Тамара знала, что кабинет главного режиссера ей, конечно, не дадут убирать. Не прошла по конкурсу. У зав. поста, эффектной 24-летней дивы Дарьи Марковны Прокол, были на этот участок свои виды. Право наведения чистоты в «берлоге» у «самого» удостоилась несостоявшаяся студентка Театрального института длинноногая блондинка с пятым номером бюста и символичным именем Елена. Для уборки кабинета зав. литературной частью БД театра Ирины Германовны Шмарц был ценз попроще: брюнетка Лариса, но тоже длинноногая неудачница из абитуры прошлогоднего сезона.
На эту тему уже «прохаживались» аксакалы театра.
Актер Гржельчик, выйдя в курилку из образа Несчастливцева, поведал изумленным обитателям загона для разносчиков сплетен незатейливую байку:
- Иду как-то я по коридору, смотрю навстречу – красавица с длинными ногами, выше тоже все, что надо: волосы как у русалки, глаза - озера, ну прямо куколка. Думаю, вот, наконец-то красивую молодую актрису в театр взяли. Спрашиваю у коллег, кто такая, откуда поступила? Никто не знает. А тетя Тася, кадровая туалетчица из первого яруса, мне и говорит: «Это, батенька, наша новая уборщица!» Вот так… уборщицы стали красотою актрис затмевать, глядишь, и на сцену переберутся в удобный момент. А что, я не против с такой сыграть пьеску одну, другую… полежим, как говориться, то есть поживем… увидим…
На самом деле место-то было гиблое. Конечно, неудачницы хотели быть поближе к высокому искусству. Но закулисье театра имеет свою оборотную, отравленную сторону. Прикоснувшись к ней, несведущий человек мог горько разочароваться в своих кумирах. А то и навсегда проститься с мечтой о театральных подмостках, отравившись тлетворным аллергеном славы и продуктов ее перегорания, прочно засевших в складках запыленных временем кулис.
В этот день Тамара попала в аврал. Заболела сотрудница по уборке на участке администрации. Директор цеха технического персонала Дарья Прокол послала Тамару срочно ликвидировать досадный пробел. В халате цвета выцветшего титульного листа школьной тетрадки за 2 копейки, в платке, повязанном куличиком, с дерюжкой в руках, как будто бы взятой у бутафоров из постановки «Три мешка сорной пшеницы», и шваброй наперевес, напоминая персонажа того же спектакля, она двинулась к означенным рубежам. Ловко намотав мешковину на орудие производства и окунув его в громко звякающее ведро, Тамара начала борьбу с бюрократической офисной пылью, мурлыча себе под нос любимую арию из «Мистера Х». Внезапно перед ней распахнулась дверь отдела кадров и на Тамару выскочила полногрудая блондинка, одергивая на себе обтягивающий черно-белый дресс-код.
- Вы почему нарушаете порядок? Кто Вам позволил здесь под дверью распевать песенки в рабочее время? Вы нам мешаете сосредоточиться, - прокричала она, смахивая сахарную пудру с губ.
- А что, разве в театре петь запрещено?
- Не надо тут иронизировать… Вы – уборщица, вот и убирайте или убирайтесь отсюда. Я позвоню, чтобы Вас тотчас же заменили.
- Да ради бога, убирайте сами. Спектакля сейчас нет. Театральному процессу я не мешаю. А в инструкции по технике безопасности, которую я подписывала, молчать во время уборки не предусмотрено. Так что петь Вы мне не запретите!
- Безобразие. Мне еще хамят… Где Ваша начальница? Как ее там Прикол, Прокол? Я доложу о Вашем нарушении. Будете писать объяснительную. И Вас уволят.
- Объяснительную, да с удовольствием! – уходя со шваброй на плече, гордо бросила Тамара.
В когорте красавиц-уборщиц, мечтавших стать актрисами, многие под давлением унижений и ежедневной рутины смирялись и сникали. Как говорится, оставь надежду всяк сюда входящий… Тамара была не из таких. Она твердо знала, что это временное пристанище. Ее цель – пересмотреть весь репертуар театра и, может быть, еще самое заветное: подглядеть репетицию Мастера, на что было наложено строжайшее табу даже для студентов режиссерского курса. Несколько раз ей это удавалось. Она, прикрытая чехлами от бархатных перил, которые надевались на чувствительные мягкие части мебели после спектакля, пробиралась в темноте на первый ярус и, прикинувшись ветошью в полном смысле этого слова, наблюдала, как он вел репетицию новой пьесы.
Объяснительную писать пришлось! Дарья Прокол долго сокрушалась:
– Ну что же ты, Тамарочка. Не могла промолчать… Ну ладно, я тебя выгорожу, только больше не пой пожалуйста на работе…
- Ну, конечно, – недовольно буркнула Тамара, – Вам скоро будет без меня очень скучно!
В Театральном институте был объявлен доп. набор на отделение музыкальной комедии. Видимо, приемная комиссия, чересчур строгая в отборе абитуриентов в летний период, поняла, что поразбросалась неограненными талантами и развязала узелок, дав еще один шанс жаждущим попасть в когорту служителей Мельпомены. Да, синтетических артистов музыкально-драматического жанра не так уж просто распознать в среде неадекватно оценивающих себя самоуверенных подростков.
Ритка дергала Тамару за рукав:
- Ну, что тебе стоит, ну, подготовь меня. Ты же у нас поющая… Ну, была не была, хоть на музкомедию…
Для поступления в жертву была выбрана ария Иоланты из одноименной оперы Чайковского. Прекрасная музыка, из репертуара для студентов-вокалистов 4 курса консерватории. Учить пришлось долго. Ритка фальшивила, причем делала это не специально, а как-то исподволь и внезапно. Такая оказалась у нее особенность. Но Тамара была непреклонна. И честно пыталась «замазать» дефект. Пели вместе и по очереди, потом наоборот, опять и опять. Как говориться, «до упора».
Через четыре часа зубрежки со звенящими головами они вышли из квартиры. Тамара вспоминала потом, как ее родители, случайно находившиеся дома во время «процесса» обучения, горько пожалели, что вовремя не смылись и попросили больше эту девушку домой не приводить.
В десятку они пошли вместе. Тамара должна была курировать свою подопечную до конца. Когда Ритка вышла и стала петь Иоланту, голос звучал прекрасно. Тамара сидела гордая за свою протеже. Рита, хоть и вызывающе одетая в желтую плиссированную мини юбку и синюю спортивную курточку, с разъехавшейся на тугой груди молнией, выглядела очень фактурно. Высокая шатенистая барышня с высокой грудью, ну чем не звезда оперетты? Только вот со слухом были проблемы. Но… комиссия на это даже не обратила внимания.
- Легато, деточка, легато, - пропела педагог по вокалу, благообразная худощавая, с прямой дворянской выправкой пожилая дама и сделала плавный жест рукой.
Ритка не знала, что такое легато, и стала назойливо повторять жест преподавателя то вправо, то влево, желая соответствовать требованием.
- Нежнее, деточка! Вы же сопрано!
- Какое сопрано, - с места прокомментировала замечание преподавателя Тамара. - У нее альт. – Действительно, у Ритки был широчайший диапазон. И низы звучали густо, как у Кармен. А мелодию она вызубрила на зубок - в комиссии даже не поняли, что у нее нет слуха. Тамару переполняла гордость от выполненной работы. И она потеряла осторожность.
- Спасибо! Следующий, - в этот момент проговорил ассистент.
- Вы следующая, - обратилась она к Тамаре.
В чем она была одета, Тамара не помнила. Кажется, какой-то свитер с дырками, джинсы. Ну точно, как сейчас говорят, - «не формат». Она и не собиралась соревноваться с соискателями на свободную вакансию студентки курса оперетты. Ее безответной любовью была Драма!
- Что будете петь? - подозрительно прищурившись, с нескрываемым презрением в интонации процедил сидевший в центре преподавательского президиума седовласый краснолицый гном в щегольском светлом костюме с бабочкой.
- Элегию Масне для баса. Впрочем, это, наверное, слишком серьезно для вас.
Гном покраснел еще больше от возмущения, ведь все в театральном только и шутили на тему несерьезности «легкого» опереточного жанра, и почти прокричал:
- Если вы споете хорошо, нам этого будет достаточно!!!
Пела Тамара чисто и со слезой. Но, видимо, неприятный осадок от диалога с самоуверенной абитуриенткой наложил свой отпечаток.
Когда подруги вышли из аудитории, за ними вскоре просочилась ассистентка и, прикрывая дверь, объявила, что из этой десятки не прошел никто. За дверью слышались возмущенные возгласы, обрывки фраз. Пронзительный тембр Гнома подводил черту под приговором:
- Я не хочу брать людей с улицы, они не уважают жанр! Не понимают куда пришли…
В очередной раз потерпевшие фиаско девчонки направились к знаменитой мраморной лестнице, готовые вновь спуститься с небес на землю.
Вдруг хлопнула дверь аудитории. Из нее буквально выкатилась полненькая, как колобок, женщина в бифокальных очках.
- Тамара!!!???
Тамара обернулась.
- Набокина?
- Да, я. А что?
- Вы не дочка Олега Михайловича Набокина?
- Да!
- Деточка, ну разве так можно… Как вы могли так опрометчиво отнестись к поступлению? - сокрушалась женщина. И… как вы оделись? Ну-ка, давай телефон родителей, сейчас я Кире задам…
Кира Юлиановна Набокина – жертва, выбранная экзотической незнакомкой, - это была мать Тамары. Она и не подозревала, что дочь еще не оставила свои тщетные попытки поступить в Театральный институт. И когда в ее адрес полетели упреки со стороны одногрупницы по хору Университета, даже не поняла в чем дело. Она и не подозревала, что Людмила Науменко, волшебница, прервавшая цепь дочерних неудач, стала профессиональной певицей и преподает вокал в ЛГИТМИКе.
- У тебя что, платья нет, туфель? В чем ты дочь отправила поступать? Вышла какая-то замухрышка… У нее же голос есть!!! Она же музыкальностью в Олега пошла!
Дальше события развивались еще стремительнее. Фея, взявшись серьезно за Тамару, в течение двух выходных выучила с ней программу из трех опереточных арий и народной песни.
- Ничего, когда ты им это споешь, они не устоят. Только, я тебя умоляю, держи себя скромно!!! И оденься, причешись как девушка, а не как пацан!
В понедельник был первый тур. Во вторник - второй, в среду - третий. Тамара стремительно прошла, нет, пролетела приемные экзамены без запинки, почти первым номером как по мановению волшебной палочки. Строгий Гном, то есть мастер курса Изакин Гриншпун, впоследствии любимый преподаватель, в силу своей природной отходчивости разрешил показаться опальной претендентке вторично. И этот повтор засчитали!!!
В отдел кадров БД театра Тамара пришла с заявлением. Пухлая блондинка, Курохтина И.О., одетая в черно-белый дресс-код, удивленно вскинула не нее брови:
-Уходите? А куда, если не секрет?
- Я поступила в Театральный институт. На отделение музыкальной комедии…
- Значит все-таки будете петь? - отходчиво, со смесью нескрываемого любопытства и зависти, спросила она.
- Буду, - ответила Тамара, забрала трудовую книжку с печатью «уволена из БД театра по собственному желанию» и навсегда закрыла за собой дверь прошлой неудачной жизни.