Я вошёл с яркого июльского солнца в сумеречь соснового бора и затаил дыхание. Полумрак хвойного леса так явственно пах сказками, так безрассудно творил волшебство, что заломило зубы. Лёгкий озноб зашевелился меж лопатками, тонкой струйкой стекая по позвоночнику, захолодил ноги, поколол острыми конечками пятки.
Заваленные старостью деревья, насквозь трухляво-коричневые, неведомый лесной житель густо посыпал нежными, жёлтыми опятами. Очарование было столь велико, столь всемогуще, как всемогущ огненный круг солнца в сравнении с маленьким угольком затаившимся в протопленной печурке. И сказочная дивность бабы-яги упала ниц перед дивностью полутьмы июльского леса.
О,чудо, тропинка струившаяся меж деревьев, унырнула в самую темь, в самую глухомань. Ноги не послушались меня, отдельно от тела шагнув в мягкость вековых иголок, опавших на сырость грунта.
О,диво, кто смёл мусор с тропинки, чистой как пасхальный пол в деревенской горнице. Я стал первопроходец, я стал сказочник вдыхавший внутрь воздух переполненный таинством неземного, таинством неосознанного, был там, в другом измерении, в другой инстанции, лёгкий как росиная капелька.
- Ау! - вскрикнула душа.
Лес промолчал, только на секунду, на мгновение став теплее и прозрачнее, но промолчав. Тропинка вдруг пресеклась перед хворостом бурелома, а там внутри его явственно билась жилка жизни и стало мне отчего то неуютно, неспокойно.
О, лес-сказочник, яви мне песенность счастья, поговори со мной голосом листьев, журчанием малого ручейка, хрустом растущих грибов.
-Ау! - ответил лес и притих, поглядывая зелёным взглядом из тёмени оврага.
Шевельнулся папоротник, остро-плоскими саблями листьев разогнав комаров. Не в этом ли дупле умершего дуба живёт бессмертие зловещего старика Кащея?
И поверил я, в этом лесу живёт сказка, а этот лес живёт в огрооомном мире, а этот мир затерялся в бесконечной бесконечности, бесконечной Вселенной. А я брёл в этот перезвон чудодейственного леса и излечился от сутолоки дней и безысходности горя.
Дай Бог тебе силы излечить нас всех, уставших, и не верящих в сказки, споткнувшихся и не вставших, больных и не очень.
И лес не отпускал меня в яркость чистого поля, опутав нитками паутины. Может он лечился мною, обычным человеком, под нашёптывание лесовика. Ведь он лес с нерасплёсканной фантазией, только кажется огромно-незыблемым и желает помощи человеческой, помощи целительной.
Но ты лес отпусти меня в каменность города, напоив доверху добром, щебетанием птиц. А я буду возвращаться к тебе, и мы будем пополняться друг другом. Потом к тебе придёт моя дочь, приведёт за руку моего внука и вы вспомните обо мне. А потом к тебе придёт мой правнук, жизнь продолжится бесконечно, как бесконечна доброта твоя, лес.
Я вышел в солнечность опушки, широко раскинув руки упал в клубничную траву и улыбнулся. Лес улыбнулся тоже. У нас ничего не болело. Трава вплеталась в мои волосы и становилась с нею воедино, и стрекозы летали надо мной не пугаясь.
И тогда я уснул.
москва.1997г.