Казалось, вся Москва собралась на этой площади. Люди близкие по духу, неравнодушные к судьбе страны, в ключевой момент истории оказались вместе.
Особенное чувство единого целого испытывал каждый в сообществе многоликого и разношёрстного люда, находящегося здесь. Незнакомые люди знакомились друг с другом, обменивались рукопожатиями, радовались, как при встрече со старыми товарищами. Энергия России, вырвавшаяся из глубин русской души, объединённая вихрем сопротивления, бушевала над Москвой. Светлое чистое чувство праведности своего дела объединяло всех в братство, рождая душевный подъём, когда за правду не жалко умереть. Дух свободы, баррикад летал над Москвой, вызывая какое-то пьянящее состояние. И оно было заразно. Никто толком не понимал что происходит, но все были готовы костьми лечь, броситься единым фронтом на защиту новой, справедливой жизни.
Кого тут только не было! Много известных людей, знакомых артистов, музыкантов, учёных, мелькающих по телевизору. Они запросто общались с окружающими и, воодушевлённые, с огнём в глазах, наравне со всеми готовились отражать танковые атаки. Несмотря на опасность, здесь было много женщин и совсем молоденьких девушек. Некоторые молодые родители приходили сюда с маленькими детьми. Не понимая всей серьёзности положения, они сажали детишек на дула танков и фотографировали. Иногда взгляд выхватывал из массы народа влюблённую парочку. Они, не обращая ни на кого внимания, ходили в обнимку и прилюдно целовались.
Солдаты на танках, пацаны, плоть от плоти из этого самого народа в полной боевой готовности брошенные на Москву, угрюмо смотрели сверху, задумчиво курили: – Мы присягу давали защищать народ, а не стрелять в своих. Будь проклята власть, купленная кровью народа.
Москвички, домохозяйки, пенсионерки, жительницы и близлежащих, и дальних районов, свободные от работы, слушая радио, тоже не смогли усидеть дома, глядя на события со стороны. Забросив свою первостепенную святую обязанность – заботу об очаге, вместо того чтобы кашеварить, оставили кастрюли да борщи и поспешили на призыв к Дому Советов, чтобы потом, проворонив исторический момент, не жалеть о своей беспечности. «Война войною, а кушать хочется всегда». – Они наливали в термосы чай, кофе, нарезали бутерброды из своих «стратегических запасов» и, не забыв положить в сумку дары фазенды(21) , торопились кормить совершенно незнакомых, случайных людей, которые там, на площади у Белого Дома отстаивали новую Россию. Душа болела за всех как за своих детей. «Господи, Богородица-заступница, помоги, образумь людей». Мысленно молясь, они подходили к танкам, угощали солдат чем бог послал. На танкистов жалко было смотреть, им элементарно хотелось кушать. Надеясь увещеваниями образумить, по-матерински обращались к ним со слезами на глазах:
– Ребятки, сыночки, вы же наши дети. Ваши матери ждут вас домой живыми.
– Мы, солдаты, обязаны выполнять приказ командира, – отводя глаза в сторону, сурово отвечали ребята.
– Вот и дождались. Русские против русских идут, – горестно произнесла одна из женщин с тяжелой хозяйственной сумкой полной провианта. Она оглядывалась по сторонам, как будто искала кого-то. Увидев на башне танка солдата, так похожего на её сына, замерла, вглядываясь в его черты. Сердце дрогнуло. Солдат снял шлем, повернув голову в её сторону, и она узнала его. Руки обмякли, сумка выпала. «Саша!» вырвался крик. В мгновение ока парень оказался рядом с нею. «Мама, как ты здесь оказалась? Зачем? Это же опасно!» – «Сынок, но вы ведь не будете стрелять?» – Радость во взгляде сменилась тревогой. – «Саша, скажи всем, что вы не будете стрелять». – Сын отвёл глаза. – «Мы ждём приказа», – тихо проговорил. – «А если будет приказ стрелять?» – «Мы будем выполнять приказ». – Он ещё больше понизил голос.
Пытаясь быть убедительной, собрав себя в кулак, стараясь не сорваться, громко, чтобы как можно больше людей услышали её, она проговорила:
– Стрелять они не собираются. – Она держала сына за руку, как будто таким образом могла удержать мир от потрясения. – Всё будет нормально! – выкрикнула не своим голосом. Он выдернул руку и, отвернувшись, направился к танку.
– Брат, как я буду строить дома для военных, если вы станете стрелять в народ? – догоняя его, пересохшим от волнения горлом спрашивал загорелый до черноты работяга-нацмен.
– Мы будем выполнять приказ. – В голосе слышался металл.
Вдруг по людскому морю пробежала волна восторженных криков. Все ринулись в сторону танка, на котором появился сам Ельцин. Разом вспомнилась историческая аналогия с 1917 годом, напоминая картину – «Владимир Ильич Ленин, – вождь мировой революции на броневике», и слова Ильича о том, что в России складывается революционная ситуация: «Верхи не могут, низы не хотят». Но сейчас всем было не до шуток. Площадь затихла в ожидании заявления, которого с нетерпением ждала вся страна. Ельцин зачитал обращение к гражданам России, в котором назвал отстранение от власти законного Президента СССР Горбачёва реакционным переворотом.
Телевизионщики снимали происходящее на камеры. Считая своим долгом во что бы то ни стало показать, что происходит в Москве, они чудом смогли протащить фрагмент речи Ельцина в вечерней программе «Время». Кадры с двухсоттысячного митинга, с рискующим неприкрытой головой Ельциным, в сравнении с трясущейся старой гвардией наглядно показали, что заговору противостоит серьёзное народное сопротивление. И страна, наконец-то узнав, что в действительности произошло, получит подтверждение своим самым худшим предположениям.
КОММЕНТАРИИ
21. Слово «фазенда» вошло в русский язык как обозначение любой дачи или загородного дома после показа на телевидении бразильского сериала «Рабыня Изаура» в 1988 – 1989г.