Бабушку я очень любила. Она была высокая, худощавая, статная, с тонкими чертами лица, с изработавшимися, потрескавшимися от земли, но удивительно красивыми руками с длинными пальцами и ровными, твердыми, выпуклыми удлиненными ногтями. Я любила эти ласковые руки гладить. Пальцы были немножко шершавые и щекотали мне щеку, слегка цепляли волосы, когда она гладила меня ими. Всегда в ответ хотелось их поцеловать, но она отдергивала руки: «Ты что, я ж не барыня, чтобы руки целовать. Глянь, какие они старые», - и оттягивала вверх прозрачную кожу на тыльной стороне. Кожа могла долго стоять «гребешком», пока она не сжимала пальцы. Я тоже хотела так, но моя детская кожа никак не поддавалась. Когда я вошла в возраст прихорашивания, всегда жалела, что не унаследовала красоту бабушкиных рук.
Каждый день она встречала и провожала молитвой. Молилась перед иконой с зажженной лампадкой, стоя на коленях, била поклоны, долго шептала молитвы, слов которых я не понимала, но угадывала, что она просила Боженьку о своих двух сыночках, погибших на войне. Года в три-четыре она научила и меня молитвам «Отче наш» и «Богородица». В школе нам разъяснили, что Бога нет и я очень старалась и бабушке это внушить. Она ласково улыбалась и говорила: «Не повторяй, Ленушка, этих слов – это грех. Бог не только на небушке, он в наших душах и ему тяжело такое слышать, а он – Отец наш».
Прошло почти полвека, прожитых в абсолютном атеизме, но когда меня оглушил страшный диагноз, поставленный мужу, я вышла из онкодипансера и, пока добиралась до дома, все время читала «Отче наш» и «Богородицу», всплывшие из самых дальних уголков памяти, и поняла, как права была бабушка- действительно, Бог – в наших душах. Жаль только, что атеистическое воспитание не дало Вере в Бога проникнуть в глубину души и стать ежечасной и ежеминутной потребностью, как это чувствуют истинно верующие.