ЦЕЛИНА -1 часть
ОТЪЕЗД И ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
Как я попал на целину
После четвертого курса мы должны были проходить очередную производственную практику. Все группы, проходили ее в Москве в две смены, и только одна группа в первую смену в Киеве. Моя группа тоже должна была проходить практику в Москве во вторую смену. А мне хотелось проходить практику в Киеве. Во-первых, это всего в 200 километрах от города Смела, где жили мои родители. Во-вторых, в Киеве жил мой двоюродный брат Айзик, который был старше меня на 10 лет и уже давно работал инженером.
Я придумал, что надо сделать, чтобы меня направили на практику в Киев. В этот период по инициативе трудящихся города Горького (Нижнего Новгорода) люди, стоявшие в очереди на жилье, могли ускорить получение ими квартиры, если отработают на стройке определенное число часов. Официально это называлось – строить себе жилье Горьковским методом, неофициально - строить жилье горьким методом. Мой брат Айзик тоже строил себе квартиру горьким методом. Именно этим я и решил воспользоваться для того, чтобы меня направили проходить практику в Киев.
Декан нашего факультета получил из Киева письмо от моего двоюродного брата Айзика, в котором тот писал, что он инженер, живет и работает в столице Украины, но его семья не имеет своего жилья, и они с маленьким ребенком теснятся в квартирке родителей жены. Сейчас он должен отработают на стройке своего будущего дома определенное число часов. Поэтому он просит направить меня на производственную практику в Киев, чтобы я мог помочь ему отработать по вечерам положенное число часов. Получив такое письмо, наш декан велел включить меня на время производственной практики в состав группы, направленной для прохождения практики в Киев. Я обрадовался, не представляя себе, к каким последствиям это приведет.
Практику в Киеве мы проходили на заводе «Арсенал». Обычно с утра мы шли на завод, а после обеда линяли в город и по пешеходному мосту через Днепр направлялись загорать на песчаный пляж. Примерно 2-3 раза в неделю я ходил на стройку, где выполнял самые неквалифицированные работы, типа подъема вручную грузов на верхние этажи дома или уборки мусора из строящихся квартир. Последнее давало потом Айзику возможность шутить, что я у него из дому сор выносил.
Сначала мы, студенты МАИ, жили недалеко от завода в новом общежитии политехнического института в комнатах на четверых, потом неизвестно почему нас перевели а общежитие Киевского университета, которое размещалось в самом центре города в здании бывшего монастыря на Владимирской горке. Здесь наша группа занимала две большие комнаты (очевидно, кельи) на разных этажах. В одной келье жили парни, в другой – девушки.
Неожиданно продолжительность нашей практики на заводе спешным порядком сократили, саму практику свернули, по-быстрому приняли зачет и приказали возвращаться в Москву, поскольку комитет комсомола института, или попросту институтское и комсомольское начальство приняло решение (разумеется, по указке сверху) направить эшелон добровольцев в Казахстан на уборку урожая. Комсомольцами-добровольцами велено было стать всем ребятам, закончившим первый курс, и из нашего курса тем, кто проходил производственную практику в первую смену, поскольку мы уже успели хотя бы частично ее пройти. Тех же, кому еще предстояло пройти практику во вторую смену (в том числе и мою родную группу), на целину не послали.
Некоторые наивные студенты пытались отбояриться от целины, мотивируя это тем, что поездка на целину - это дело добровольное, но им быстро объяснили, что добровольно они уже поступили в тот единственный раз, когда подали заявление в комсомол. А после этого они обязаны выполнять все приказы, которые они, как комсомольцы, получат.
Таким образом, все жильцы нашей комнаты – и закончивший первый курс и отдыхавший на каникулах в Смеле Зиновий, и мы с Виктором Снеговым, закончившие четвертый курс и прошедшие после него ускоренную производственную практику (я - в Киеве, Витя – в Москве), были направлены в Казахстан на целину убирать урожай.
Когда мы с Зиновием в спешном порядке приехали в Москву в свое родное общежитие, Виктор, проходивший практику в столице, ошарашил нас сообщением, что едет на целину не один, а с девушкой. Причем, девушка эта – не с нашего курса и даже не из числа студенток нашего факультета.
Зная Витину влюбчивость, мы почти не удивились этому сообщению, смущала только решительность Витиной новой знакомой. С первой встречи – и на край, если не Земли, то уж страны – это точно.
Проводы целинников
На основании сбивчивого Витиного рассказа, мы реставрировали события, приведшие к Витиному решению ехать собирать урожай не в одиночку, а вместе с незнакомой нам девицей. Ниже приводится Витин рассказ этой романтической истории, несколько отредактированный мной и Зямкой.
Узнав, что его группа направлена на уборку урожая, Витя за каким-то лешим вздумал прогуляться по лабораториям нашего факультета. Открыв дверь и зайдя в одну из комнат, он увидел незнакомую девицу и захотел поразить ее тем подвигом, который собирался совершить:
- Вот, еду на целину, - гордо сообщил он и для большей весомости своих намерений процитировал известный лозунг: - «Партия велела – комсомол ответил: - ‘’Есть!’’».
- Ой, как это романтично! – девица пришла в восторг. – Как я вам завидую! Как бы я хотела тоже поехать на целину!
Если бы Витя и девица остановились на этом, все бы этим и закончилось. Но у Вити сорвалась, неожиданно для него самого, еще одна фраза:
- Так в чем же дело? Поехали вместе.
От счастья девица бухнулась перед ним на колени:
- Спасибо огромное! Я согласна ехать хоть на край земли. Конечно, с вами, - уточнила она.
Витя аккуратно поднял ее с пола, и они уже вдвоем побежали к факультетскому комсомольскому начальству оформлять необходимые документы для поездки девицы на целину. В условиях, когда некоторые несознательные комсомольцы занимались безрезультатными поисками справок от врачей, что по состоянию здоровья им целина противопоказана, такой патриотический порыв юной лаборантки был поддержан и факультетским бюро, и институтским комитетом комсомола и тут же документально оформлен.
- Но ты бы сначала, прежде, чем приглашать ее с собой, показал ее нам, - возмутились мы с Зиновием.
- Некогда показывать. Увидите при посадке в вагоны, - отвечал, наконец-то, начавший что-то соображать Витька.
Следующие дни у нас были заполнены получением талонов на питание в солдатских пунктах кормления, расположенных по пути следования нашего эшелона, и на одежду, приличествующую целинникам – телогрейки, хлопчатобумажные рубашки, сапоги и др. Отоварить талоны можно было только в одном магазине столицы, у входа в который стояла большая очередь студентов разных вузов.
Торжественная отправка эшелона со студентами МАИ была не с одного из московских вокзалов, как мы привыкли видеть на кадрах кинохроники, а на задворках столицы, с какой-то поросшей бурьяном площадки, рядом с которой проходили железнодорожные рельсы. Вероятно, эта площадка была выбрана для отправки нашего эшелона потому, что уезжаем мы не в пассажирских вагонах, а в товарных вагонах с большими дверями (по одной с каждой боковой стороны вагонов); спать предстоит на нарах; туалеты, разумеется, отсутствуют. Эти вагоны предназначены для скота и имеют разные имена - телятники, теплушки, "скотовозы"... Разумеется, по случаю лета, наши теплушки печурками не были оборудованы.
По дороге из общежития к этой платформе Витя объяснил нам, что его приедут провожать мама и московская тетушка, причем мама специально приехала в Москву из Донецкой области, чтобы проводить сына. А поскольку сам он должен встретить и препроводить в наш вагон свою девицу, которая никого, кроме него, здесь не знает, то мне предстоит развлекать до Витиного прихода его маму и тетю. Причем развлекать так, чтобы ни мама, ни тетя не заподозрили, что Витя едет на целину не один, а с таинственной подругой.
Приехав на платформу, мы отыскали свои вагоны, побросали туда рюкзаки и спустились на поросшую бурьяном землю. Витя тут же побежал искать провожавших его маму и тетю, а я стал прогуливаться возле нашего с Витей вагона. (Зямка, будучи второкурсником, ехал со своей группой в другом вагоне, но он быстро прибежал к нашему вагону, очевидно, желая увидеть Витиных родственников и – еще больше - его боевую подругу.)
Прошло совсем немного времени, Витя привел маму и тетю, познакомил нас с ними, извинился перед немолодыми женщинами за то, что – по общественным делам - должен на пару минут нас покинуть и, как было условлено, побежал встречать свою протеже.
Я принялся развлекать Витиных маму и тетю. Рассказывал им смешные истории из жизни нашего курса и нашего общежития. Сначала те из историй, где остроумным и находчивым персонажем был Витя. Когда истории с его участием кончились, в ход пошли истории, героем которых был я или кто-то другой. Но и они вскоре исчерпались. Тогда в ход пошли истории, случившиеся в прошлые годы с совершенно посторонними студентами.
Сначала мама и тетя слушали заинтересованно, потом уже без особого интереса, скорее даже не из любопытства, а из вежливости. Несколько раз мимо пробегал, загнанно озираясь по сторонам, Витька. Он носился от головы поезда к хвосту и от хвоста к голове длинного эшелона. По его растерянному виду было понятно, что свою подругу он пока еще не увидел. В те моменты, когда Витька пробегал мимо нас, мне приходилось особенно стараться, чтобы привлечь внимание и взгляды бедных женщин к моей персоне. И все это ради того, чтобы они не заметили пробегающего мимо своего очень близкого родственника.
Когда я полностью исчерпал свой репертуар, меня сменил Зямка, благо у его курса был свой юмор, несколько более новый, чем у нашего курса. Мама и тетя уже не слушали наши рассказы, а внимательно смотрели по сторонам, желая разглядеть среди проходивших мимо студентов своего сына и племянника.
Когда до отправления поезда оставались считанные минуты, Витина мама сказала:
- Я ведь все понимаю. Спасибо вам, что развлекали нас, пока Витя прощался со своей Жизелью. Жаль, что он не захотел нас познакомить с нею. Зато мы успели познакомиться с его друзьями.
С тех пор в нашем лексиконе временно появилось имя Жизель – в качестве имени Витиной подруги периода нашего отъезда на целину.
Наконец прибежал растерянный Витька. Он успел нам шепнуть, что Жизель свою он на платформе так и не встретил. Зато успел в последний момент обняться и расцеловаться с провожавшими его мамой и тетей, и поезд тронулся.
Когда мы забрались в свой вагон, и поезд набрал скорость, а Витька перестал высовывать голову в дверь вагона, он обнаружил в нем свою Жизель. Как она ухитрилась оказаться в вагоне, не замеченная ни Витей, ни нами, и почему она так сделала, если они договорились встретиться до отхода поезда на платформе, - до сих пор остается загадкой. Скорее всего, из желания заставить Виктора хорошенько поволноваться.
В нашем вагоне ехала институтская знаменитость – наш однокурсник Анатолий Мищенко (в просторечии – Тоша). Для него это была уже третья поездка на целину. Столько, как он – три раза - еще никто не ездил. Смотреть на такую уникальную личность приходили узнавшие о нем младшекурсники из соседних вагонов. По дороге быстро выяснилось, что Толик не только шутник, о чем мы знали еще в вузе, но и прекрасный исполнитель народных песен. Особенно мне нравилось, как он со слезой в голосе пел “Меж высоких хлебов затерялося”:
Меж высоких хлебов затерялося
Небогатое наше село.
Горе горькое по свету шлялося
И на нас невзначай набрело.
Как у нас приключилося страшное,
Мы такого не знали вовек.
Как у нас, голова бесшабашная,
Застрелился чужой человек.
Суд приехал, допросы точнехоньки,
Догадались деньжонок собрать.
Осмотрел его лекарь скорехонько
И велел где-нибудь закопать.
На первой же большой остановке нашего эшелона, Зиновий примчался к нашему вагону, чтобы узнать, едет ли с нами Витина Жизель, и заодно, если повезет, то увидеь ее. Увидев издали девицу, он немного успокоился и выразил мнение, что Витина любовь к ней долго не протянется. Тем не менее, всю неделю, пока наш эшелон шел к Акмолинску, Зиновий регулярно появлялся у нашего вагона, интересуясь, как обстоят дела у Вити и Жизели. Вскоре я имел возможность успокоить Зиновия. Очевидно, за время волнений перед отправлением поезда любовный пыл у Вити успел перегореть, и он не считал себя обязанным оказывать какие-либо особые знаки внимания своей новой подруге. К тому же повышенный интерес к Жизели начал проявлять один из наших студентов. Зямка тут же приказал мне принять все меры к тому, чтобы никто не смог помешать сближению Жизели с этим студентом.
Короче, когда мы прибыли в Акмолинск, и нас распределили по совхозам и бригадам, то оказалось, что Виктор, Зиновий и я попали в три разных места. Между прочим, Альберто (будем так называть нового ухажера Жизели) попал в один колхоз со мной, а у Жизели возникла проблема, с кем ехать дальше - с ним или с Витей. Витя не делал ничего для того, чтобы сагитироть свою знакомую ехать с ним, а Альберто звал ее с собою. Вот так я оказался с ним и Жизелью на одном полевом стане.
Акмолинск ( Он же Ак Мола –> Акмолинск –> Целиноград –> Астана)
Два слова о том областном городе, куда мы приехали работать. Он скорее был похож на захолустную деревню, чем на областной центр.
Пройдет 56 лет, и туда на всемирную олимпиаду по физике прилетит в составе команды израильских школьников мой третий (по возрасту) внук Элиша. Он увидит современный европейский город, абсолютно не похожий на то, что видели его дед и бабка полвека тому назад.
Быть может, кому-то покажется странным, но я совсем не жалею, что побывал и поработал на целине - это была хорошая школа жизни. Мы увидели не ту битву за хлеб, о которой кричали газеты, радио и телевидение, а то, что происходило на самом деле.
По дороге на наш полевой стан
В Акмолинске на привокзальной площади мы, покинув теплушки типа "скотовоз", где провели почти неделю своей жизни, погрузились в грузовики и поехали по будущим своим совхозам и колхозам, по своим бригадам, по полевым станам. Ехать предстояло на грузовиках, у которых для перевозки людей были сделаны скамейки в виде досок, проложенных поперек кузова от одного борта до другого. Еще на вокзальной площади, перед погрузкой мы обратили внимание на странные наименования населенных пунктов, куда нам предстояло ехать: 28-й, 29-й, 30-й, 31-й, 32-й,...
На выезде из города к нам в грузовик забрался незнакомый попутчик – невзрачный мужичонка лет тридцати - сорока. Он удобно расположился в центре кузова, где сидели наши девушки. Первый же вопрос, который они ему задали, был: откуда у населенных пунктов такие странные названия?
- Так ведь это по номерам комендатур. Каждый ссыльный был прикреплен к своей комендатуре и должен был там регулярно отмечаться. Вот я однажды без спросу ушел из 28-го в 31-й, так мне за это пять лет добавили.
- Так вы политический?
- Нет, я уголовный.
- И за что вас посадили?
- Так, за ерунду, пришили мне убийство.
Смотрим, а наши девушки постепенно перемещаются на скамейках подальше от этого попутчика.
А словоохотливый мужичонка охотно просвещает нас. Оказывается, что люди здесь делятся на местных и поселенцев. Местные – это казахи. Поселенцы бывают политические, уголовники, а также ссыльные народы - чеченцы, ингуши и поволжские немцы. Самые богатые и ухоженные села – это те, где живут немцы. И кормят работающих в них посытнее, чем в других селах. Русские, украинские, польские села победнее, и жратва там похуже. А уж хуже всего кормят работников в казахских селах.
Село, в которое мы едем, имеет русское название, и поначалу это радует, но потом оказывается, что только в царское время там жили русские, и у них у всех были сады, а потом они куда-то уехали или их куда-то вывезли, и теперь это казахское село. Новые хозяева тут же полностью вырубили сады, поскольку деревья не позволяли увидеть с крыши дома, как далеко пасется табун.
На полевом стане, куда нас привозят, стоит большой саманный барак, имеющий две комнаты - одну большую-пребольшую, в которой стоят голые нары, на которых мы все вместе – и девушки, и парни - будем жить. И маленькую комнатенку – избу-читальню, в которую будут регулярно привозить областную газету на казахском языке. Буквы в газете знакомые – кириллица – и это немного радует. У этой читальни есть начальник – тщедушный казах небольшого росточка. Каждое утро он с группой казахов приезжает в кузове грузовика из села на стан. Они сразу же бегут в столовую, чтобы вместе с нами, студентами, поесть ячневой или овсяной каши, которую варят наши поварихи – две местные русские девушки.
Туалета на стане нет, и мы первым делом копаем яму и сооружаем над ней две фанерные кабинки ”М” и “Ж”.
Пшеница еще не созрела, но уже приехали комбайнеры из Ростовской области. Один из них Герой Социалистического труда, у другого – орден Ленина. Более опытные ребята устраиваются помощниками комбайнеров. Постепенно и с большим запаздыванием я узнаю, что помощники комбайнеров получают хорошую зарплату – большой процент от заработка своего комбайнера. Пока что работа помощников заключается в поисках кусочков проволоки, чтобы ею – за неимением в колхозе болтов и гаек - прикручивать разболтавшиеся детали комбайна и копнителя.
Вначале нашего приезда на стан у нас шли разговоры о том, что надо работать "в общий котел". Но как только часть ребят устраивается помощниками комбайнеров, где заработки больше, чем на других работах, начинаются обсуждения идеи сделать несколько общих котлов (отдельно для помощников комбайнеров, отдельно для копнильщиков, отдельно для остальных). Инициаторами этого выступают в основном подруги помощников комбайнеров. В результате разговоры об общем котле прекращаются, и каждый получит столько, сколько сам заработал.
Я вместе с несколькими парнями записываюсь на вакантные должности копнильщиков. Но пока копнить нечего, и мы устраиваемся работать на скирдовке сена.
Перед уборочной
Каждый день мы дружной бригадой под руководством низкорослого местного парня-казаха, недавно вернувшегося из армии, едем скирдовать сено. Мы подаем ему наверх вилами сено, а он укладывает его (вяжет) сначала на грузовике с откинутыми бортами – так, чтобы сено можно было перевозить как можно в больших количествах, а потом, после перевозки – в скирды, так, чтобы его можно было хранить до следующего лета, чтобы скирда держалась под дождем, снегом и ветром. Проходит немного времени, и мы осваиваем все премудрости подачи, укладки, перевозки сена.
И тут со мной случается пренеприятнейшая история. Работали мы на сене в одних трусах, не задумываясь над тем, что в нем могут водиться клещи, которые любят вгрызаться людям в самые мягкие ткани. Вот и меня укусил такой клещ в – прошу прощения - яйцо. И стало место укуса так зудеть, что все время неосознанно хотелось его чесать. И чем больше чешешь укушенное место, тем больше оно зудит и распухает, зудит и распухает. Более того, укушенное и расчесанное яйцо так отличается по величине от второго яйца, что становится страшно за собственные органы. И говорю я ребятам, что придется мне поехать в село в медпункт.
А надобно тут сказать, что в медпункте работала молоденькая и очень красивая, но строгая медсестра, только недавно окончившая медучилище. И многие наши парни были не прочь познакомиться с нею поближе, но она всех отшивала. А тут представился такой случай с ней познакомиться!
- Поеду я в медпункт, может медсестра даст мне какие-нибудь таблетки или мазь, чтоб не так сильно чесалось, - говорю я ребятам.
А они смеются:
- Держи карман шире! Тебя не первого из нас клещ покусал, - и называют фамилию моего дружка из другой группы. – Поехал он в медпункт, а медсестра велит ему снять трусы и показать ей больное место. Он пытается с ней договориться о лечении без снятия трусов. А она ему: - “Вы что, сюда шуточки пришли шутить? Не могу я назначить лечение, не посмотрев на укус!” Пришлось ему спустить трусы. Она посмотрела, взяла бутылочку с иодом, смазала ему ваткой место укуса и сказала: – “Больше не чешите!” Вот и все лечение!
Дней десять ходил я по стану, держа сам себя одной рукой за запястье другой руки. И спать ложился, также держа сам себя одной рукой за запястье другой. Чтоб не чесать зудящее место. А потом постепенно все прошло.
Вот так я добровольно отказался от возможности познакомиться поближе с очень красивой девушкой. А все потому, что не захотел, чтобы обо мне тоже рассказывали такие же смешные истории, как о моем друге.
Вскоре нам предлагают работу по ремонту крыши саманного барака, в котором мы живем. Нам называют длину и ширину барака, стоимость ремонта одного квадратного метра крыши, умножают одно на другое, называют количество трудодней, которые мы должны получить по окончанию работы. Мы делим эту сумму на число людей, согласившихся участвовать в работе. Получается в несколько раз больше, чем гарантированный минимум трудодней, который нам положен за пребывание на целине, даже если мы будем дожидаться уборки урожая, ничего не делая.
Казахи приветливо улыбаются, цокают языком, щурят глаза и повторяют в один голос:
- Очень выгодная работа, очень выгодная работа – не пожалеете. В прошлом году студенты делали эту работу – очень много, очень много получили за нее.
Несколько дней с утра до вечера мы вкалываем на крыше, обливаясь потом под знойным солнцем Казахстана.
Наконец, мы заканчиваем работу и узнаем, по скольку трудодней нам начислили за нее. Оказывается, гарантированный минимум трудодней – не больше.
- Как же так, ведь при расчетах получалось в несколько раз больше?
- Так то получалось по старым расценкам, а мы в прошлом году снизили расценки.
- Почему снизили?
- А мы так на собрании решили: надо их снизить, потому что эту работу всегда делаем не мы, а студенты. Зачем мы будем платить чужим так много денег?
- Почему же вы нам не сказали, что расценки изменились?
- Забыли.
Через несколько дней казахи снова предлагают нам очень выгодную работу – надо вычистить навоз из скотного двора. И снова казахи приветливо улыбаются, цокают языком, щурят глаза и повторяют:
- Очень выгодная работа – не пожалеете. В прошлом году студенты делали эту работу – очень много получили.
- Так это по старым расценкам много, а какие новые расценки?
- Нет, расценки не менялись! – дружно заверяют бригадир, парторг, начальник избы-читальни и остальные казахи.
Те, кто уже поработал на крыше, отказываются от этой выгодной работы, но вскоре набирается новая группа ребят, которые соглашаются на выгодную работу – чистку Авгиевых конюшен.
И снова им начисляют смехотворные трудодни.
И опять слышатся причитания колхозного руководства:
- Ай-я –яй! Совсем забыли, что расценки изменились.
Бешбармак
Наконец, нам предлагают еще одну выгодную работу: на этот раз расчет будет без обмана, не в мифических трудоднях, а в виде шикарного угощения – сам председатель колхоза (или сам парторг, или бригадир – я уже не помню точно, кто из них) устроит бешбармак для тех, кто привезет и поставит ему лично, а не колхозу скирду сена.
И тут надо рассказать, что такое бешбармак - мясное горячее блюдо у некоторых тюркоязычных народов. Название «бешбармак», образованое из слов «беш» и «бармак», что в переводе с тюркских языков означает «пять пальцев», «пятерня», поскольку во время еды кочевники не использовали столовые приборы и брали мясо руками (пальцами). Блюдо состоит из отварного мяса, лапши в виде крупных прямоугольников или кусков теста и крепкого бульона. Мясо может быть бараниной, говядиной, кониной или верблюжатиной.
Мы столько наслышались об этом блюде (к тому же при нашем скудном питании, не изобилующем мясом!), что - еще до этого заманчивого предложения - попробовать бешбармак стало нашей заветной мечтой. Это все равно, что побывать на Кавказе и не попробовать шашлык или в Узбекистане и не отведать плов. Мы вслух мечтали, как по возвращении в Москву пойдем в ресторан с казахской кухней, закажем там и будем объедаться бешбармаком, черпая его с блюда всеми пятью пальцами. А тут не надо никуда ехать – оно здесь же, в колхозе. Воистину - на блюде с голубой каемочкой.
Наша бригада, не раздумывая, соглашается поставить скирду колхозному начальнику, лишь бы отведать волшебное блюдо – вареное мясо, набираемое едоками всеми пятью пальцами руки!
Нагружаем грузовик сеном – выше крыши, так много сена на машину мы еще не укладывали. Привозим его в деревню. Тут же набегает ватага местных начальничков и прихлебателей. Они крутят головами вокруг шей то в одну, то в другую сторону и лживо, лицемерно, подхалимски по отношению к хозяину и одновременно укоризненно в нашу сторону приговаривают, глядя на привезенное нами сено:
- Ай-я –яй! Какую маленькую скирду привезли...
Потом принюхиваются к дыму из трубы и сообщают нам:
- Какой вкусный запах! Какой щедрый хозяин – овцу зарезал - бешбармак для вас делает!
Мы понимаем, что не зря они все набежали – придется нам делиться с ними заработанным нами бешбармаком. Но делать нечего: мы ведь здесь не хозяева, мы всего лишь гости.
Наконец, нас приглашают в дом. Посреди комнаты на полу расстелен ковер. На нем сидят хозяин и набежавшая местная верхушка. В центре ковра – большие лепешки и тарелки с давно не виденным нами сливочным маслом. Нас уважительно приглашают присесть рядом. Гости уплотняются, чтобы мы тоже смогли присесть на ковре.
Нам подают чай. Мы, как и все, мажем масло на лепешки и едим их, запивая чаем. Не успеваем мы выпить по первому стакану чая, как нам радушно наливают по второму стакану чая. Соседи с улыбкой объясняют нам, что, в соответствии с местными обычаями, чай гостю будут наливать еще и еще, пока он не перевернет пиалу вверх дном.
Мы выпиваем чай, переворачиваем свои пиалы вверх дном и ожидаем, что сейчас подадут бешбармак. Но его не торопятся внести. Мы вертим шеями в ожидании обещанного блюда, а его все не заносят.
Внезапно хозяин спохватывается:
- Чего это я вас задерживаю? Ведь через пять минут уходит последняя машина на ваш полевой стан. Больше сегодня машин туда не будет, а пешком туда идти – путь большой. Так что поторопитесь.
И не успеваем мы опомниться, как нас дружно выпроваживают из дома. А сами остаются, чтобы нагло, без нас, в своем кругу сожрать заработанный нами бешбармак.