Среди обширного, разнообразного и неравнозначного творческого наследия Е.А.Евтушенко важное место занимает поэма «Дальняя родственница». Как и всякий большой поэт, Евгений Евтушенко поднял в ней проблемы, значение которых не исчерпывается каким-то определённым отрезком времени, даже определённой эпохой, проблемы, к осознанию которых мы приходим спустя годы и десятилетия.
Опубликованная в 1984 году поэма насыщена деталями, отображающими время — 80-е годы прошлого века. И вот о том, как автор показал время (первая половина восьмидесятых годов прошлого века), о деталях, хотелось бы с ним поспорить.
Итак, женщина из провинции (позже мы узнаем, что из Орла) приезжает в Москву за покупками. Вечером она приходит к своей дальней родственнице-москвичке, чтобы переночевать, а уж утром отправиться домой. Та, разумеется, не очень рада, да ещё и стесняется тётки-провинциалки перед своими богемными гостями, но что поделать.
Едва очки просунув,
в дверях застряло нечто — всё из сумок
в руках,
и на горбу,
и на груди
под родственное:
«Что ж стоишь — входи...»
У гостьи -
у очкастенькой старушки -
с плеча свисали на бечёвке сушки,
наверно, не вошедшие никак
ни в сумки,
ни в брезентовый рюкзак.
Не знаю, как насчёт брезентового рюкзака, может, кто и гулял в те годы с таким по Москве, просто я не видела, но вот насчёт сушек на плече — явный перебор. Автор, желая быть убедительным, приводит деталь, как ему, наверное, кажется, выразительную, а на самом деле - почти карикатурную. Она не убеждает, потому что не подсмотрена в реальной жизни, а надумана. Не ходил никто по Москве со связками баранок на шее или на плече, ну хотя бы потому, что и в Орле, и в Курске, и в Липецке, и в Тамбове были в магазинах и сушки, и баранки, и разнообразные булочки, пирожные и торты, хотя за тортами выстраивались очереди перед праздниками. Плохо, конечно, было с продуктами, но не настолько. В Москву мы ездили за колбасой, за хорошими конфетами и апельсинами, дефицитом были шпроты и майонез. Но насчёт сушек — извините, не было такого.
Автор явно симпатизирует своей героине, и тем неожиданнее выглядит снова почти карикатурная деталь: треснувшие очки:
Глядела с любопытством,
а не вчуже,
и вовсе не струшечье -
девчушье
синело из-под треснувших очков
с лукавым простодушьем васильков.
В восьмидесятые годы билет на поезд от Орла до Москвы стоил гораздо дороже, чем новые очки (поверьте мне, очкарику с сорокалетним стажем), и не стала бы учительница, пусть и немолодая, ходить в треснувших очках, да никто тогда в треснувших очках не ходил. Были и оправы, были и стёкла, немодные, некрасивые — это да, но дешёвые и всем доступные.
Обе упомянутые выше детали ну никак не соотносятся с образом главой героини - «дальней родственницы» - женщины образованной, тактичной, сдержанной, наделённой чувством собственного достоинства.
Однако эти мелкие нестыковки не могут, конечно, испортить общего впечатления, потому что сюжет, развиваясь, заставляет задуматься об очень серьёзных вещах.
В центре поэмы — судьбы российской интеллигенции и жизнь столичной богемы, тех, кого мы привычно называем элитой.
Показывая эту элиту, к которой и сам принадлежит, автор не скрывает своих чувств:
Я как-то был на званом выпивоне,
а поточней сказать -
на выбивоне
болезнетворных мыслей из голов
под нежное внушенье:
«Будь здоров!»
В гостях был некий лондонский продюсер,
по мнению общественному -
дуся,
который шпилек в душу не вонзал,
а родственно и чавкал
и «врезал».
Разговор заходит о Феллини и Бертолуччи, и тут столичный переводчик вдруг неожиданно забывает, как перевести на английский слово «отчаянье». "Despair" - шёпотом подсказывает старушка-провинциалка. Потрясённой богемной компании она поясняет, что преподаёт английский в Орле. Переводчик начинает представлять её английскому гостю как жительницу знаменитого города, из которого пошли орловские рысаки, однако его самоуверенность не может скрыть элементарного недостатка знаний:
«Вас, очевидно, память подвела...» -
Вздохнула гостья сдержанно и здраво:
«Названье это -
от конюшен графа
Орлова...
Не от города Орла...»
Суете, публичности, пьяному угару людей, вхожих в круг литераторов, музыкантов, деятелей кино, поэт противопоставляет нелёгкую жизнь интеллигента из глубинки, в которой главное место занимает труд. Но именно этот каждодневный, незаметный труд и наполняет её смыслом, в самые глухие и застойные времена позволяет сохранять чувство собственного достоинства, не опускать руки и не отчаиваться. Поэтому провинциальной учительнице «Марь Кирилне» есть что сказать представителям московской элиты, она не чувствует себя ниже их, не теряется.
«Вот вы из сердца,
так сказать,
Руси... -
мосфильмовец взрычал -
вам для примера
какая польза с ихнего «диспера»?»
Хозяйка прервала:
«Ты закуси».
Но, соблюдая сдержанную честь,
сказала гостья,
брови сдвинув строже:
«Ну что же, я отчаивалась тоже.
А вот учу. Надеюсь польза есть».
Поэт считает, что формирование личности мало зависит от внешних условий и обстоятельств, что у человека, где бы он ни жил, всегда есть возможность развития, нравственного и интеллектуального. И, напротив, жизнь в столице, дружба с известными людьми не могут восполнить недостатка культуры, таланта, а то и просто пробелов в образовании. Провинция
— понятие не географическое, а, скорее, духовное.
Провинций нет.
Рассыпан бог по лицам.
Есть личности,
подобные столицам.
Провинция -
всё то, что жрёт и лжёт.
Слово «отчаянье», прозвучавшее в начале поэмы, становится её лейтмотивом. Именно это чувство переполняет душу лирического героя, у которого, казалось бы, жизнь вполне сложилась: он свой в компании мосфильмовского деятеля и английского продюсера, где ведутся разговоры о судьбах мирового кинематографа, о творчестве великих режиссёров.
Однако принадлежность к элите, к сливкам общества сама по себе не делает человека счастливым. Об этом мы читали и у Пушкина в «Евгении Онегине», и у Лермонтова в «Герое нашего времени», и в «Войне и мире» Толстого.
Только недалёкий, духовно неразвитый человек может постоянно гордиться тем, что он «не как все», и, заполняя всё своё время соблюдением условностей и правил «высшего круга», считать, что живёт достойно и даже красиво. Мыслящего, порядочного такая жизнь не может удовлетворить надолго, и тогда приходит отчаянье.
Лирический герой поэмы, чью душу пробудило внезапное появление старушки «той непростенькой», понимает вдруг, что отчаяние — не самое страшное в жизни, что пройдя через отчаяние можно многое понять, очиститься и постараться что-то изменить в себе и в своей жизни :
Есть вещи поотчаянней отчаянья:
Душа,
что не способна на оттаянье,
и, значит, не душа,
а мрачный склад
всех лженадежд,
в которых только яд.
Все милые улыбочки надеты
На лженадежды, прячущие суть.
Отчаянье -
застенчивость надежды,
когда она боится обмануть
надеющихся,
что когда-нибудь...