Отъезд из хутора и мытарства.
На станции папа многозначительно переглянулся с водителем, и он уехал. Папа купил билеты Тасе с Диной. У нас билеты были куплены заранее фирмой покупателя хутора. Тасин поезд шёл в другую сторону от нашего. Они уезжали первыми. При прощании все перецеловались. Тася поцеловала меня резко, жгуче и сильно, будто намекая на что-то. Не смотря на сомнения, я понял, что у неё нет на меня обиды. Однако, всё равно в душе оставалась какая-то горечь от последних дней. Дина во время поцелуя толкнула меня тазом, будто намекая на своё сожаление, что мало со мной «покувыркалась». Родители, кажется, ничего не заметили. Они были озабочены чем-то другим.
Скоро подошёл наш поезд. Но папа велел не садиться в него до самого отъезда. Было похоже, что он ждал кого-то. Скоро с другой стороны перрона встала электричка. Поезду и электричке дали отправление в одно время. Родители подхватили меня под руки и почти закинули в электричку. Двери закрылись и мы поехали. Только тут папа смог объяснить, что за нами охотятся. Богач, что купил у нас хутор, совсем не собирался отдавать за него деньги. По каким-то своим соображениям ему надо было поднять цену, создать видимость покупки, а потом, избавившись от нас, вернуть деньги с карточек, на которые папа сложил деньги. Может, это было не так, но так сложилось в моём понимании. Водитель, что возил нас, был агентом под прикрытием. Он не только предупредил папу, но и подсказал, как надо действовать.
На следующей станции мы пересели в другую электричку, которая шла в другую сторону. Но я не узнавал тех мест, по которым мы вроде бы только что проехали. Вероятно, мы ехали в другом направлении.
В общем, мы прокатались на электричках всю ночь. Билеты папа покупал прямо в вагоне. К утру оказались где-то в дальнем Подмосковье. По подсказке водителя папа в тот же день снял однокомнатную квартиру, в которой мы прожили три недели. Через неделю после приезда родители устроились куда-то ночными сторожами. Папе работа нравилась лишь тем, что днём они могли мотаться в поисках достойной работы и квартиры. Всё остальное: зарплата, коллектив, хозяин – ему не нравились.
Ещё через неделю к нам приехала тётя Тася. Её появлению больше всех рад был, наверно, я. Она привезла какие-то бумаги. Среди них были и бумаги для школы. Родители порадовались, что днём они свободны. Весь день все трое были в городе у нотариуса, оформляли доверенности. А через неделю мы опять переехали в другой город. Папа сказал, что надо запутать след.
В новом городе я пошёл в школу. Там приняли неохотно. У них была другая программа. Мне предстояло освоить часть того, что они проходили в прошлый год. А часть предметов я прошёл на родине. Со «скрипом» меня записали в девятый класс.
Через два месяца опять приехала тётя Тася с восстановленными документами. Хорошо, что метрики и паспорта у нас были на руках. Но все остальные документы остались на прежней квартире. А она по неизвестной причине сгорела. Вот и пришлось тёте Тася заниматься их восстановлением. Она работала делопроизводителем городской администрации, поэтому знала все ходы и требования. Тем более, что нам появляться у себя было нельзя. Так как тётя Тася жила не в нашем городе, то оформление требовало много времени. Теперь она приехала, чтобы оформить страховые бумаги.
Родители не могли найти подходящую работу, и им пришлось встать на учёт на бирже труда. Там их послали учиться на железнодорожных проводников. Жили мы на съёмной квартире. Как ни старались родители, но в этом городе они жильё для покупки не находили. Неожиданно кто-то из жителей соседнего небольшого городка, кто учился с родителями, подсказал, что там срочно продаётся небольшая двухкомнатная квартира.
Через три месяца они уже были там. Мне опять пришлось менять школу. Если честно сказать, то я запутался в школах. За учебный год сменил их, то ли три, то ли четыре. Это, конечно, сказалось на оценках. В табеле были одно тройки. По некоторым предметам, честно сказать, они были натянутыми. Всю оставшуюся жизнь я прожил в последнем городке.
Как я уже написал, городок был небольшой, количество жителей не дотягивало до сотни тысяч. Центральная часть города находилась на берегу небольшой реки, а более поздние районы тянулись вдоль огромного старого оврага, медленно превращавшегося в глубокую балку. Все производственные предприятия были на другой его стороне. Из жилой зоны в производственную ходил троллейбус, огибавший вершину этой промоины.
Город состоял из небольших отдельных микрорайонов, разделявшихся между собой, то рукавом оврага, то небольшим мелким леском, то старой деревней, перестраиваемой жителями в коттеджный посёлок. В общем, обыкновенный провинциальный городок, до которого у центра нет дела. По берегу реки проходила железная дорога из Москвы на Дальний Восток. До Москвы постоянно сновали проходящие электрички. Говорят, в давние времена была тут не только пассажирская, но и грузовая пристань. Грузы возили только по большой воде, а пассажирские теплоходы не ходили лишь в самую засуху и зимой. Говорят, река с тех пор так обмелела, что даже в весеннее половодье всякое судоходство остановилось.
Близость столицы и большого города давала возможность развивать рыночную торговлю. Около вокзала был довольно большой рынок, на который приезжали покупатели не только из соседних городов, но даже и из столицы.
Наш небольшой микрорайон находился за вершиной оврага на производственной стороне. При коммунистах пытались расширять город в эту сторону, но успели построить всего 6 пятиэтажных многоквартирных домов, а новые власти всякое строительство прекратили, кроме частного. Как раз напротив вершины оврага был довольно большой песчаный холм, на котором располагался обширный коттеджный посёлок, обнесённый высоким забором. Наружу выходил парадный выезд с проходной и охраной. Говорили, что тут жили отвергнутые жены московских блатных и их дети. Иногда блатные приезжали сюда со своими любовницами и «колобродили» по неделе. Однако, староста посёлка (или как там его ещё могли назвать) был очень строг. У него были свои люди, поддерживавшие в посёлке приличный порядок. Никаких серьёзных уголовных случаев пока там не случалось.
Школа, в которую я должен был ходить, находилась на другой стороне вершины оврага в другом значительно большем микрорайоне. Видимо, для предотвращения разрастания оврага тут был разбит почти культурный парк. По нему были проложены асфальтовые дорожки, главная и боковые аллеи. В месте схождения их должно было быть что-то, но теперь был только асфальтовый круг и большая клумба. Дорожки давно никто не ремонтировал, поэтому они не только полуразрушились, но и проросли кустарником и даже деревьями. Особенно редко используемые. На удивление, клумба хоть и не обрабатывалась, но и не зарастала. Парк довольно молодой, поэтому деревья были в нём почти все очень молодыми и редкими.
В школу можно проехать на троллейбусе или пройти пешком через парк. Так как остановка довольно далеко за школой, то рациональнее было ходить через парк. Тем более, что как раз в это же время из промзоны ехала ночная смена. Производственная работа почти остановилась, и троллейбусы ходили довольно редко, народа в них было много. Толчею я не любил, поэтому ходил в школу пешком через парк. Ходил не только я. Почти все жители нашего микрорайона работали в городе. А так как на нашей остановке зайти в переполненный троллейбус было сложно, то и те, кто ехал в центр, тоже проходили тут. На остановке за школой сесть было намного легче и надёжнее, потому что там уже начинали выходить пассажиры. На нашей же остановке выходило по два-три человека.
До переезда сюда папа с мамой разрывались между работой и домом. Они работали на местных пассажирских линиях проводниками. Работа не нравилась, но иного выхода они не находили.
Квартирка меня поразила размерами. То ли она была переделана из большой однокомнатной, то ли проект её был таким. Большая комната была не больше нашей спальни на моей родине. А спальня была так мала, что в ней помещались только полутораспальная койка, тумбочка в изголовье и стул. Если поставить туда хоть что-то, то на койку придётся залезать через спинку.
За стенкой спальни была такая же небольшая кухня с минимальным набором мебели. Напротив спальни была входная дверь и небольшая прихожая, а напротив кухни совмещённый санузел. Не смотря на столь малые размеры, в кухне, спальне и большой комнате было по окну.
В большой комнате стоял диван-кровать, стол и тумбочка с телевизором. А у противоположной окну стены плотно прижатые друг к другу стояли небольшой сервант, трюмо и двухстворчатый шифоньер. Одному человеку в такой квартирке жить было очень удобно, но семье из трёх человек повернуться было негде. Тем более, что и наша брошенная квартира и все съёмные были довольно просторными. Наверно поэтому маме она очень не понравилась. Только частые поездки на поезде отвлекали её от ненависти к этому жилью.
Родителям очень повезло в том, что едва мы заселились, как им предложили работать на поезде дальнего следования. Дома они появлялись через сутки, а через двое суток опять уезжали. Может, потому мы и остались тут.
Как я писал, тётя Тася несколько раз приезжала к нам. Но последний приезд её в июле меня поразил. Она приехала специально переспать со мной. О её приезде не знали даже мои родители. Эта встреча была до безумия бурной и страстной. Для этого она сняла какую-то маленькую избушку в деревеньке, входившей в черту города. Избушка была меньше нашей квартирки, но очень чистая и уютная. В ней можно было жить, не выходя наружу. В сенях был туалет, а в доме вода и самодельная небольшая душевая кабина. В сенях же была и кухня с газовой плитой и баллоном.
Тогда мне показалось, что тётя стала меньше ростом. Но она сказала, что это я вырос. Теперь она не очень смущалась моей молодости. Правда, мы почти до полного мрака завесили окна. Ещё мне запомнилось, что тётя в тот раз чаще всего использовала самые опасные для зачатия позы, хотя утверждала, что у неё безопасный период. Она и прежде была довольно темпераментной, а тогда превзошла саму себя. На моё замечание об этом сказала, что у неё сейчас самый дурной возраст, а дядя Толя совсем ничего не может. Вот и приехала оторваться. Обещала приезжать и потом. Я попробовал ревновать к кому-то у неё дома, но она сказала, что в её жизни есть только два мужчины – это дядя Толя и я. Сказала это так, что не поверить не мог.
После каждого её приезда замечал на своём имуществе свежие растяжки. Не очень беспокоился об этом только потому, что неприятные ощущения очень скоро проходили. Наверно, думал, так и должно быть. Но ведь об этом никого не спросишь.
Больше тётя Тася в нашем городе не появлялась. С первых наших встреч она запретила звонить ей, писать письма. Поэтому каждый раз приезжала неожиданно. Всё что мог, узнавал о ней через родителей.
Теперь уже не вспомнить когда, но по «Новостям» показали наш бывший хутор. Вполне это мог быть и не он, но очень похожий. Две банды столкнулись на нём интересами. Так получилось, что оба главаря там погибли. Погиб и хутор. На экране показывали сгоревший жилой домик, как будто взорванную конюшню, провалившийся омшаник. Показалось, что мелькнуло вдали озеро. Именно из-за него сделал вывод, что это наш хутор. Только всё было почти неузнаваемо. После этого папа стал очень спокойным. Именно после этого дня к нам перестала приезжать с бумагами Тася.