Варвара Ильинична пишет письмо (сестре), от руки, шариковой ручкой в школьной тетрадке, и думает – писать про то, что вчера свекла потерялась или нет? Решила борщ приготовить, стала свеклу кубиками резать, а два кубика куда-то делись. Именно два, потому что она сосчитала общее количество – и двух не хватает, упали что ли? Она поискала и не нашла, и теперь это ее беспокоит.
А иначе и писать нечего. Варвара Ильинична фыркает презрительно. Презрение относиться не к сестре, а к окружающей пустоте. Пишет дальше, а когда закончит, пойдет в магазин. Поедет далеко, на другой конец города – там дешевле. И дело не в сэкономленных рублях, а в том, что это займет вторую половину дня. А вечером можно будет позвонить подруге Алле Владиславовне, поболтать. А потом лечь спать, часиков в девять.
Сериалы Варвара Ильинична не любит, а любит передачи о здоровье, но вечером их не показывают. Поэтому, ранний отбой (и ранний подъем, старикам плохо спится – душа уже не хочет тратить время на пустое).
Завтра утром отправится в поликлинику – сделает укол, потусуется с народом, обменяется мнениями с таким же женщинами. Потом зайдет в магазин, слегка попристает к продавщице, просто так, от скуки и острого чувства социальной справедливости.
Съездит куда-нибудь еще.
В автобусе – только пожилые люди, сидят, смотрят в окна, или прямо перед собой, занимают места согласно заслугам и божьему замыслу.
Еще можно сходить на рынок, покопаться в овощах – выбрать получше и подешевле. Салат приготовить. Без этих, как их, – полиоксиэтиленсорбитанмоноолеатов.
Еще можно…
А главное, что никого вокруг. С тех пор как умер ее муж – Николай Петрович – Варвара Ильинична не может найти себе спутника жизни. Двадцать лет уже прошло, несколько раз пыталась, встречалась с кандидатами и быстро разочаровывалась. Алле Владиславовне говорила, что у нее претензии интеллектуального характера – тупые мужики попадаются. Или сиделку ищут или помощницу по хозяйству, особенно те, у которых дача, дом в деревне, будка в поле, шалаш в лесу.
А на прошлой неделе произошел странный случай. Вдруг раздался звук. Ни на что не похожий – необъяснимый и незнакомый. Одно дело, когда Еремины перфоратором своим ужасным капитальную стену долбят, так что у Варвары Ильиничны ваза на столе подскакивает, и совсем другое, нынешний звук.
Тоскливый какой-то, предсмертный. Фу…
А потом что-то упало и зазвенело на кухне.
И сколько Варвара Ильинична не пыталась понять – не поняла. Всю кухню облазила… еще кубики свекольные эти идиотские…
А в прошлом году, когда друг подарил ей поездку в Хорватию… ну друг… не может же она все рассказывать. И нечего приставать, так Алле Владиславовне и ответила… Так вот, Хорватия… она там наступила на морского ежа и чуть не умерла в этот же день – страшно ядовиты эти ежи оказались. Ступня почернела, температура под сорок, врачи местные гостиничные ничего не соображают, сделали какой-то укол в подсобке. Шприц огромный, а сам даже без белого халата… А потом в голове лопнул сосуд.
И ухаживать за ней некому. Сестра младшая больная насквозь. И живет в другом городе. С мужем и дочерью бездетной. А с каждым годом от человека все больше и больше отходов, честное слово, одной кожи слазит килограммы буквально – весь пол в какой-то непонятной субстанции. Мыть устанешь, хоть каждые полчаса тряпкой вози.
Оклемалась она тогда только с божьей помощью, больше-то все равно рассчитывать не на что.
Но и то ладно…
Варвара Ильинична смотрит перед собой, шевелит губами, как те старики в общественном транспорте, и после строк «Здравствуй, Мария…», тщательно выводит «как ты себя чувствуешь, что говорят врачи?»
...И так далее.