Если когда и слушаю радио, то в автомобиле. То есть очень редко.
Выбор Авиатора – Юмор ФМ: Жва-нец-ко-го! Жва-нец-ко-го!
Но вместо Жванецкого заводят песню про любовь, вернее, про то, что она кончилась.
Раздосадован: У них, на удивление, отвратительная подборка музыки!
Переключается на Джаз ФМ.
Эти тоже отличились. Несколько раз подряд: "Джаз ФМ – это не просто радиостанция, а философия правильного образа мыслей". Очевидно же, что если что-то утверждается правильным, то всё остальное автоматически попадает в разряд неправильного. Я возмущена.
На обратном пути песня: они так близки, что аж колко, видимо "пришиты друг к другу слишком острой иголкой". Старая швея, недоумеваю: насколько плотно сшиты два лоскута, зависит не от остроты иголки, а хорошо ли натягивали нить при шитье.
Дальше заводят старое: "Не волнуйтесь, тётя, дядя на работе...". Слова кажутся мне образцом осмысленности. "Послушай, – стучу Авиатора по коленке, – песни как фотографии. Тебя сняли, ты смотришь на то, что получилось, и думаешь: неужели эта страшная рожа – я? Проходит пять лет и тот же снимок вызывает совсем другие чувства: боже, какая я была красивая".
Исполнив сложный манёвр, заезжаем в жулебинский "Сабвэй" – там дают супербутики: "Сытные! Такие... Жирные!". Я противница бутиков, обхожусь салатом.
Супербутик – ударение на двух "у".
Наблюдаю в окно: вдоль террасы "Сабвэя" шагает высокий худой юноша полудемонического вида. На нем чёрная, с белыми и красными кантами кожаная куртка. Походка: выкидывает ноги не совсем вперёд, а чуть в стороны – странно знакома. Ну да! Авиатор в юности, когда был ещё Мотоциклером, так же ходил. Чуть отстаёт от юноши девушка, нежная блондинка. Пластика похожа, но мягче, изящнее. Есть что-то такое в них, что отделяет от остальных людей вокруг, ставит особняком. Они из другой жизни и в этих координатах оказались по чистой случайности. Поднимаются на террасу, замечаю в руках у них мотоциклетные шлемы. У него чёрный, девушкин раскрашен под "гжель". Ха! Ну, понятно. Занимают места за столиком. Ничего не заказывают, просто сидят, расслабленно откинувшись на спинки стульев, смотрят на шоссе, я вижу их затылки. Спокойно переговариваются. На столике между ними, касаясь друг друга, "лицами" ко мне, стоят их шлемы, на шлемах солнечные блики. Терраса обрамлена ящиками с разноцветной петунией – белой, розовой, фиолетовой.
Гляжу на этих ребят и вспоминаю, как недели три или четыре назад Валя с Аркашей собирались в Крым. Аркаша с восторгом: там будет спортивная "хонда", в две секунды разгоняется до двухсот!
Нет! Нет и нет! Это я про себя произнесла. Вслух – только одно "нет" и без восклицательного знака. История с "хондой" мне не понравилась – в отличие от детей, я не нашла её романтичной. Авиатор тоже, и он, как человек более прямой и более сведущий в двух колёсах и скорости, не постеснялся множественных восклицаний. Идея с Крымом в конце концов рассосалась.
Рассказала Авиатору случай со знакомым: ехал на мотоцикле, упал. Сам встать не мог и двадцать минут пролежал на обочине, прежде чем возле остановились и спросили, не нужна ли помощь. А машины шли сплошным потоком. Оказалось потом, что он сломал руку.
– Ха! – ответил мне на это Авиатор. И в свою очередь рассказал, как однажды провёл эксперимент: на выезде из города картинно раскинулся сам и раскинул велосипед. Примерно через полчаса пришлось кряхтя подниматься. Никому он не был интересен со своим велосипедом и гипотетическими синяками.
Четверть века назад мы с Авиатором были, как юноша с девушкой из "Сабвэя". Ну, может, ездили не в таких красивых шлемах. И я не блондинка. Дороги в те времена были совсем другие. И мотоциклы другие. И эта сторона жизни выглядела не так страшно, как нынче.
25 августа 2009