В холодный вечер зимы на улице был ветер. Он поднимал снег и нес его далеко. Ветер завывал, застилал глаза белым. Черное и белое. Он пробирало льдом и холодом.
В такой вечер ни кого не было в парке, лишь иногда шли суровые люди с собаками. Они выцветали в темноте. Люди появлялись, как морок, из белого; в нем исчезали.
Молодой человек шел через парк. Он быстро шел через ветер, сквозь белую стену, сквозь зимний монолит. Молодой человек пробирался через сугробы на тротуаре, а те мешали ему своим холодными руками.
На середине дороги стояла фигура. Она не двигалась, фонарный столб светил за ней, черная фигура смотрела на молодого человека; так он думал. Ему стало не по себе, он сжался. Он сжался от простых мыслей о нехороших людях, которые бывают вечером в парке. Молодой человек умолял, внутри себя, чтобы фигура ждала не его.
Они столкнулись. Это был мужчина, закутанный в свою теплую одежду. Лицо почти было скрыто за мех шапки. Он смотрел своими карими глазами на парня.
-Который час?- Голос был басом. Он был томным и замерзшим.
-Возможно, половина десятого. - Молодой человек неуверенно ответил. Он попытался пройти дальше, но мужчина его остановил. - Где я?
-Что..? - Парень сначала не понял, после подумал, что это некоторая темная личность, она перебрала. - Вы в парке.
-Мне плохо, - жалобно ответил бас. - Мне плохо. Мне нехорошо. Я плохо себя чувствую.
Парень остановился, посмотрел на мужчину.
-Я вызову скорую... Выйдем от сюда, из парка к дороге.- Молодой человек снял перчатку и набрал скорую. Короткие гудки - занято.
Они пошли к шуму проезжей части сквозь частые деревья по снежным тропинкам. Молодой человек снова и снова пытался дозвониться, но ни кто не брал трубку. Мужчина упал на снег, он не двигался. Парень перепугался, он хотел кого-то позвать, но ни кого вокруг не оказалось. Парень звонил и звонил...Диспетчер понял трубку, уставший женский грубый голос:
-Алло, скорая. - Этот голос был быстр.
В сумбурности: - В парке N, не далеко от качелей, мужчина сказал, что ему плохо, он упал и не двигается... Запаха алкоголя нет. Приезжайте скорее!
-Да, продиктуйте ближайший адрес...
-Парк "N"... Какой еще адрес?!
Молодой человек, к счастью, смог объяснить непонятливой, спешащей женщине то, куда следует приезжать. Через десять минут, к удивлению, скорая прибыла. Они высадили парня на красном свете.
Белые палаты больницы. Горячая батарея испускает жар. Мужчина лежит, раздетый, на койке. Он открывает глаза. Дикая боль пульсирует в его голове. Звон дребезжит в ушах, но, дойдя до оглушительного - исчезает. Рядом стоит медсестра, проверяя капельницу.
-Сестра?...-Тихий, измученный голос отозвал женщину. Та сразу же обернулась. - Михаил Афанасьевич? У вас произошел маленький инсульт, его удалось остановить, не потребовалась даже операция. Сейчас вы в норме, вам крупно повезло. Вы пройдете реабилитацию, и мы вас выпишем. К вам заходила жена, но вы спали. Она попросила передать: я зайду утром.
-А тот молодой человек?
-Какой человек?- женщина удивилась. - Вы о ком?
-Он встретил меня в парке, попытался проводить до дороги, вызвал скорую, проводил в машине... Да-да… Я это помню, я не мог двигаться, но все видел и слышал. Он еще скорую вызвал.
Женщина долго смотрела на Михаила. Она думала о том, что сказать.
-Вы сами позвонили в скорую... Я сама была в экипаже и ни кого более не было, мы везли вас одного... - Она нахмурилась.
Медсестра вышла из палаты, обещав вернуться. Михаил, с трудом, нашел на тумбе свой старенький телефон и открыл историю звонков. Он все еще не понимал, что произошло. В истории было много вызовов скорой. Он отложил телефон, закрыл глаза. Он чувствовал на себе взгляд. Дикий ужас прошелся по разуму Михаила. Холод сковал его тело, он хотел было крикнуть медсестре, но зов застрял в его горле комом. Невероятной силой газа открылись. Ни кого в покоях не было. Ни кого там не было.
В дверь постучали. Она тихо отворилась и в нее вошла дочь. Девочка села на край кровати и смотрела в зеленую стену. Она разглядывала топографию каналов краски. Грубые капли стекали вниз и заканчивались сталагмитами советской эпохи. Вот так она и закончилась. Масляной краской на никому ненужных стенах.
Эту больницу закроют. Она пропиталась миазмами туберкулеза за топкие революционные годы. А после, здесь был лазарет в годы бомбежки. Старуха-уборщица, которая, судя по ее коже, видел еще царя, пугает детей и невротичных женщин после родов историями о призраках солдат.
-Как-то раз, - начинает она, проводя шваброй под поднятыми ногами. - Молодая медсестра спрятала раненного фашиста в кладовке. Она его лечила. Но в его рану попала дрянь, и он умер в криках, проклиная свою дуреху и всех, кто был в здании. Он и сейчас ходит по ночам, ищет себе утешение боли. Он любит медленно вырезать вены, - а после она смеется и уходит. Она окажется в том же строительном мусоре, в который превратиться это здание.
Эта старуха, в сталинской косынке, будет лежать под грудой камня, а ее ноги свиснут масляной краской из-под упавшего карниза.
И лишь снег прикроет ее мертвенное безобразие от глаз. Укроет ее саваном, напоет мамину песню. Даст хрустящую под ногами тишину. Успокоит. Упокоит. Под белой сухой манной крупой и черным беззвездным бездонным небом.