Бэкки

Истерский
      Бэк­ки, ми­лая Бэк­ки. Что-то ек­ну­ло у ме­ня у гру­ди еще в ту пер­вую се­кун­ду, ког­да я уви­дел те­бя. Пу­шис­тые во­лосы цве­та осен­ней лис­твы неж­но об­рамля­ли твое по­лудет­ское ли­цо. Гла­за бы­ли ши­роко рас­кры­ты, буд­то в удив­ле­нии. Ниж­няя гу­ба, из­ма­зан­ная виш­не­вым блес­ком, - чуть за­куше­на. Ру­ки - рас­прос­терты в не­ком ожи­дании объ­ятий. Ты бы­ла воп­ло­щени­ем поч­ти иде­ала, ведь иде­алов не су­щес­тву­ет. Твои маль­чи­шес­кие шор­ты цве­та ха­ки раз­ве­вались на вет­ру. А ми­ни­атюр­ные ху­дые нож­ки - пок­ры­ты му­раш­ка­ми от хо­лода. Ав­густ в Пи­тере хо­лод­ный. Ты на ста­рый ма­нер зак­ре­пила под­тяжки, один ре­мешок чуть сви­сал с пле­ча, но это ни­чего. Те­бе бы­ло арис­токра­тичес­ки пле­вать на ок­ру­жа­ющих. И в то же вре­мя... Ты поп­равля­ла свой бе­рет с не­ук­лю­жим не лет­ним пом­по­ном и улы­балась де­тям. Твои ту­фель­ки на низ­ком каб­лучке бы­ли чуть ис­пачка­ны тра­вой и грязью (вче­ра был дождь). Ря­дыш­ком у ка­кого-то за­мыс­ло­вато­го па­мят­ни­ка упал под­росток, ты под­бе­жала и по­мог­ла ему встать. Пред­ло­жила еще ка­кую-то по­мощь, но он в гру­бой фор­ме те­бя отос­лал к пра­от­цам.
      Бэк­ки, ми­лая Бэк­ки. Не сто­ит быть та­кой на­ив­ной. Хо­тя, твоя дет­ская на­ив­ность прив­ле­ка­ет за­шорен­ное, заш­то­пан­ное, ци­нич­ное мое сер­дце. То, как ты до сих пор сду­ва­ешь пы­лин­ки с кук­лы Ма­ши, ко­торую те­бе по­дари­ла стар­шая сес­тра на тре­тий день рож­де­ния. То, как стре­митель­но бе­жишь на ули­цу, ког­да на­чина­ет­ся снег, что­бы сле­пить сне­гови­ка и по­иг­рать в снеж­ки. То, как выс­тавля­ешь ниж­нюю губ­ку, ког­да оби­жа­ешь­ся. И то, как убе­га­ешь, ког­да чувс­тву­ешь над­ви­га­ющу­юся проб­ле­му. Не плачь, Бэк­ки, де­ти жес­то­ки. Вер­нее, не де­ти, под­рос­тки. Де­ти до пя­ти-шес­ти лет - ан­ге­лы, до де­сяти - две­над­ца­ти - тер­пи­мы, а пос­ле... Пос­ле с ни­ми луч­ше не свя­зывать­ся. Они та­кие "са­мос­то­ятель­ные", та­кие ци­нич­ные, сар­кастич­ные уб­людки. Но ты не бой­ся их, ми­лая. Внут­ри они на­пуга­ны до по­лус­мерти. Внут­ри они - все те же ан­ге­лоч­ки, толь­ко бо­ят­ся, что их за это воз­не­нави­дят.
      Бэк­ки, слав­ная Бэк­ки. Мне так жаль, что я так и не смог вы­пить с то­бой чаю, по­иг­рать в кос­ти, пос­мотреть те­леви­зор. Мне так жаль, что приш­лось про­пус­тить твои пер­вые зна­читель­ные по­беды. Мне так жаль, что ты ви­дела мои чер­ты толь­ко при ра­зоча­рова­ни­ях и то сквозь сле­зы. Ты бы­ла и ос­та­ешь­ся единс­твен­ным лу­чиком све­та сре­ди мо­нотон­ных се­рых дней мо­ей ник­чемной жиз­ни. Ты же зна­ешь это, да? Ког­да ты по­ешь, мое сер­дце па­рит над об­ла­ками. С каж­дой строч­кой, с каж­дой но­той я ле­чу все вы­ше к сол­нцу, как ка­кой-то до­моро­щен­ный Икар. Ты вдох­новля­ешь ме­ня, как му­зы не­путе­вого по­эта. Толь­ко я не по­эт.
      Бэк­ки, неж­ная Бэк­ки. Иног­да ты ме­ня удив­ля­ешь сво­ей су­мас­шедшей энер­ги­ей. Ты рвешь­ся из го­рода в го­род, из стра­ны в стра­ну, из все­лен­ной в не­из­вес­тность. Ты вос­торга­ешь­ся каж­дой пы­лин­кой, каж­дой ка­пель­кой дож­дя, каж­дой слу­чай­ной улыб­кой. А еще ты обо­жа­ешь те­атр. Лю­бые его ви­ды. Клас­си­чес­кий, Ка­буки, ку­коль­ный... Не важ­но! Ты лю­бишь иг­ру и обо­жа­ешь иг­рать. Ты го­това пот­ра­тить пос­ледние ко­пей­ки на то, что­бы ли­цез­реть пред­став­ле­ния в те­ат­ре. Мо­жешь не­деля­ми хо­дить го­лод­ная, но счас­тли­вая и вос­торжен­ная. И те­бе всег­да ма­ло! Всег­да. Те­атр - это твой нар­ко­тик, твой кра­еуголь­ный ка­мень. Боль­ше те­ат­ра ты лю­бишь толь­ко му­зыку и по­ез­да. Ты слу­ша­ешь все: от Ви­валь­ди до Noiz MC, от Зем­фи­ры до Pink Floyd, от Цоя до Asking Alexandria. Яд­ре­ная смесь. Не мо­гу по­нять те­бя в этом. Да мне и не нуж­но. Ты всег­да уме­ла най­ти со мной об­щий язык и при этом не всту­пать в пус­тя­ковые спо­ры из-за вку­сов.
      Бэк­ки, ми­лая Бэк­ки. Я бу­ду по те­бе ску­чать.