Когда-то давно, теперь кажется, что в незапамятные времена, Она мечтала обзавестись штампиком в паспорте, некоей принадлежностью к кому-то, чтобы перейти из ранга мадемуазель в более весомое и значимое, полновесное мадам. Теперь же, спустя энное количество лет (страшно и подумать об истинном числе!) Она подумала, что тогда несколько погорячилась. Впрочем, что теперь рассуждать: содеянного, как говорится, не воротишь, но где взять сил, чтобы изменить нынешнее положение вещей? Конфликты с мужем на предмет постоянной занятости жены, количества фуршетов, а так же иномарок, доставляющих ее домой за полночь, превышало допустимое разумное число, если таковое вообще возможно вычислить психологически-математическими методами с привлечением или без оного различных сопутствующих наук, тестов и т.п. Семейный капканчик оказался добротным, сделанным на века и практически незыблемым, вызволиться из него оказалось делом сложным, практически невозможным, а отрубание или откусывание различных частей тела для обретения свободы, Ее явно не устраивало. К тому же налаженный семейный быт, распределение обязанностей по воспитанию ребенка, отсутствие в нынешний момент любовника… И тогда зачем? Зачем раздирать на части уже много лет как существующий симбиоз сначала из двух, а потом из трех существ? Говорят, что хирургические операции по разделению сиамских близнецов добром не заканчиваются, в лучшем случае умирает один из пациентов, в худшем… А как же запомненное, влившееся в нее с детства: «Ты в ответе за тех, кого приручил?» Сердце-то не каменное, не изо льда холодного – живое, сострадающее, но найти такой вариант, который бы устроил всех – невозможно. Сходить что ли на дискотеку? В последнее время Ее тянуло сделать что-то этакое, непривычное, протестующее, например, обзавестись чередой любовников, меняемых как перчатки в зависимости от сезона и цвета одежды, благо, что в кандидатурах недостатка не было: может быть из-за Ее безразличия и официальных улыбок они стремились к Ней как мотыльки, но вместо огня натыкались на пронзительный и холодный препарирующий взгляд хирурга, расчленявшего их помыслы, фразы, жесты на составляющие и произносящего решающий вердикт.
Она бездумно шла по Тверскому бульвару, прижав пальцы к вискам и не обращая внимания ни на слабо моросящий теплый дождь, ни на целующихся у памятника великому поэту бритоголовых девочек в мешковатых одеждах… Скользя по ним расфокусированным взглядом, Она думала о Том, кто смутил Ее призрачный покой, разбередил (так некстати) успокоившуюся было душу и заставил метаться в поисках смысла всего сущего. Ну ладно бы годков так этак на пятнадцать пораньше, но сейчас, когда все так устоялось, покатилось по удобной и широкой колее?.. К тому же, Он недоступен и даже представить себе невозможно, что Ему может прийти в голову обратить на Нее внимание, не потому, что Она нехороша, а… потому что он слишком целен и уже обрел то, в чем нуждался. Хотя такие не нуждаются, они просто идут по Пути, четко, не зная сомнений и страхов, и берут необходимое, подхватывая его на лету и не прекращая движения вперед. К тому, это только так говорится, что за таким бы в огонь и в воду, да хоть на край земли… а как же свое, мечтаемое, выпестованное бессонными ночами и лунным одиночеством, дело? Складывать буковки в слова, слова в предложения, предложения в текст?.. Бросила бы Она все, коли бы позвал? Ушла бы? Ну, может быть и ушла, из упрямства, да ради того, чтобы поставить на своем, а что дальше? Поселилась бы с Ним, допустим, в избушке на курьих ножках посреди тайги, а дальше?.. Сколько смогла бы выдержать: месяц, год? И даже Его ярко-синие глаза с черной каемкой, безумные, уволакивающие в бездны подсознания, смущающие душу, даже эти глаза не смогли бы удержать Ее надолго. Она ведь не курочка, чтобы в домашнем курятнике квохтать, достигнутая цель сразу представляется ненужной, как синица в руке, и надо снова искать журавля среди заманчивых кудрявых облаков, чтобы подхватиться и улететь в неведомую даль за новой мечтой или иным соблазном, пусть он даже окажется картонной марионеткой или пластмассовым пупсом с идиотским выражением кукольного лица.
«Вас надо лечить, девушка!», - кричит ей подружка, а Она лишь недоуменно пожимает плечами: «Родная, это не лечится. Это навсегда». Дико усмехаясь, Она проходит мимо осоловевшего бомжа. От ее взгляда фраза: «Подайте…» - остается незаконченной, застывает на ветру и падает, разбиваясь пустой пивной бутылкой об асфальт. – «Ведьма!» - зловеще раздается сзади злобное и нервное рычание испуганного полуаморфного существа. Она не оборачивается. Поиграть на психике бомжа – малоинтересно и весьма предсказуемо. Стоит ли тратить силы?
Безразличие накатывало волнами, несло вперед, и, механически шагая, километр за километром, Она пыталась выбить из себя эту чертову дурь, так чтобы опять ощутить вкус к жизни. Кто-то искал формулу превращения железа в золото, кто-то формулу любви, а вот бы попробовать создать формулу чуда… Скажите, что пора ложиться в психушку или хотя бы поколоть витаминчики: В2, В16, А, D, E… Можно еще попринимать Кавинтон, авось это просто некая закупорка сосудов мозга, затрудненное кровообращение, сосудистая дистония… Говорят, что именно от нее происходит мерзлявость и невозможность согреться, а вовсе не от того, что мерзлявость и мерзость должны иметь один и тот же корень в силу созвучия буковок, а холодная постель и отсутствие секса лишь дополнение, мелкое и незначительное, как таракан под диваном. Согреться сексом без любви? Нонсенс. Каждый сам себе инквизитор и устраивает аутодафе сообразно желаниям и возможностям. Но как обрести Свободу от самого себя?..
Да и было уже, было… проходили мы эти жалкие попытки использования чужого ложа в поисках утех и утешений, но вместо забытья, рождалась лишь одна мысль: «Боже, что я тут делаю? Зачем?» Запутавшиеся в пододеяльниках ноги, отвратительный масляный пот, жгущий нежную кожу, покрывающуюся пятнами раздражения и спермы, конвульсивные движения партнера, стремящегося закончить процесс и отвалиться в спячку, жалобно скрипящая кровать, колышущиеся груди… Смена партнера означала лишь незначительное изменение декораций, суть оставалась та же, липкая, непристойная, прилипающая торфяными пятнами, ставящая на тебе отвратительное тавро, снова и снова выжигающее душу… «Bis dat, qui cito dat» – насмешливо лезла в такие минуты заученная в институте латынь. «Деградация человеческого взаимодействия путем спаривания тел без влияния разума, замутненного алкоголем, - определяла Она, смотря на процесс со стороны. - Комбинации рандеву приходят к естественному и логичному завершению, которое ничем не отличается от спаривания морских свинок». Достаточно часто после соития самцы виновато отводили глаза и бурчали что-то на тему того, что дома, дескать, имеется жена и ребенок, а то и двое… Намекая на то, что продолжения банкета не будет и пора расходиться, расползаться в разные стороны, чтобы потом, при случае виновато отвести взгляд в сторону или (в лучшем случае) панибратски хлопнуть по плечу и заорать: «Сколько лет, сколько зим! Как поживаешь, старуха?!», и втихаря, приватно, под столом сжать коленку, мечтая отыметь снова в ближайшем сортире…
Искушение когда-либо снова оказаться любимой и любить со временем угасает, пробиваясь в те редкие минуты, когда интересный и ненавязчивый Незнакомец случайно (ли) кладет тебе ладонь между лопаток и почти мгновенно убирает руку, словно боясь, что у тебя вырастут крылья. Зародившаяся внутри дрожь разрастается и спину начинает ломить от желания взлететь в небо, правда это ощущение быстро проходит. Хорошо помогает холодный душ: либо из-под крана, либо из опыта многочисленных наблюдений за объектом. К тому же дома переключение на бытовой регистр проходит быстро и практически безболезненно: постирать, погладить, почитать сыну сказки, заштопать мужу носки, сварить борщик, а еще пара ненаписанных статей, которые нужно сдать к утру… «Dum spiro spero» , - вворачивается в голову та же клятая латынь. Вопрос только: На что надеюсь? Впрочем, он риторический, что и понятно. Как мало иногда нужно человеку! Мимолетная ласка, отсутствие затасканных штампов и обещание минутной сказки… А потом… все те же самые акробатические номера обнаженных тел в неверном свете начинающегося утра… бесстыдные щупальца пальцев… Искомая тантра оборачивается дешевой порнографией напополам с матом и шлепанием по ягодицам… Брр!.. Бежать!.. От пустоты сердец, от манекенных оболочек, надутых веселящим газом, от заплесневелого запаха ненужности, будто не твое живое тело, а резиновая кукла из секс-шопа содрогается под очередным самцом, доказывающим свое исконное право на продолжение рода… Одноразовые чудеса китайца, продающего болванчики-талисманы для счастливой жизни, эхо от настоящей жизни, преследующее тебя повсюду… Поблазнилось… Бывает… Тургеневская барышня, мечтающая о короле Франции, собственном будуаре и кровати под балдахином оказалась простой шлюхой, раздвигающей ноги в коммунальных квартирах… Жесточайшая тоска и страх неизменности происходящего рвут душу на части, взрываются кошмарами ночных снов, заползают змеями, шипящими: «Memento mori» Куда же без этого? Страх смерти просачивается во все деяния, гонит, и надо зацепиться за любую возможность остаться здесь, на земле, в памяти, любыми возможными атомами отложить разложение сущности… Боги тоже живут до тех пор, пока им молятся, пока помнят… Эгрегор обыкновенной личности куда менее живуч… Дети, внуки… - вариантов до обидного мало… Наращивая защитную оболочку на обнаженное мясцо души, ты потихоньку становишься сильнее, все менее поддаешься на провокации, а мечты становятся приземленнее… Для того, чтобы пробить эту ауру, нужно обладать недюжинной силой. Но иногда происходит и такое, и сердце томительно сжимается от страха пустить эту судьбу в таратарары так, чтобы там, в горниле страсти переплавилось и выковалось нечто иное, прекрасное и сияющее огнем любви и веры. Балансируя на бортике крыши, ты думаешь: «Сорвусь вниз или полечу?». Разум шепчет: «Сорвешься, разобьешься, останутся только рожки на ножки» И колебания: отпрыгнуть в сторону или идти дальше - мучительны, словно пытки в средневековых застенках…
На Тверской вальяжно прогуливаются девицы в коротеньких юбочках, выставляя напоказ оплывающие жирком бройлерные ляжки, розовато-синие в неоновом вечернем освещении главной улицы города. За стеклами витрин застыли слепые манекены, демонстрирующие фирменные лейблы джинсов и прочей тряпичной лабуды… «Что воля, что неволя…, - приходит на ум фраза и вспыхивает ее продолжение, - все одно!»
- Деушк, деушк! Давай познакомимся! – Кричат сзади, а потом некая потная рука хватает Ее за плечо.
Она фокусирует взгляд на нахальной провинциальной физиономии, сверкающей золотыми зубами и Ей кажется, что ее именно в этот момент может стошнить на его бежевую в жалобную клеточку рубашку.
- Уйди, - цедит Она сквозь зубы, даже не пытаясь стряхнуть руку. Только дрожь отвращения пронизывает тело.
- Да ладно… - мужчина торопливо отдергивает руку и отшатывается. – Ненормальная… - тихо шепчет вслед, вытирая ладошкой внезапно вспотевший лоб. Шагающие сбоку шлюшки кажутся ему куда более привлекательными, и он судорожно подсчитывает в уме наличность, одновременно пытаясь понять, зачем он все-таки пристал к той психованной бабе. Помстилось…
Рядом с ядовито-желтой надписью «Евросеть» на лавочке с грязно-белым муляжом невесты в свадебном платье, конвульсивно сжимавшей в руке телефон (очевидно, в поисках невесть куда запропастившегося жениха) примостился бомж в ватном тулупчике. Очевидно, его подобное соседство нисколько не смущало. Оно и понятно – подъезды все на цифровых кодах, домофонах и с охраной, никак Госдума рядышком, да и сами жильцы теперь… хотя, что жильцы… была номенклатура партийная, стала барышная… разницы нуль, разве что вместо «Волги» и «Победы» иномарки с автоматической коробкой передач, кондиционерами и прочая…
Повсюду творится жизнь, самая разная… куда ни глянь, а Она чувствовала себя выключенной из этого муравейного процесса, как одинокая рыбка за стеклом аквариума… Длинный переход к твердыне Кремля, кроваво-красным стенам… булыжная мостовая… налево пойдешь - коня потеряешь, направо… а прямо – Лобное Место, там где голову многие складывали в свое время… Собор Василия Блаженного… Интересно, каково умирать, глядя на его радостные разноцветные луковки? Лучше ли, чем глядя в жадные до зрелищ глаза плебса, ловящего последний всплеск сознания в угасающем взоре?
Васильевский спуск… Шотландские волынщики в клетчатых юбочках выставляют напоказ крепкие и мускулистые волосатые ноги в белых гольфиках, а пронзительный вой оркестра напоминает какофонию, уместную разве что на Страшном Суде.
«Я уеду, уеду – шепчут ее губы слова как заклинание, - пусть все несется в тартарары. Невозможно больше так… Надо менять картинку, чтобы горы, водопады, лошади в долине туманным утром… Горная река и застывшие от холода ладони… И тогда, именно тогда ты понимаешь, что Мир прекрасен. В нем есть любовь, согревающая сердца и души, когда в улыбке двух людей, обращенной друг к другу, рождается молниеносная вспышка, сливающая их в одном объятии, из которого рождается новая Вселенная – человек. Искать смысла жизни, для того, чтобы внезапно понять простую истину – вот она, любовь! Любовь ко всему миру из одного человека и вовне, да так, чтобы слезы радости катились по щекам – божественная влага, вода – начало жизни, дающее, дарующее, сосредоточившее в себе мирозданье алмазным блеском… Глаза в глаза, не отрываясь, молча хранить в себе знание, зная, что кричит о нем каждый лист на ветру, каждая певчая птица, облако в небе, шмель на цветке… Каждое слияние дарит все новые и новые вселенные, создает звезды для тех, кому открывается простота сущего… Именно тогда ты понимаешь, что никакой негатив не может коснуться тебя, потому что его нет в этом мире освященном и непорочном, настолько чистом, что само слово грех кажется немыслимой утопией злых сказочников, но ты дирижируешь атомами мироздания и любая сущность несет добро, поскольку иначе просто не может быть. И смерти нет. Нет ничего. Есть только твои глаза, в которых я отражаюсь искрой очередного атома, сплавленная с тобой навечно в мимолетном касании взгляда. Просто быть – уже достаточно, просто знать и благодарить высшие силы за то, что открылось тебе это, вот так, вдруг небесным даром снизошло, влилось, растеклось по жилам… Каждая травинка любит свою землю, из которой произошла и ты любишь ее, малой частицей осознавая и вливаясь в хор благодарящих ее за эту непреходящую милость.
Она развернулась и направилась к метро. Завтра будет новый день. Главное, теперь понятно: куда и зачем ехать, что делать… Даже, если Она пожалеет о том, что уедет туда, к Нему, в тот полевой лагерь, где добровольцы и волонтеры строят новый мир, даже тогда лучше жалеть о том, что ты сделал, чем о том, что ты не сделал никогда, потому что побоялся. Что же, прожить всю жизнь серой недотыкомкой, меняющей очертания, подстраивающейся и подлаживающейся под очередного издателя или режиссера? Невозможно. Немыслимо. Впрочем, авось, этак годам к восьмидесяти тебя оценят, дадут пару медалек, подсунут из сострадания национальную премию на бедность, которую тут же растащат как вороны, набежавшие родственники… Да и зачем тебе премия, когда ты кладешь на ночь вставные зубы в стаканчик с водой и нащупываешь утром на тумбочке бифокальные очки с толстыми линзами, для того, чтобы потом, подслеповато щурясь, присесть и дотянуться до костыля, примощенного к спинке кровати?..
Немилосердно звонящий телефон прорвался сквозь утреннюю дрему и заставил снять трубку.
- Здравствуйте, Инна Владимировна! Скажите, когда бы вам было удобно подъехать в издательство и заключить с нами контракт? Мы рассмотрели вашу рукопись и хотим издать обе ваши книги.
- Ааа…
- Извините за ранний звонок…
- Ничего страшного… Я подъеду… во второй половине дня… в четыре…
- Замечательно. Мы вас ждем.
Она побрела в ванную, но новый требовательный звонок вернул ее к телефону.
- Здравствуйте. Это с «Культуры». Цикл ваших передач одобрен. Будьте добры, подъезжайте к нам, надо подписать договор… Да… можно в шесть… Ждем вас…
В коридоре Инна споткнулась о вынутый накануне походный рюкзак, недоуменно пожала плечами и раздраженно запихнула его кое-как в шкаф. «Помечтала и будя, - сказала она себе, - вот она, твоя реальная жизнь и нечего жаловаться. Многие только мечтали бы оказаться на твоем месте, дорогуша. Так что вперед… Пора приводить в порядок бренную оболочку: напялить на нее подходящий футлярчик делового костюма, замазать невыспавшуюся недотыкомку тональным кремом, подвести глаза… И вообще… рано или поздно в семействе мумми-троллей все будет хорошо: Мумми-папа, Мумми-мама и Мумми-сын поедут на море и под сияющим турецким солнцем изобразят для фотографов идеальную семью. Картинку можно будет вставить в рамочку и поставить на письменный стол в качестве необходимого якоря для того, чтобы пореже пытаться оторваться от земли и воспарить в небо. Раз уж люди не летают как птицы, значит так суждено и нечего изменять законы притяжения. Не для того их открывали.