Предисловия к книжке стихов «Беспечный ныряльщик»
БИБЛИОТЕКАРЬ У КНИЖНОЙ ПОЛКИ
Литература продолжается. С фатальной неизбежностью появляются все новые и новые книги - в безбрежный книжный океан падают все новые и новые капли: над его волнами - густые тучи и постоянный ливень.
Веселые радужные капли - счастливчики и везунчики, взлетевшие на гребень свежей волны, избалованные вниманием читателя; унылые середнячки, влекомые мощными течениями в заболоченные лагуны; бездарный «проходняк», уплывающий, завистливо огрызаясь, прямиком в забвение; напыщенные маскарадные проходимцы, бесцеремонно претендующие на незаслуженное читательское внимание; неудачники, выброшенные на берег и усыхающие в холоде равнодушия и замалчивания... Сколь же разнообразны книжные судьбы!
Но, с другой стороны, мы-то - библиотекари - знаем, что книги, в сущности, делятся по своему назначению на два основных рода. Некий мощный водораздел делит их на два бескрайних, безграничных (но не равновеликих) массива. Некая неумолимая сила делит их на книги для чтения и (увы!) книги для пыли.
Счастливая книжная судьба - быть «замусоленными». Отмеченные печатью Фортуны, такие книги с самого своего появления на абонементе, даже в читальном зале любой библиотеки будут захватаны, зачитаны, «засалены» жаждущими читателями.
Есть книги совершенно противоположного рода. Этим, как будто кем-то предписано, с самого момента издания служить словно бы подставкой для пыли, её лежбищем. Увенчанные пыльной короной, они сначала терпеливо ждут своего читателя, но потом, убедившись, что такового в природе не существует, смирившись с судьбой, покорно ждут, как избавления, акта на списание, чтобы, вернувшись в родную макулатурную стихию, пройти обряд очищения и возродится вновь в ином качестве. Никому не ведомо, что ждет этих несчастных пыленосцев в новой реинкарнации.
Не берусь судить, к какому из указанных родов причислить скромную книжицу, на которую сейчас устремлен Ваш взор, любезный читатель; не ведаю: запыленной или замусоленной предстоит ей стать. Выскажу только несколько слов о ее текстах.
* * *
Один весьма авторитетный литератор сказал: «Поэт в России - больше, чем поэт», другой, словно бы возражая, заметил: «Поэзия должна быть глуповата». Можно ли примирить эти два воззрения?
В литературе как искусстве слова проза и поэзия находятся друг с другом примерно в тех же отношениях, в каких - в изобразительном искусстве - находятся картина и орнамент. Изображение на картине несет зрителю информацию в привычных, знакомых, в более или менее узнаваемых формах. Иное дело - орнамент. Формы, которыми он пользуется, заведомо условны; для орнамента неизбежны упрощение, «уплощение», «узорчатость».
Поэзия - тот же орнамент, только не красочный, а словесный. А это, что ни говори, автора к чему-то обязывает, в чем-то ограничивает. Но именно самодостаточная, самодовлеющая красота слова является несомненным достоинством, сильной стороной поэтической речи. Думается, все же недопустимо излишне «загружать» стихотворение. Оно по самой своей сути просто обязано быть орнаментальным, узорчатым, красивым, следовательно - упрощенным, «уплощенным», условным.
По нашему мнению, автор стихов, представленных на страницах этой книги, именно так понимает стоящие перед ним творческие задачи. В своем стремлении к орнаментальности, в стремлении усилить - насколько возможно - декоративные качества своих стихотворений, он использует довольно широкий арсенал выразительных средств: необычная строфика, рваный, сбивающийся, взволнованно дышащий ритм, разнообразные рифмы, или их отсутствие. Особенно ярко это стремление к орнаментальности читатель сможет ощутить, читая стихи из раздела «Зеркало» данного сборника. Некоторые стихотворения этого раздела прямо противоречат общепринятым на сегодня формальным требованиям.
Заметим, однако: вышесказанное не означает, что - заведомо декоративные - стихи этой книги, не несут в себе ни глубины мысли, ни искренности чувств. Впрочем, об этом судить читателю. А читателю мы всегда желаем интересного, содержательного чтения, чтения - движения, чтения - открытия.
А.П. Пучкова, библиотекарь МУ Полесская ЦБС
ОТ АВТОРА
Очень, очень давно, во времена давно минувшие, в дни моего пионерского детства, я услышал прекрасную жизнерадостную «Песню о веселом ветре». Песня, способная воодушевить. Но вот беда: мне удалось в те времена запомнить только слова первого куплета и припева. За явной недостаточностью я, годы спустя, так и не найдя полного текста, присочинил еще куплет и припев от себя. Теперь можно было и запеть:
...
Веселый ветер в городах и на просторе,
В горах и море, в горах и море
Срывай листву, вздымай волну,
Солируй в хоре, стучи в окно и флаги развевай!
С другом-ветром в походе далеком
Эту звонкую песню поем.
На марше, на привале ее не забывали
И с нею путь любой пройдем!
До поры до времени мои малые и весьма немногочисленные стихотво¬рения имели похожую историю. Они появлялись как некие отклики («резонан¬сы», иногда - пародии) на темы других авторов, вослед событий, по просьбам друзей: просто «стихи по случаю». Но как-то мало-помалу некие тексты стали «выходить из под пера» сами собой, без внешних толчков, без видимой причины. Таково, например, пришедшее прямо из тишины, стихотворение «Весна на Полесском канале», хотя и явно не свободное от «резонансов».
Ну а потом пошло-поехало... Читайте, люди добрые!
2001 – 2008 г.г.
РЕВЕРАНС СОСЕДНИМ МУЗАМ
Будучи кунстмайстером в цехе живописцев, я давно любопытствую дознаться: которая же из аонид нашему славному цеху покровительствует? Знатоки хранили на этот счет многозначительное молчание; в источниках, так¬же, ничего вразумительного выловить не удавалось. Возможно, наши дерзновения курирует сам Аполлон. Но моей берлоге исстари случилось соседство¬вать со святилищами Эрато и Каллиопы несколько ближе, чем с обителями прочих сестер аонийских. Посещая de temps en de temps оные изумительные храмы, я de plus en plus проникся устремлением положить к их алтарям и свои не зело хитрые приношения.
О, Эрато! Да украсятся нежные уста твои еще одной лучезарной улыбкой!
О, Каллиопа! Да озарится ясное чело твое торжеством разума и гармонии!
2001 г.