В шесть с половиной я уже задумывался о смысле жизни, тогда это казалось чем-то невероятным, далеким и сложным для понимания. Но уже тогда я думал о вещах, которые в общем-то ужасали до боли в груди и странных приступов рвоты. Я думал о смерти и её неизбежности. Каждый вечер я думал о том, что будет в процессе её наступления и после. Говорил матери, что болит живот, хотя на самом деле плакал от безысходности. Умирать было страшно.
До шестнадцати я продолжал искать сакральный смысл, но не находил. От этого невыносимыми становились все чувства и переживания. Правда, смерти уже не боялся, напротив, принял ее как дар.
К восемнадцати годам стало наплевать абсолютно на все, умирать снова было страшно, но жить было еще страшнее. Хотелось просто не существовать, не быть, не родиться. От этого ходил как робот с мыслями аквариумной рыбки, совсем не увлеченный своим странным житием, иначе это и не назовешь. У меня не было забот, кроме как "куда вставить член" или "чем накидаться в пятницу".
Все вокруг напоминало постановку в театре, казалось нереальным. Но по вечерам, когда уже было невыносимо учиться и глаза тяжелели от усталости, я выходил на балкон за глотком свежего воздуха. Смотрел на звезды и пытался понять и принять, что где-то там далеко таки есть что-то еще, что мы не накрыты куполом, расположенным над нами в семидесяти километрах, что где-то точно есть настоящая жизнь. Я уже не плакал, мне было безразлично, но что-то продолжало давить на связки и ком подходил к горлу. Я вспоминал свои шесть лет и снова хотел стать космонавтом, дабы изведать все закоулки космоса и, возможно, где-то в другой галактике наконец-то найти себя.