Я уже говорил в предыдущих рассказах, что с каждым прожитым годом мне всё чаще вспоминается детство, и в моих снах чаще всего преобладают сюжеты из пережитого в детские годы. Вот и в эту ночь я работал на колхозном поле, будучи ещё в полудетском возрасте. И я не уверен, что сейчас среди нас легко можно найти человека, который работал ещё в довоенном колхозе. Да ещё и таких, можно сказать, долгожителей, которые могут об этом рассказать. А я вот был таким колхозником.
В 1937 году, когда мне было только двенадцать лет, а я уже все три месяца летних каникул работал на полевых работах в колхозе «Заря». И мне начисляли трудодни, правда, записывали мои трудодни на счёт отца, так как я не числился, как «полноценный» колхозник. Первой моей работой в колхозе, за которую начисляли трудодни, называлась – водовоз. Утром я запрягал лошадь в телегу с бочкой, подъезжал к колодцу и, доставая из колодца по полведра воды, полное вытянуть у меня ещё не было сил, наполнял бочку водой. Потом мы с лошадью везли воду в поле, где была плантация сахарной свеклы.
На свекольных плантациях в это время работали почти все женщины колхоза. С тяпками в руках они приводили в порядок всходы сахарной свеклы, разреживали, где взошла свекла густо, пересаживали в те места, где всходов не было. И, конечно, уничтожали всходы вездесущих сорняков. Работали женщины звеньями человек по десять, а я их поил водой. Подносил к каждому звену полведра воды, давал им кружку и редко были случаи, когда женщины не выпивали всю воду, которую я им приносил. Потом снова шёл к бочке, снова наполнял ведро водой и нёс к другому звену.
И так весь рабочий день с небольшими перерывами после обхода всех звеньев, да ещё был большой перерыв на обед. Подробнее о том, как это всё происходило, я постараюсь рассказать позже. А сейчас я остановлюсь на том, как я справлялся со своей работой, как всё начиналось. Справляться с лошадью, одевать на неё упряжь и прикреплять к ней телегу с бочкой, научил меня отец. Самым тяжёлым в этом деле было для меня – поднимать хомут и одевать его на голову лошади. Хомут был тогда для моих, ещё детских сил, прямо скажу, тяжеловатым.
Лошадь мне дали самую смирную, могу даже сказать, доброжелательную. Это была та самая "Чирва", которая до коллективизации принадлежала моему отцу, она была уже в возрасте, немножко прихрамывала на левую ногу. В первый колхозный год, когда она была на ночном выпасе, а колхозный пастух уснул под лунным светом, на бывшую нашу лошадку напали волки, и хотя полностью справиться с ней не смогли, всё же оставили свою метку в верхней части левой ноги. Не знаю, сколько оторвали звери тогда на своё пропитание, но шрам на ноге лошади остался солидных размеров на всю оставшуюся жизнь. И до конца своей жизни бывшая наша "Чирва" прихрамывала на пораненную волками ногу.
Прошлое лето воду в поле поить работниц на свекольных плантациях возил наш сосед дед Михаил. Ему уже было много лет, у него была большая седая борода, он на это лето попросил освободить его от этой работы. Утром моего первого рабочего дня дед Михаил пришёл на колхозный двор. Пришёл проинструктировать меня ещё раз, как я должен обращаться с лошадью, он уже два раза приходил к нам домой, много хорошего говорил о "Чирве", говорил мне, какая эта лошадь умная, если ты будешь с ней работать, как с хорошим другом, то и она будет тебе настоящим другом и никогда тебя не подведёт.
Но когда я увидел, с каким печальным лицом дед Михаил подходит к "Чирве", я сразу понял, что он пришёл не меня инструктировать, а попрощаться с лошадью, к которой так привык за три года работы с ней. Ещё когда я только вывел лошадь с конюшни, а о том, чтобы это сделал я сам уже в первый день моей работы, меня убедил мой отец, "Чирва" заржала, увидев моего отца. Я тогда подумал, и я уверен в этом, лошадь приветствовала своего бывшего хозяина.
А уж когда дед Михаил подошёл к лошади, то она начала так топать ногами, словно проделывала какой-то "лошадиный" ритуальный танец. Дед Михаил обнял шею "Чирвы", тихим и ласковым голосом сказал, обращаясь к ней:
- Послужи, дорогая, новому хозяину, я ему наказал быть тебе другом, и я верю, что вы будете друг друга не только терпеть, но и уважать и жалеть. Ну ладно, - дед Михаил уже обратился ко мне, - вам пора ехать поить холодной водой девчат, (дед Михаил всех женщин у которых ещё не было внуков, называл девчатами), не буду вас задерживать, поезжайте с Богом.
На прощанье дед Михаил поцеловал "Чирву" прямо в губы, и мне показалось, что лошадь ответила ему на поцелуй, а ещё я заметил слезу на глазах старика. Вот такие были раньше крестьяне. "Чирва" была, говорю это с полной уверенностью, по настоящему достаточно умная лошадь. Мне казалось, что она понимала, с кем ей пришлось работать. С первого дня, когда я одевал на её голову тяжеловатый для меня хомут, "Чирва" опускала свою голову пониже, чтобы мне было легче справиться с этим делом. А, может быть, она и всегда так делала. И в оглобли она заходила сама, не ожидая моей команды. И подгонять её мне не приходилось, не ленивая была, всегда везла телегу хорошим шагом.
Запрягал я лошадь в телегу с бочкой на колхозном дворе. Это было время, когда там находилось много колхозников перед выездом в поле. Многие обращали на меня внимание, особенно, в первые дни моего там появления. И я, конечно, старался выглядеть достойно. Старался не показывать, что хомут тяжеловат для меня, и всё делал с таким видом, будто для меня это такое привычное занятие, как для любого сельского мужика. Были там и девушки, а перед ними я, как любой подрастающий сельский парень, конечно, старался вдвойне. Некоторые девушки надо мной подтрунивали, но с уважением, я это всегда чувствовал.
В первые годы колхозной жизни крестьяне ещё работали на колхозных полях с таким же усердием, как и раньше на своих собственных. Привычка ухаживать за землёй-кормилицей впитывалась в них с материнским молоком. Правда, наступившие потом в жизни колхозников два года страшного голода подорвали их веру в "светлое будущее". Но когда в конце следующих лет стали давать колхозникам на начисленные трудодни рожь и пшеницу в таких размерах, что можно было жить без страха голода до следующего урожая, жизнь в колхозах стала налаживаться. С каждым годом колхозы обзаводились молодыми специалистами, агрономами, зоотехниками. Колхозное хозяйство заметно укреплялось, и появилась вера у людей в ежегодное улучшение жизни.
И хотя, по правде сказать, многие жили ещё далеко не сытно, на работу и работы, особенно женщины и девушки, часто шли с песнями. Эти песни до сих пор звучат в моей душе, как что-то, хотя и далёкое, но такое родное, как и само детство. И в поле, когда я подъезжал к свекольным плантациям, часто слышал песни «своих» звеньев. Да и сам я частенько подпевал женщинам, так как очень любил песни не только слушать с первых дней своей жизни, но и свой голос присоединять к этому приятному занятию. Вот на песнях я и закончу свою первую часть этого рассказа.
12.03.2015