Удар ниже пояса

Гульчера Быкова
В очередном захолустном городишке мы против обыкновения задержались надолго. За скандальный роман с женой военного лётчика Сашу лишили ордена «За службу Родине», очередного звания и перевода на престижную должность в областной центр. Я узнала об этом последней. А произошло это так. Всякий раз, подходя к дому, стала замечать незнакомого человека. Он стоял в сторонке и наблюдал за нашим домом. При моём приближении поворачивался и уходил. Стало не по себе. Вечером рассказала о своих подозрениях. Вдруг зазвонил телефон, Саша взял трубку, сильно побледнел и сказал: «Это тебя». — «Кто?» — «Сейчас узнаешь» — жалко промямлил он и быстро, как нашкодивший кот Захар, юркнул в другую комнату.
— Здравствуйте, — сказал мужской голос в трубке. — Вам звонит человек, которого, как и вас, нагло обманывают.
— Кто обманывает?
— Моя жена и ваш муж. Мы товарищи по несчастью.
— Слушайте, не нуждаюсь я ни в каких товарищах. Оставьте меня в покое. Это вы караулите у дома?
— Да.
— Зачем?
— Ваш муж — негодяй, каких мало. Он взял с меня слово, что я не скажу вам о его связи с женой.
— Тогда зачем звоните?
— Он обещал оставить нас в покое…. У нас два сына… Жену сбивает с толку. Вчера я выследил их. Поскандалили. Опять он просил ничего не говорить вам.
— Вот и не говорите. Вы же мужик, чёрт возьми, поколотите его, набейте ему морду, застрелите, наконец!
В трубке оторопело помолчали и язвительно произнесли:
— Вы чемоданы пакуете?
— Ну, допустим.
— Зря стараетесь. Я подал рапорт в политотдел округа, что ваш муж разрушает мою семью, совращает жену.
— Она сама затаскивает его в вашу постель!
— Я военный лётчик и не могу в стрессовом состоянии обеспечить безопасность полётов сверхзвукового истребителя. Нас переводят в Хабаровск, а вот вы останетесь в этой дыре надолго. Поздравляю.
Он повесил трубку. Я несколько минут сидела как поверженная громом и молнией одновременно. В экстремальных ситуациях память высвечивает нужную информацию мгновенно. Так вот где он пропадал ночами...

Месяц назад средний сынишка оказался на волосок от смерти. В тот день нас пригласила в сад коллега-учительница. Сыновья с аппетитом уплетали вишню, смородину, крыжовник. И всё было хорошо. Минут через двадцать малыш побледнел, схватился за животик и потерял сознание. Опять начался приступ. Такое случалось не раз. Вызвали «Скорую». Врач сказал, что у ребёнка желтуха.
— Видите, он весь пожелтел. Срочно в инфекционную!
Я была в ужасе. Откуда у малыша болезнь Боткина? Он всё время со мной, дома, с чужими детьми контактов никаких… Что будет с остальными двумя? Их тоже закроют в инфекционку?
На другое утро из больницы позвонили и сказали, что анализы не подтвердили поставленного диагноза, ребёнок чувствует себя нормально. Его можно забрать.
— А что с ним было? — спросила я в страхе.
— Неизвестно. Печень и сейчас слегка увеличена. Что-то ей не понравилось. Что-то не то съел. Ничего страшного.
Объяснение растревожило ещё сильнее.
— Дайте направление в детскую областную больницу. Какой раз с ним такое приключается, а вы не можете ничего определённого сказать.
— Я не могу дать направление в область, — упёрлась врач. — На каком основании?
— А на таком, что можно потерять ребёнка. Приступы повторяются. Почему?.. Вот, вы опять разводите руками.
И я пошла к главврачу. Мои доводы ему показались убедительными, и уже на другой день мы были в областной больнице. Малыша осмотрели и сразу сделали рентген внутренних органов. Я сидела у открытой двери, когда хирургу занесли снимки. Он взглянул на них и тут же кому-то позвонил:
— Приезжай. Ребёнка надо срочно оперировать. Увидишь — сам всё поймёшь.
Я не сразу поняла, что речь идёт о моём сыне. Когда мне всё объяснили, я была в шоке. Его оставили в отделении, отдали одежду, и я вышла со свёртком, оглушённая диагнозом. Не помню, как доехала до вокзала, как села в поезд, как приехала домой, как потом жила все дни после операции. В реанимацию не пускали, я стояла под дверью, плакала, уезжала домой к детям, снова возвращалась, меня опять не пускали. Не приведи Бог никому пережить болезнь ребёнка и неизвестность исхода оперативного вмешательства. Для меня перестали существовать все, даже здоровые дети и муж.
 А Саша, между тем, был в прекрасном расположении духа, если не сказать больше. Поезд, на котором я возвращалась из больницы, приходил в три часа ночи. Он встречал меня разодетым по гражданке, в приподнятом настроении, от него пахло чужими духами... Я гнала прочь подозрения. Чуть не потеряли ребёнка, и сейчас он в опасности! Это же наш сын, и его тоже. Как я могу думать такое? Как мне не стыдно! К больному он так ни разу не съездил, ссылаясь на дела и плохое самочувствие.
После очередной поездки я сказала, что на операцию понадобилось много крови, врач просил родителей сдать свою в местной больнице, а ему привезти справку. Банк крови, оказывается, в области общий, взаимозаменяемый. Как раз скоро День донора.
— Что? Я, военный комиссар, кровь пойду сдавать? Ещё чего не хватало! Обойдутся!
— Но это требуется не по должности, а за сына, которого нам спасли.
— Я не хочу выставлять себя на посмешище. Все врачи у меня в медкомиссии работают, что они подумают? — возмутился он и ушёл на работу.
А что они могут подумать? — недоумевала я.  — Разве плохо для сына или вообще для любого больного кровь сдать? В обед, оставив малютку на старшего, я поспешила на пункт переливания крови и сдала две разовые дозы — за себя и за мужа, как просил врач. Медсестра, забиравшая кровь, засомневалась: да можно ли сразу столько?
— Можно, я уже сдавала, и ничего, — расхрабрилась я, хотя никогда до этого не приходилось быть донором.
Сдала, посидела на кушетке в коридоре. Вроде ничего. Жить буду. Скорей, скорей домой. По дороге надо зайти в ресторан, он рядом с домом. Там можно пообедать на донорские талоны или взять торт. Я решила порадовать детей. Больница была на краю городка, до дома неблизко. Несмотря на слабость, я упорно шла. Не ложиться же посреди улицы. Постою у дерева или забора — и снова в путь. Мне бы скорей домой, так нет же, я всё про лакомство мечтаю, представляю, как мальчишки обрадуются, как будут уплетать сладкий бисквит, слизывать с него крем. Зашла в ресторан. Нет бы поесть, восстановить силы, взяла на два талона большой торт и двинулась дальше. Вот он, наш дом, рукой подать, стоит лишь площадь пересечь, а ноги как ватные, не слушаются. Ну ещё немножко, ещё… ну же…. Вот и калитка. И падаю, падаю прямо на неё с тортом вместе. И всё.
Оказывается, проходивший мимо мужчина поднял меня, лежащую на земле, и внёс в дом. Саша после совещания с опозданием обедал. Привели меня в чувство. Я открыла глаза.
— Что с тобой? Где ты была?
— Я кровь сдавала. И за тебя тоже.
— Кто тебя просил?
— А где торт? Я же несла торт.
— Да он весь на калитке, твой торт! Попробуй теперь его смыть оттуда. Сдался он тебе! — не скрывал он раздражения.
Ничего, отлежалась, постепенно силы восстановились, но всё равно валилась с ног от усталости: днём работа в школе, вечером домашних дел невпроворот, а тут ещё простудился и закашлял самый маленький. Пришлось взять бюллетень.
— Поезжай в город сегодня ты, я побуду с больным, ты ни разу в больнице не был.
— Нет, — привычно уклонился Саша. — Я возьму отгул, посижу с пацанами, а ты поезжай. Ночью встречу.
И я уехала. Путь не ближний — шесть часов поездом туда и столько же обратно. Главное — дела у больного пошли на поправку. И врач обнадёжил добрым прогнозом. Приободрённая, я поспешила на вокзал за билетом. Кассирша, привыкшая к моим регулярным поездкам, сочувственно спросила:
— Ну как ваши дела?
— Спасибо, лучше. Выздоравливаем.
— Ну слава Богу, — порадовалась женщина. — А что не веселы?
— Да самый маленький заболел. Душа не на месте: как он там? — посетовала я.
— Знаете что, а вы можете не ждать своего поезда. Сейчас дополнительный состав с новобранцами подадут. Поедете на нём? Прибудете раньше.
И я поехала. Добралась не глубокой ночью, как обычно, а в десятом часу и поспешила домой. Ещё в окно увидела, что там не всё ладно: старший носит на руках малыша, уговаривает, укачивает, тот плачет, кашляет и не может уснуть. Дверь оказалась на замке, я тихонько стукнула в стекло. Старший положил малышку на диван, подошёл к окну и сказал, что папа ушёл, а их снаружи закрыл, ключ под крыльцом, на своём месте. Отомкнула входную дверь, вымыла руки и сделала компресс измученному кашлем сынишке. Он задышал ровнее, успокоился и уснул.
— А где папа?
— Не знаю, он всегда уходит, когда ты уезжаешь в больницу. Наряжается по гражданке и уходит. Я сегодня никак не мог укачать капризулю, он без конца кашляет и сразу просыпается. Просил папку остаться, но он ушёл. Я, мама, спать пойду, завтра в школу, а я даже уроки не сделал, всё нянчился.
Я тоже очень устала, с пяти утра на ногах, почти не спала, потому что малыш кашлял. В больнице переволновалась, пока врача ждала, потом эти поезда... Радовалась, что вернусь домой пораньше. Отдохну. Лучше бы не возвращалась. Как можно сейчас утехами заниматься? И с кем? Я выключила свет, прилегла на диван, но уснуть не смогла. Саша явился после трёх ночи.
— Ты дома? А я жду, жду, поезд пришёл, а тебя нет.
— Сидел на вокзале с девяти до трёх ночи? Шесть часов?
— Ты на чём приехала? — спросил он вместо ответа.
В замешательстве снял пальто и шарф, завернул в пакет норковую шапку и положил в шифоньер. Он был сильно растерян. Я не стала ничего отвечать и спрашивать. Без слов всё понятно. И ушла спать в детскую.

И вот теперь, после звонка оскорблённого лётчика, поняла, в чьей спальне он тешился, пока я больше месяца пропадала в поездах, разрываясь между домом и больницей. Я подбадривала себя тем, что скоро переедем в город, где нет проблем с врачами, детям есть куда поступить учиться после школы, есть театр, бассейны, меня, даст Бог, возьмут работать в вуз. Но все мои мечты отодвинулись на целых десять лет. Это был ещё один удар ниже пояса.