Дюжий золотарь

Леонид Киселев
   
               
                Из цикла «Удерейские записи»

         В России полыхает Гражданская, кровопролитная война, охватив  немыслимо большую территорию: от берегов Волги, через Уральский хребет, Сибирь и до Дальнего Востока проложила она свой путь. Вклинилась и в центр Приенисейского края, Канский и Енисейский уезды. Наступивший 1919 год облегчения не принес. На Удерейских золотых приисках, всегда считавшихся спокойными, стало тревожно. Объявленная в один день явочная советизация приисков превратилась в открытую форму красного бандитизма.
         Старатели, целыми днями раскорчевывая горную породу в забое, стали оглядываться по сторонам. А вдруг, в забой ворвутся вооруженные бандиты, и дневная добыча золота, промытая с огромным трудом, пропадет. Старатели уже были хорошо наслышаны теми бесчинствами, которые творили налетчики, переделавшись из совдеповцев в красных партизан.
         На всем протяжении  золотого Удерея красные партизаны проложили свой кровавый путь. На вершине золотой речки они сожгли на приисках Воскресенском и Преображенском продовольственные склады и амбары.
         Воодушевленные разрушительным бандитизмом в приисковых поселках, в которых проживали несговорчивые старатели, красные партизаны пошли спуском по Удерею. В окрестностях прииска Сократовска спалили четыре драги, принадлежавшие Акционерным компаниям. И этого им было мало. 
          Тогда красные партизаны, уже представляющие из себя, бандитствующую угрозу, предпринимают попытку проникнуть на Центральный Удерей, и ограбить продовольственные склады прииска Гадаловска. Но вооруженная охрана их налеты успешно отбивала. Бандиты,   уязвленные отпором приискателей, остановиться не могли и ринулись дальше, на север, вниз по Удерею.
         Добрались до Калифорнийского прииска, расчитывая на нем  поживиться чем–нибудь. Угроза накатывалась, словно снежный ком. И тогда приискатели соседних приисков Покровского, Ефимовского и Теремеевскогоего объединились и, собравшись на прииске Калифорнийском, дали красным бандитам отпор. Налетчики убрались, не солоно хлебавши, как говорится. Прииск Калифорнийский был центром Удерейского дражного флота. На нем проживали приискатели, которые вряд ли кому дадут спуск.   
         Неожиданный отпор приискателей озадачил бандитов. Ее главарь подумал, как им поступать дальше. На исходе был месяц май, миновал и Николин день. В верховьях речки Мамон, на старательской дороге, утонувшей в весеннем половодье, в глухом сосняке, появилась группа на лощадях. Всадники спешились. Среди них были секретарь Удерейского приискового совдепа Маневич, а теперь главарь большой группы красных партизан, и его подручный Рычков.
         - Долго говорить не будем, - первым начал Маневич и машинально
провел ладонью по шраму на щеке, отметине кровавых схваток на Удерейском  Клондайке.
         И хотя по Удерейской округе уже еле заметно ползло тепло, однако в лощинах, между косогорами, с самого верха и до низа, еще лежал с зимы снег, и от него исподволь тянуло холодом. Это чувствовалось на Маневиче. Вместо обычного зеленого офицерского френча, на нем была одета стеганая на вате тужурка. Через плечо как всегда висел маузер, на рукоятке которого лежала его широкая ладонь. Ноги главаря были обуты в теплые сапоги с длинными голенищами, пошитыми из шкуры лося.   
         - Старетели, - продолжал Маневич, особенно с Гадаловского прииска, все разом переметнулись на сторону золотопромышленников. Мы потеряли среди рабочих не только опору, но и самое главное - золото, которое они теперь сдают в гадаловскую приисковую  кассу.               
         - И что ты предлагаешь? - хриплым голосом спросил Рычков и  ястребиным взглядом окинул сосняк, словно там их кто-то подслушивает.
         - Надо нажать на старателей, на того же старика Ерофеича, - продолжал развивать свою мысль Маневич. – Ведь он на прииске Гадаловске  главный закоперщик во всех делах притив нас. А если не получится, то не мне тебя учить, что надо делать, опыт подобных дел у тебя есть. Может это охладит старателей, и они не  будут выступать против нас.
         - Но я не могу так запросто появиться на Гадаловском прииске, меня сразу же выследят охранники и арестуют, - промолвил  Рычков, думая о том, что еще скажет совдеповский главарь.
         - А тебе не надо появляться на прииске, - резко сказал Маневич, - повстречай старика ранним утром, когда он будет пробираться лесом к своему  забою. Смотри, действуй наверняка, чтобы не получилось так, как это вышло с золотом, которое у тебя из-под носа увел старик Кирилыч. Прозевали полтора пуда золота. За этот провал полагалось бы тебя шлепнуть и делу  конец.               
         Рычков сурово посмотрел на главаря. От услышанного в свой адрес, лицо помощника главаря перекосилось, стало неподвижным, взгляд холодным.   
Всем была известна лютость совдеповского главаря. И если в его голове витала мысль шлепнуть Рычкова за провал операции с хищением золота, то так и было бы.
         Но Маневич остерегался Рычкова, зная, что его просто так, голыми руками не взять, а значит и не шлепнуть. Он тут же схватится за маузер. И кто в такой схватке победит, трудно сказать. Они стоили друг друга, оттого-то на волне насилия и оказались вместе в одной обойме в период передела собственности на Удерейском Клондайке, и принадлежали к тем совдеповцам, партизанам, кто культивировал на приисках кровавый бандитизм.   
         - Ладно, наши лошади уже застоялись, их надо хорошо размять, -
крикнул Маневич и первым вскочил в седло. Ему последовали остальные. Они 
быстро скрылись в таежной глуши.
         Удерейская округа еще с ночи была окутана серой, густой пеленой. В еле видимом сумраке, на вершине террасы, простирающейся вдоль  Покровского прииска, шел человек, тихо пробираясь по тропе. И, хотя его   скрывала серая пелена, однако, можно было определить, что это был высокий,  худощавый, жилистый старик, одетый в старательское, домотканное облачение - длиннополую рубаху и широкие штаны из грубого холста.
         Тяжелой поступью старатель Ерофеич преодолевал многоверстовый путь по знакомой тропе, петлявшей по террасе. А шел он как всегда, с Гадаловского прииска в Хрустальный ключ, в свой забой. Преодолевая тропу, он вспоминал разговор, который имел намедни с управляющим Гадаловской золотопромышленной компании. Он посетовал, что нынче живется трудно всем: и старателям, и золотопромышленникам. Совдеповцы, развязав гражданскую войну на Удерейском Клондайке, вовсю грабят золото на приисках, и нет от них никакого спасу.
         «И не приведи господь, - продолжал управляющий, - если они сговорятся и начнут выслеживать лучших старателей и отбирать у них  золото».
         Помолчав немного, он посоветовал не хранить металл в артели или у себя дома, а добытое с большим трудом золото лучше всего сдавать в приисковую кассу по описи. Это гарантия того, что тяжелый заработок всегда будет выплачен.
         - Ты, Андрей Данилович, в моей артели не сомневайся, - сказал  Ерофеич, обращаясь к управляющему прииском, - золото мы всегда сдавали, и  будем сдавать в приисковую кассу, и на сделку с совдеповцами не пойдем,  даже если они начнут нас преследовать.      
         Старик обычно приходил в забой пораньше и намечал выработку  золотоносной породы на предстоящий день. И когда рано утром собирались  все артельщики, они уже знали, сколько им надо перелопатить горной породы  за рабочий день.
         ... Над лесом расползался утренний, тусклый рассвет, поедая  ночную, серую пелену. Густой ельнике еще тонул в ночном сумраке. Ерофеич, сроднившись с тропой, и, несмотря на тусклую видимость на ней, уверенно продвигался по ней вперед. Из ельника тянуло холодком, утренний чистый воздух, напоенный ароматом еловой хвои, свежестью лесной прохлады, и мертвая тишина бодрили, и старатель быстро углублялся все дальше в лес, думая о сегодняшней золотоносной выработке.
         По давней привычке он всегда ходил с длинной, суковатой палкой, заменявшей ему тунгусский посох. Имея его в руках, можно легко вылезти из густого желтоглинья, или из глубокой рытвины с водой, каких немало на пути.         
         Угубившись в висевшую над лесом тишину, старатель понемногу ускорял свой ход по тропе. Вдруг послышался перестук конских копыт. Кто–то мчался рысцой  на лошади. Старик Ерофеич остановился и оглянулся назад. И, несмотря на утренний сумрак, он увидел, как из-за глухого поворота на тропу выскочили двое всадников.       
         «Кто бы это и зачем в такую рань»,- успел только подумать  старатель, как всадники на взмыленных лошадях подскочили к нему.
         Глянув на переднего всадника, Ерофеич не ошибся. Это был Рычков, ближайший помощник секретаря Удерейского приискового совдепа.
         - Как поживаешь, Ерофеич! - крикнул Рычков и осадил взмыленную  лошадь.
- Живу, но не твоими молитвами! - ответил сердито старик, продолжая
проворно шагать по тропе.
         - Куда торопишься, задержись, потолковать надо!
         - И какой лешак носит тебя спозаранку? - бросил на ходу старатель. - Да и вообще, откуда ты взялся, золотничники сказывают, что ты заодно с  совдеповским главарем Маневичем залегли где-то на дне таежной глуши и  носа не показываете, стало быть, боитесь перед приисковым людом за свои  кровавые проделки.   
         - Стой, Ерофеич, не нагоняй шумихи, надо крепко потолковать! – с угрозой в голосе крикнул Рычков и пустил свою лошадь вперед, преградив старику путь по тропе. Другой совдеповец поставил свою лошадь сзади. Старатель оказался зажатым между двумя всадниками. Неожиданно Рычков соскочил с лошади и метнулся вплотную к старателю.
         - Ты что, старик, совсем рехнулся, решил поиграть с совдепом, зачем работаешь на золотопромышленников? – задыхаясь от злобы, кричал Рычков, сверкая обезумевшими глазами.
        Грубый выкрик ошалевшего совдеповца задел старателя за живое и  он отрезал, дал понять, что разговора между ними не получится.
- Какое твое дело, как хочу, так и поступаю с добытым золотом, ты мне не укащик! Ты и впрямь впился в тело как клещ и сосешь кровь с приискателей под стать своему совдепу!   
         - Нет, погоди!- наступал разъяренно совдеповец. - Золото за сезон   сдай мне, оплачу деньгами все сполна, а то не ровен час и с тобой придется  посчитаться.
         Сильно изумленный словами Рычкова, Ерофеич вскинул голову и  сурово взглянул на своего недруга.   
         - Не трать время попусту и не запугивай меня, я в жизни никогда не
торговал золотом, а всегда сдавал в приисковую кассу, сдам и в этот раз! - произнес потрясенный старатель и с силой оттолкнул совдеповца, перегородившего ему путь на тропе.   
         Рычков не устоял на ногах, и от сильного толчка старателя свалился  навзничь, стукнувшись головой о твердый еловый корень, торчащий  посредине тропы. Очухавшись, он резко вскочил и, выхватив из ножен  широкий тунгусский нож, подскочил к старику.
         Золотарь изловчился и, вскинув свой посох, занес его над  Рычковым. Но совдеповец успел ткнуть ножом в бок старателя. Старик обмяк,  почувствовал, как по телу заструилась кровь, голова закружилась, и он упал. 
         Совдеповцы, совершив свою подлость, пришпорили лошадей и  мигом скрылись в густом ельнике...
         Сколько времени золотарь лежал на сырой тропе, истекая кровью,  он не помнил. А когда очнулся и открыл глаза, первым делом ощупал бок.  Рубаха вся пропиталась кровью, рана резко токала болью. Он собрался с силами и пополз по тропе в забой.
         Сажень за саженью, превозмогая сильную боль, золотарь полз,  оставляя после себя на тропе кровавый след. Ерофеич полз, и через каждые две-три сажени поднимал голову, чтобы осмотреться вокруг. Пока он полз, ему  на память приходило всякое из его старательской жизни. Но больше всего  почему-то вспоминалось, как он со своими артельщиками разработал этот  старательский участок.
         Участок, на котором артель Ерофеича добывала золото, был  тяжелый, находился на верху террасы золотой долины, простиравшейся между Гадаловским и Покровским приисками. И чтобы наверняка использовать золотоносный пласт горной породы, надо выкорчевать густой ельник и по нему пробить канаву для сбора и стока воды.
         Еловая гуща была камнем преткновения, и ни кто из старателей не соглашался здесь добывать золото, считая это пустой затеей. Но бывалый старатель Ерофеич, исколесивший весь Удерейский Клондайк вдоль и поперек, знал наверняка, что здесь-то и зарыта собака. Терять шанс на золотой фарт было не в его характере. А вся сила старательского промысла по его уразумению была в воде. Но об ее использовании в разработке горной породы ни кто и не подумал. 
         По всему участку, через ельник, протекал жидкий ключик, вода в  котором удивительно светлая, как хрусталь, оттого и получил название   Хрустальный. Ключ брал свое начало где-то в заломах, граничивших с  истоками соседней горной речки.    
         Густой ельник утопал в большой впадине, примыкая к вершине  золотоносного участка. Вода ключа, стекая во впадину, оседала в почве между корнями елей и держалась весь старательский сезон, с ранней весны и до поздней осени. Воду и предложил использовать Ерофеич для разработки золотоносного участка. Ерофеич, как бывалый старатель, в поисках ответа на вопрос, стоит ли заниматься раскорчевкой ельника, несколько дней лазил по нему. Завершив эту утомительную и тяжелую работу, он не сомневался, что ключ Хрустальный подпитывается грунтовыми водами соседней речки Холма. А первая проба, взятая из грунта будущего забоя, дала неожиданный результат, здесь имелось хорошее золото. Все лето артельщики корчевали еловую густую чащу и рыли канаву, пока не вывели ее на террасу.
         Теперь предстояла работа по изготовлению деревянных желобов, соединенных друг с другом, или, так называемых в золотом промысле сплоток. Ерофеич за долгие старательские годы, хорошо знал, что для сплоток лучше всего подходит сосна. Но в месте раскорчевки росла только ель. Выручила небольшая гряда сосняка, стоявшая поблизости.
         Старатели срубили десяток стройных сосен, распилили их на сутунки, раскололи полам и, отесав топором. Материал для сборки сплоток был готов. Соорудив деревянные желоба, артельщики протянули их линейкой по крутизне террасы от забоя до промывочной колоды. Ерофеич хорошо помнил тот день, когда вода хлынула быстрым потоком из впадины по желобам, унося с собой вниз горную породу. Песок, попадая в грохот, оседал вместе с золотинками в его ячейках. Большой труд старателей окупился сторицей, золотой фарт для них не был больше мечтой, он стал явью.
         Старатель полз, часто останавливался, уткнувшись в тропу, чтобы передохнуть, а потом опять продолжал ползти к своему забою. В горле  пересохло, его начала мучить жажда. Подползая к забою, старатель услышал  знакомое журчание струившейся воды в ключе, и ему сильно захотелось пить.    
         Он попытался встать, но не смог, кровавая рана не дала ему этого сделать. Хватаясь ослабевшими руками за кустарник, он подполз к роднику. Наклонился в струю ключа и с жадностью стал глотать холодную воду. Испитая вода, словно исцеляющий напиток, прибавила ему силы.
         Из-за холмов вынырнуло красноватое солнце, осветив яркими  лучами зелень хвойного леса и желтизну отвалов промытой горной породы. От  солнечного, ярко светившегося света вода в журчащем ключе заблестела, словно хрустальное стекло. Увидев блестевшие лучи солнца, старатель почувствовал облегчение. Он обвел взглядом затуманенных глаз вокруг,  проверяя, все ли на месте. Кайлы, лопаты, грохотовая колода и промывочный  лоток были целы и невредимы.
         Боль от удара ножом стала сильно терзать бок старателя. Он подполз к куче хвороста, выбрал сушияк, чтобы разжечь огонь и согреть воды. «Рана
кровит, надо ее промыть теплой водой, а то она может воспалиться», - подумал Ерофеич и стал вытаскивать из кармана штанов спички. Он долго шарил рукой  в пропитанном кровью кармане, но так и не смог достать спички. Лучи  желтоватого солнца, пробиваясь через просвет в еловой густоши, падали на  искрившуюся воду в быстротечном ключе. Вода маячила яркими бликами, ослепляя глаза старика. В глазах потемнело, и он скатился к грохотовой колоде...
         Артельщики, пятеро рослых ребят, торопливо шли в Хрустальный  ключ, в надежде, что их там привычно встретит уже прибывший бригадир. Войдя в еловый лес, заметили на тропе кровь, след которой вел в  старательский забой. Стремглав они примчались на участок. Своего бригадира, лежащего около грохотовой колоды, они нашли в беспамятстве. На холщовой рубахе темнело алое, большое пятно запекшейся крови. «Живой ли он», мелькнуло в головах артельщиков. Они сняли с бригадира кровавую рубаху. По телу лежавшего старателя пробежала мелкая дрожь и мускулы, сокращаясь, быстро отреагировали. «Значит живой». У артельщиков отлегло от сердца. Однако он неподвижно лежал на гальке. Но вот старик мало-помалу стал шевелиться, силы начали возвращаться к нему. Старатель еще долго лежал с открытыми глазами, пытаясь вспомнить, что с ним произошло. А когда пришел в себя, коротко, но понятливо рассказал своим артельщикам, как на него напали бандитствующие совдеповцы.   
         Весть о попытке убийства совдеповцами золотаря Ерофеича с  быстротой молнии облетела Гадаловский прииск и Удерейский Клондайк.  Старатели загудели всем миром, требуя от управляющих приисков усилить охрану золотого промысла, розыска нападавших. Напуганные негодованием  золотарей, совдеповцы попрятались в глухие таежные норы и были  неуловимы. Нападая на старателей, они и изо всех сил утверждали свою  кровавую борьбу за власть на Удерейском Клондайке, и перешли на  откровенный бандитизм.
         Дюжий золотарь оклемался, выздоровел. Супруга, старуха выходила его, отпоив разными настоями трав и снадобьями. Поправившись, старик часто  вспоминал, рассказывая старателям, как однажды на рассвете произошла  стычка между ним и совдеповцами ...
         Перед тем, как снова выйти в забой, Ерофеич пришел в кассу   Гадаловского прииска и сдал все золото, добытое артельщиками ... 
         А ключ, вытекая из густого ельника, по-прежнему звонко журчал,  смывая хрустальной водой кровавый след в старательском забое. Артельщики  дорабатывали сезон, не сомневаясь в надежде на золотой фарт. Совдеповцы  же, называвшие себя красными партизанами, скрывались в таежной глуши, продолжали бандитствовать, совершая налеты на прииски, оставляя на них кровавые отметины...

        «Удерейский старатель».  Рисунок В. А. Зеленова – заслуженного художника Р Ф, жившего на Удерейском Клондайке.

Россия–Сибирь–Красноярск–Новосибирск, март 2015 г.