало на глазах разглаживаться, будто оно раздувалось изнутри…
«Благословенна ты в женах, и благословен плод чрева Твоего…» - продолжала молиться Таня и – голова обесцвеченной лопнула, как воздушный шарик, уколотый булавкой…
Таня стояла напротив и сосредоточенно крестилась:
«Яко Спаса родила еси душ наших».
И тут обесцвеченная стала исчезать слоями, будто кто-то невидимым ластиком стирал её изображение сверху вниз. Несколько мгновений – и нет её. Ничего нет. Одна Таня стоит посреди комнаты.
«Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе!» - поблагодарила Таня Спасителя и с мыслью «Впервые в жизни я победила бесов» - проснулась.
Голова раскалывалась. Сердце стучало в горле. Во рту переслохло. Всё тело изнывало от «гипсовых объятий», но Таня Иванова была счастлива. Она пошевелила рукой и, преодолевая боль, перекрестилась.