Летний вечер. Курортный черноморский городок. Тир на белоснежной набережной. Я в легких льняных штанах и тапочках, мне не кого сейчас удивлять – курортные романы – «не моё»…
По фигуркам не стреляю, прошу сразу мишень. Опять же – мне не кого удивлять…
Удар сердца, ещё один, пауза, выстрел. Не плохо, вертикаль четкая. Нужно чуть выше. Удар, ещё, пауза, выстрел. Ещё чуть выше…
Я родился и вырос в воинской части. Вроде бы и в Ленинграде, а вроде бы и нет – часть была искусственно лишена транспортного сообщения с остальным городом. В километре-полутора вокруг части были леса, поля, железнодорожная ветка.
Одним из особых развлечений – моим и моего друга – был тир, пневматический, но всё же тир, который находился в ещё довоенном здании на площади Калинина. Площадь та была примечательной тем, что в конце блокады на ней, в центре которой ещё не стоял памятник «всесоюзному старосте», вешали пленных фашистов. Отец об этом рассказывал, когда я был ещё совсем мальчишкой. Уже позднее я это увидел собственными глазами на кадрах военной кинохроники, когда учился на режиссерских курсах и целенаправленно изучил «монтажный» хроникальный фильм Сергея Лозницы «Блокада». Пленных подвозили на нескольких грузовиках к очень длинной виселице, откидывали задние борта полуторок, накидывали петли на шеи. После грузовики по команде отъезжали, оставляя позади себя болтающимися пару-тройку десятков фашистов за раз. Молча, безо всяких эмоций смотрели на казнь впавшими темными глазами те немногие, кто в силах был дойти до этой площади. И я не увидел в этих лицах ни жажды, ни торжества мести, люди потратили всех себя на то, чтобы выжить и сохранить в себе людей…
В тире нашего детства работал харизматичный дядька. Для нас он был просто «дядей Витей» - этот человек, немного недобиравший в росте до двух метров. В тире у него под рукой всегда была пудовая гиря, которую он периодически доставал и держал на вытянутой руке какое-то время. Его коронным номером была стрельба из пневматической винтовки с одной руки, да ещё и спусковым крючком вверх – то есть, дядя Витя стрелял из неё «вверх ногами».
Дядя Витя, насколько мы слышали, был кандидатом в мастера спорта по стрельбе. Но ещё мы слышали и нечто другое – то, что дядя Витя был «сидевшим». Этим тогда никого было не удивить, но этот факт ещё добавлял плюсов дяде Вите в наших мальчишеских глазах. В нашем районе ошивалось всегда много жуликов разных мастей – у площади Калинина располагался знаменитый Калининский рынок. Это сейчас в Питере он рядовой – один из многих, но в советское время он был единственным, где продавалось всё! И продукты, и одежда, и животные, и даже аквариумные рыбки. До сих пор перед глазами торговые ряды, которых уж нет. Мы приходили с пацанами туда каждые выходные поглазеть на рыбок, собак, хомячков, попугаев и прожую живность, которая была не по карману нашим родителям – работникам тыла, или как это ещё называлось «работающим на оборонку».
Мы обычно стреляли с другом на щелбаны. Особо азартно это стало, когда отец друга научил нас бить щелбаны «с оттяжкой», предварительно послюнявив палец. Выходило довольно ощутимо, и мы с удовольствием награждали ими друг друга. Когда же стрелять мы научились довольно сносно, дядя Витя убедил нас в том, что стреляют «на просто так» только «фраера», и нам пришлось, дабы не упасть в глазах дяди Вити, вслух, чтобы он слышал, договариваться о сумме, на которую мы с другом стреляем в очередной раз. Естественно, что это был «спектакль» для дяди Вити, откуда у нас могли быть «рубль» или тем более «трёшка»! Мы в лучшем случае имели в карманах по пятнадцать-двадцать копеек, сэкономленных на завтраках в школе.
Уверен, что дядя Витя знал о нашей уловке, но не подавал виду. У него в тире всегда ошивалось много дружков-приятелей, попросту говоря – собутыльников. Долгими зимними вечерами в тёплом уютном тире было очень приятно выпить и поболтать за жизнь – милой дело! Приятели у дяди Вити были очень разные. Попадались и сидевшие, и торгаши с рынка, и просто пьяницы. И вот, убедившись, что мы с другом стреляем лучше большинства взрослых, дядя Витя придумал «развлечение», выгодное для всех. А состояло оно в том, что, выпив с очередным дружком у себя горькой, дядя Витя начинал принижать стрелковые способности своего собутыльника, кивая на нас и утверждая, что эти, мол, пацаны его уделают.
Естественно, разыгрывалась комедия, что мы с дядей Витей не знакомы. Дядя Витя раздавал всем поровну пулек и начиналось! Обычно мы выигрывали. Ставки поднимались. За пятнадцать минут дядя Витя иногда зарабатывал на нас по пять-десять рублей. Мы же стреляли вволю целый вечер.
Иногда, конечно, мы проигрывали. Это было не часто, и дядя Витя в накладе не оставался, но нужно было видеть наши глаза после проигрыша!!! Нам было стыдно, что мы подвели его. Острые глаза уголовника на несколько мгновений становились волчьими, что в совокупности с его комплекцией делало эти мгновения довольно неуютными. Но эти мгновения быстро проходили, и мы уже по новой старались в новом пари. Оппоненты дяди Вити были обычно изрядно выпивши, для нас они были не трудными соперниками…
Давно уже нет ни тира, ни, я думаю, в живых дяди Вити. Вместо тира теперь там салон сотовой связи, а дядя Витя… Скорее всего, перемололи его девяностые годы, когда хорошие стрелки ценились выше хороших инженеров…
Удар, удар, пауза… Выстрел! До сих пор я стреляю довольно сносно, хотя бывает это в среднем раз лет в семь-восемь.
Я еду в гостиницу. Белоснежная набережная ночного черноморского курорта, пьянящие запахи цветов и женщин. В кармане у меня лежат маленький пластмассовый викинг – мой сегодняшний приз, который я подарю по возвращению домой младшему сыну, и аккуратно сложенная мишень с пятью дырками в десятке, двумя в девятке и тремя – в восьмерке.