Три случая из жизни нашего колхоза

               

Во   времена  социализма,  люди  постарше  помнят,  что  это  такое,  существовали  колхозы.   Колхозом  руководил  председатель,   ему  помогали  секретари,  счетоводы,   кладовщики,  бригадиры   и  рядовые  работники.  Руководящий  состав  получал  кой,  какую  зарплату,  а  рядовой  люд  трудился  за  трудодни,  по  которым  мало  что  начисляли.  Не  получали  колхозники  квартиры,  больница  для  них  находилась  намного  дальше,  чем  на  соседней  улице,   школа  для  ребятни  тоже  стояла  не  на  соседнем  дворе,   детскими  садами,  яслями  по  причине  их  удалённости  колхозники  не  пользовались. Председатель  наш  Иван  Иванович, доброй   души  человек,  в  меру  своих  сил  старался  помочь  колхозникам.   Но  он  плохо  знал  практическую  сторону   жизни,   и  из  всех  его  добрых  начинаний  выходили  одни  несуразности. 

Марию,  опытную  доярку,   годовалый  её  сын  Мишка  не  отпускал  на  работу.  Не   порядок,  если  на  ферме  человеком  меньше,  чем  нужно:   коровы  не  так  ухожены  и  молока  меньше.  Думал   председатель,  на  счетах  прикидывал  и  решил.  На   общем  собрании  колхозников  предложил  он  за  малышом   присматривать   Таньке,  десятилетней   соседской  девочке.   Обещал  он  девчонке  той  за  каждый  день  ставить  полтрудодня. 

  -  О,  О.  О,  -  восхитились  такой  доброте   Иван  Ивановича   бабы,  -  за  простой  присмотр  и  получит  половину  нашего.

И  обе  матери,   Мишкина  и  Танькина,   тоже  были  довольны.  Одной  трудодни  нужны,   другая  тоже  надеялась  заработать. 

В   первую  же  неделю  заполз  Мишка  в  крапиву.   Крапива  растёт  по  разному:  то  тянется  в  ряд,  то  вдруг  сольётся  в  большой  круг,  то   образует  высокий  куст.  Но  везде  крапива  выше  ребячьего  пояса.  Вот  в  этом  лабиринте  и  заплутал  Мишка. Вытащила  его  Танюшка,  но  волдыри  не  давали  уснуть  Мишке  всю  ночь. 

   -  Пуще  следи  за  ним!  -  приказали  на  другой  день  девочке  обе  матери.  Таня  следила  за  ним  всю  неделю,  а  потом  мальчик  всё  же  уполз  от  своей  няньки  в  поле  молодой  ржи. Человек   десять  искали  там  парня,  всю  рожь  помяли,  а  нашли.

  -  Не  спокойный  он  у  тебя,  -  буркнула  Танькина  мать. 

  -  Десять  лет  уже  девке,  а  за  дитём  проследить  не  может,  -  не  осталась  в  долгу  и  Мишкина  мама. 

Ещё  две  недели  прошло.  Прибегает  Танька  на  ферму,  испуганная,  вся  в  слезах.

   -  Мишка  на  луг  уполз,  а  там  дядя  Петя  на  косилке  косит!

Побежали  обе  матери,  друг  друга,  обгоняя   на  луг.  А  луг  широкий,  трава  высокая,  дядя  Петя  на  козлах  сидит,  прутиком  лошадку  погоняет.  Косилка  стрекочет,  а  где  то  в  траве  ребёнок  притаился,  в  любой  момент  может  угодить  под  острые  зубья  косилки. 

  -  Стой!  -  кричат  издали  бабы  и  бегут  косилке  наперерез.  Остановился  дядя  Петя,  трёх  метров  лишь  не  доехал  до  ребёнка.  У   баб  руки  дрожат,   Танька  ревёт,   Мишка   испуганно  таращится,  а  дядя   Петя  молвил  умное  слово.

  -  Дурак  наш   председатель,  из-за  него   я  мог  спокойно  в  тюрьму  попасть.

 

Решил,   как  то  Иван   Иванович  наградить  лучшего  колхозника   Митьку.  Митька  -  мужик  работящий,  не  пьющий,  стога  мечет  -  так  за  раз  полкопны  на  вилы  поднимает.  Да   и  неудобно  уже   всё  в  основном  начальствующий  состав  награждать,   надо  отметить  и  рядового  колхозника,  который  и  дальше  будет  хорошо  работать.  Примерно  такие  мысли  роились  в  голове  у  Ивана  Ивановича.  На  общем  собрании   колхозников  весь  улыбающийся   председатель  позвал  на  сцену   Митьку.  Вышел   Митька  в  вылинявшей,   ситцевой,  синей  рубашке,   в  штанах  на  коленях   заплатки,   а  председатель  ему:   Скидай  рубаху!

Митька  скинул.  Зал   насторожился:  кто - то   улыбается,   кто то,  разглядев  подарок   в  руках   председателя,   приготовился   в  ладоши   хлопать,   а  большинство   просто  сидит,   ждёт,   что  дальше  будет. Иван   Иванович  в  руках   белёю,   шёлковую  рубаху   расправил, показал  её  залу   и  давай  на  Митьку   натягивать.  Митька  смущается,   не  знает,  куда  ему  старую  рубаху  девать.

  -  Кидай  сюда!  -  кричит  ему  его  жена   Фроська.

  -  Надевай  быстрей!  -  смеётся   мужики,  весело  им,  воспринимают   Митьку  с  председателем  вроде  концертного   номера.

Митька  натянул  рубаху,  старые  штаны  придавали  ему  сейчас   несуразный  вид. 

   -  Штаны  теперя  ему  сейчас  надо!  -  под  общий  хохот  крикнул   дядя  Петя. 

   -  В   следующий  раз,  -  пообещал   председатель,  -  на   следующий  год,   если  так  же  постарается? 

Митька  растерянно  улыбался,   председатель  похлопал  его  по  плечу,  посылая   обратно  в  зал. 

Обратно   с  центральной  усадьбы  ехали  на  тракторных  санях.  Хмурые  тучи  заволокли  небо,  дух  прохладный  ветерок.  Надрывно  гудел  трактор,   разбрызгивая   по  сторонам  жидкую  грязь,   колхозники  жались  друг  к  другу,   хмурились.

   -  Ни  за  что,  ни  про  что  ему   рубаху  дали,  -  прервала  вдруг  молчание  соседка  Манька.  – а  тут  робишь,   робишь  и   ни  кто  тебе   копеечку  лишнею   не  даст. 

   -  Шёлковую   рубаху,   не   надёванную,  -  сокрушалась  и  другая   Манька,  -  а  я  своим  ребятам  из  старья  перешиваю. 

   -  Я  чё,  просил?   Просил,  да?  -  кричал  им  обоим   Митька. 

   -  А  я  тридцать  лет  отпахал,  -  пробурчал  дед  Микишка,  -  и  кто  бы  мне  хоть  лоскуток  на  кисет   дал! 

Тут  Митька  не  вытерпел.  Скинул  фуфайку,  рванул  рубаху  на  груди,  только   пуговицы  посыпались,  разорвал  рубаху  на  две  половинки.

   -  Нате  вам!  -  кинул  бабам  и  деду,  -  на  кисет,  ребятишкам. 

   -  Чё  ты!  -  испугались  обе  Маньки,  -  тебе  надо,  да  и  нам  бы  тоже  не  помешало. 

Фроська  подбирала  лоскутки.

  - По  шву  распоролось,  -  утешалась  она,  -  я  дома  аккуратненько  всё   зашью. 

Дядя   Петя  чесал  в  затылок.

   -  Он   примию  то  себе  тоже  прилюдно  получает,  или  тишком? 

   -  Да  сколько  он  получает,  мне  бы  на  сто   кисетов  хватило,  -  сказал  примиряющее  дед   Микишка  и  накинул  фуфайку   на  голое  тело   Митьки. 

 

Работал   в  колхозе   дояркой  Лена  Порубова.  Хорошо  работала,  встанет  раненько,  ляжет  поздненько  и  всё  улыбочкой,  весело.  Да  приехала   Ленина  тётка,  стала  звать  племянницу  в  город.  У   тётки  большой  дом,  живёт  одна,  старая  уже,  ни  дров  занести,  ни   воды   принести.  Вот   бы  приехала   Лена,   устроилась  на  фабрику.   Прослышал  об  этом   Иван   Иванович,   забеспокоился:  как   бы  такая  хорошая  работница  не  уехала. 

   -  Что  ты  там  оставила  в  этом  городе!  Там  шум  и  дым  один,  -  кричит   Лене,  -  колхоз  умеет  о  колхозниках  беспокоиться,  вот  тебе   путёвка  -  поезжай  в  санаторий! 

Обрадовалась   Ленка,   поехала.  Надела  самолучшее   платье,  самолучшие  туфли,  единственные,  самолучшую  кофту,  магазинную,   самолучшие  чулки,  не  надёванные,   взяла  денег,  сколько  дома  нашлось  и  поехала.  Но   самолучшее  дома  оказалось  далеко  не  самолучшим  в  санатории.  Платье   длинное  и  тёмное,  туфли  больше  на  галоши  похожи,  в   таких  кофтах,  как  у  неё  в  городе  только  старухи  носят,  а  в  таких  чулках,   хлопчатобумажных,  там  ходят  только  дети. Чулки   Ленка   ещё  в  туалете  скинула,  а  про  остальное  небрежно  сказала.

   -  Я   в  дорогу  надела,  что  похуже. 

И  в  ближайшем  магазине   ухнула   все   денежки  на  новые   наряды.  В  номере  их  поселили  трое  девушек.

   -  Меня  зовут  Нина,  -  представилась  первая,  -  я  работаю   парикмахером. 

   -  А  я  Наташа,  можно  Натали,  работаю  кассиром   в  магазине.  Хорошо   девочки,  что  мы  приехали  сюда  летом,   зимой   набиваются   сюда  всякие  там  колхозники,  от  них  такой  запах,   конюшенный.

   -  А  я  бухгалтер,  -  Лена  не  решилась   сказать  правду.   Она    покраснела  и  не  вольно  принюхалась  к  себе  -  не  пахнет  ли?  Бухгалтеру  у  них  в  деревне  был  большой  почёт.   Лена   запомнила   даже  его  поговорку:  Главное,  чтоб   дебет  с  кредитом   сошёлся.  -  У  меня  дебет  с  кредитом   сошёлся,  и  я  решила   съездить,   отдохнуть. 

   -  Вот  и  правильно,  -  одобрила   Нина,  -  надо,   чтобы  овцы  целы  были  и  волки  сыты.  -  Туманно  проговорила  она. 

   -  И   чтобы   недостачи  не  было,  -  поддержала   её  и  Натали. 

Нина   очень  старалась   походить   на   горожанку  и  в  этом   преуспела  больше  своих  новых  подруг,  которым  не  о  чем  было  беспокоиться.   Она   ходила   в  душ  каждый  день,  чистила  зубы  после  каждой  еды,   обильно   брызгала  себя  духами,  ярко   красила  губы,  сильно   подводила тушью  глаза  и  часто  наносила  на  ногти  лак.

   -  Пусть   кожа  отдохнёт,  -  уговаривали  её  девушки.

   -  Я   так  привыкла,  -  не  соглашалась   Лена,  -  я   без  косметики,  всё  ровно,  что  голая. 

Она  срочно  дала  телеграмму  матери   выслать  ей  как   можно  больше  денег.  В  санатории   Лена  по  поведению   подруг,  по  обрывкам  разговора   отдыхающий,  Лена  поняла  одно:  городские   деревенских  не  любят,  они  их   презирают.  И   вместо  того,  чтобы   обижаться,  она   решила  сама  перейти  на  их  сторону,  самой  стать  горожанкой.  Она   живо  вспомнила,  что  отпуска  у  матери  нет,   выходные  перепадают  редко.  Она   узнала,  что  кроме  мяла  есть  шампунь,  кроме   ситца   капрон,  шёлк,  вместо  допотопных  туфель  можно  надеть  модельные  туфельки  на  шпильках.

И  ещё  она  поняла,   что  отдыхают  не  только  лодыри.  Почему  то  у  них  в  деревне  установилось  правило,  что  сидеть  без  дела  плохо.   Плохо  просто  гулять,  а  не  собирать   грибы  или  ягоды.  Просто  читать,  если  ты  не  ученик,   разговаривать  не  о  деле  и  плохо  играть,  не  будучи  ребёнком.  Она   научилась  играть  в  шашки  и  в  теннис.  Надо  ли  говорить.  Что  работать  дояркой  Лена  больше  не  стала,  не  смогла.