Филин

               
           Из-за частых перемещений подразделения на передовые позиции, появление молодого солдата в отделении снайперов не вызвало особо восторга. Он заменил погибшего товарища, который был убит по нелепой случайности, шальной пулей, выпущенной с вражеской стороны в ночное время. Для отделения это была огромная потеря. На личном снайперском счету « Балагура» - такой был позывной Аркадия Филипповича - более двадцати пяти человек. Поэтому появление замены не вызвало особой радости. Друзья выбывшего «Балагура» всё ещё были в состоянии траура.
 Утром старший лейтенант и представил новобранца.
         - Вот вам на замену Филипповичу - Пахом Анохин. Василий, введи в курс дела, - с грустью в голосе проговорил лейтенант одному из солдат. Он указал на новичка и покинул небольшое укрытие, в котором отдыхали «Ночные волки» - так их между собой называли солдаты из роты разведки.
         - Ну, проходи и занимай свободное место в углу, - указывая на лежак, сделанный на скорую руку, сказал Никита. - Теперь это твоё место.
          Пахом взял рюкзак и ружьё и присел на край лежака. В буржуйке горел огонь. Светловолосый сержант Тимофей колдовал у огня, где стоял чайник.
          - Чай будешь? – спросил он у новичка.
           - Не откажусь, - тихо, как-то растягивая слова, ответил Пахом.
          - Ну и лады. Давай подсаживайся. Погода не очень летняя, но здесь у нас уютно. Снаряды хоть и рвутся, но не часто. Видать, готовятся к наступлению. А вот ночью, того и гляди, одним махом «снимут», надоели эти «болотники», - так они называли снайперов у противника. - Вчера в соседней роте лейтенанта уложили – прямо в голову. Молодой лейтенант был – жаль, конечно.
        - На это и война, - с сожалением выдохнул Тимофей. - Да ты чего задумался? Наливай.
        - А ты где курсы снайперов проходил? – подал голос Василий, до сих пор молчавший и наблюдавший за происходящим.
          - Я-то из Сибири, а курсы мне отец еще с детских лет преподавал.
          - А как это? - удивлённо поднял глаза Василий.
           - А я с ним с малого возраста по тайге. Там и научился стрелять, чтобы беличью шкурку не испортить, - поднося горячий чай к губам, ответил Пахом.
          - Аааа! – протяжно ответил Василий, выпуская клубок дыма от скрученной «козьей ножки».
          В блиндаж вошёл, стряхивая пыль, старшина Горюнов.
          - Ну, где тут новенький? Ну-ну, вижу-вижу, - и бросил взгляд на новенького, сидящего у буржуйки.
          - Рядовой Анохин, - встав с места, отрекомендовался Пахом.
          - Ладно, сиди. Как обустроился?
          - Нормально.
          - Я тут к вам ненадолго, - потирая руки у огня, добавил старшина. - Вызывают в штаб. Василий, - обратился он к молчуну. - Без моего инструктажа в ночное не брать. Пусть парнишка побудет, осмотрится. А потом и в дело пойдёт.
        - Есть,- ответил Василий уходящему старшине.
         Хотя погода была не осенняя, но вот уже почти сутки моросил мелкий дождь. Что и создавало неприятное ощущение. Время близилось к вечеру, и тучи, которые нависли над всем горизонтом, не давали никакой надежды на улучшение погоды. Тимофей накинул плащпалатку и вышел из блиндажа. Он прошёлся по окопу и очутился у бруствера, который давал возможность оглядеть передовую вражеских позиций. Впереди была река, а с обеих сторон находился густой кустарник. И откуда они так ловко сняли вчерашнего лейтенанта. Он взял бинокль и стал всматриваться. Ничего не выдавало присутствия «болотника», но Тимофей знал, что за тишиной и красотой местности скрывается тот, кто следит за каждым шорохом и передвижением офицерского состава. Он некоторое время всматривался во вражескую сторону и хотел понять внутреннее состояние того, кто смотрит через прицел, может быть и в его сторону. Дождь перестал лить, и в небе проявилась голубая полоска среди хмурых облаков.
         - Ну, вот это уже лучше, - подумал Тимофей и, пригнувшись, возвратился в блиндаж.
 Когда Тимофей вошел, буржуйка поглядывала огненным глазом, и отдавала тепло своей железной души находящимся в блиндаже солдатам.
         - Что примолкли? – спросил Тимофей, глядя на, дымящих скрутками, отдыхающих солдат. - На небе проблески синевы, так что не вешайте носы. Надеюсь, в ночь будет удачная охота, - стараясь придать весёлый тон сказанному, добавил Тимофей.
          Пахом лежал, прикрыв лицо пилоткой, будто ему мешал свет. В полутёмном помещении горела армейская коптилка, бросающая огненные блики на бревенчатые стены помещения. Ночь наступила внезапно, и первые звезды, появившиеся на небе, пробивались сквозь оставшиеся тучи. Изредка, будто прощупывая слабые места, слышались одиночные выстрелы с обеих сторон, говоря о том, что идёт война, которая не знает пощады.
          Палатка, заменявшая двери распахнулась, и вошёл старшина:
           - Я только что из штаба командования, и там озабочены положением дел, сложившихся на нашем участке. Днём от рук снайпера погиб капитан Парамонов. Приказано нам, хоть перерыть всю землю, а убрать того, кто там, словно клещ, впился в нашу землю и не даёт свободно передвигаться. - Вы меня поняли? - спросил старшина и присел на топчан. Он снял пилотку и вытер вспотевший лоб.
           До сих пор лежавший Василий, приподнялся на локте и, повернувшись к старшине, ответил:
          - Выявим этого «болотника», даю слово,- и обратившись к Никите, продолжил:" Как скажешь?"
          Тот только зло сплюнул, и было видно, что он согласен с каждым словом товарища.
          - Товарищ старшина, разрешите мне пойти в ночь. Давно мечтаю о такой охоте, - раздался голос, не вступавшего до этого времени в разговор, Анохина.
          - Молодой ты, да и местности не знаешь. Жаль будет если и тебя ненароком снимут. Слышал там у них все офицеры высшей категории. Говорят, какой-то специальный отряд, под руководством самого Генриха Фортца. Вот мы и посмотрим, кто кого, - подкрутив усы, добавил старшина.
         - Ночью надо быть пружиной внимания,- пояснил старшина Горюнов новичку. Он посидел, молча, и добавил: - Хорошо пойдёшь, посмотрим, чего стоишь, - и, пожелав удачной охоты, ушёл.
         Тимофей, полежав ещё некоторое время, стал собираться.
          - Желаю удачи,- пожелал он товарищам, которые, собрав своё снаряжение, вскоре скрылись в ночной мгле, провожаемые одинокими звездами, появившимися среди туч. В это время луна спряталась за облачность, словно понимая важность вылазки «Ночных волков».
          Блиндаж опустел, и только всполохи огня были похожи на руки, будто кто-то провожал с пожеланием счастливого возвращения.
 ***
         Каждый в группе был самостоятельной единицей, и как строить своё укрытие, выбирал сам. Пахом выбрал укрытие среди небольшой возвышенности, заросшей кустарником. Он раздвинул кусты и, сделав удобным место, улегся, прикрыв себя маскировочным халатом. Ему не редко приходилось в тайге с отцом выслеживать зверя, и теперь он понимал, что зверь не побежит на него, а затаился и ждёт нужной минуты, чтобы в удобный момент нанести смертельный выстрел. Ночь была тихая, и только на небольшой части неба можно было наблюдать сияние звёзд. Дождь давно закончился, но облака закрывали ещё большую часть небосвода, позволяя иногда, луне, словно вору, выглянуть, а потом вновь погружали мир в ночную мглу. Пахом лежал и всматривался в противоположную сторону, надеясь хоть что-то уловить в движении деревьев или в скрытых буграх, почувствовать интуитивно наличие живого существа - врага. Луна то выходила из-за туч, на миг освещая противоположный берег, за которым враг собирался идти в наступление, то снова пряталась. Тишина и пугала, и успокаивала, но только не Пахома, который знал, что стоит только себя обнаружить, как меткий выстрел прервёт его ещё не начавшуюся армейскую службу снайпера. Он слился с землёй, как корни дубов врастают в землю, но чувствуют всё, что происходит вокруг. Его тело было напряжено до предела. Так он лежал и прислушивался до тех пор, пока первые, еле заметные всполохи зари известили, что близок рассвет. Он обшарил биноклем просматриваемое пространство, но в этот час природа будто замерла. Ни одна веточка, ни одна травинка не шелохнулись. Пахом ещё раз просматривал из укрытия кусты, территорию вражеской стороны.
         - Ничего, появишься, мне ли не знать повадки зверя,- рассуждал он и продолжал внимательно наблюдать, улавливая каждый шорох или движение на той стороне.
 Вышедшие первые тоненькие лучики, пробивающегося солнца, пробудили мир, который вздрагивал от орудийной канонады. Его глаза за ночь устали, но он, с каким-то детским азартом, проникся к этой опасной игре, где одно неловкое движение может быть замечено противником. Он отполз назад и размял руки и ноги, которые ныли от неподвижности.
         - Эх, сейчас бы поразмяться,- мелькнула мысль, которую он тут же отбросил. Достав из кармана кусок сухаря, Пахом отгрыз кусочек и пожевал, чтобы как то убить голод.
         - Вот теперь можно и подождать вас, «господин хороший», кишка у вас тонка, тягаться со мной,- и тут же усмехнулся своей мысли. Солнце, выглянувшее сначала нехотя, теперь уже освещало всё пространство. И кусты, которые ночью казались какими-то зловещими, приобрели причудливо - необычный вид. Зелень травы, слившаяся с кустарниками, имела вид набежавшей волны.
          - Ну, давай покажись, чёрт тебя подери, - подумал Пахом. - Знаю, что здесь, что куражишься, меня не обманешь, чувствую нутром, что за мной следишь.
          Рассвет вселял надежду на то, что день всевидящий, и даст возможность ближе познакомиться с местом, которое он выбрал. Взяв бинокль, Пахом внимательно обследовал территорию возле кустарников, надеясь хоть что-то уловить в изменении противолежащей стороны. И тут интуиция ему подсказала повернуть бинокль на двадцать градусов правее, где стояло дерево, сломанное снарядом.
        - Так и есть, - обрадовался Пахом. - Вот ты где, голубчик, спрятался? Движение было еле заметное, но Пахом, привыкший к тайге, смог уловить невидимый шорох травы у самого основания.
       – Да, - подумал Пахом,- ловкач ты, хорошо зарылся, да и мы, таёжные жители, не лыком шиты, вот ты мне и попался.
         Пока солнце едва светило с востока только в его сторону. И Пахом заметил, сверкнувший от солнечного луча, зайчик оптики. Теперь он отчетливо видел точку, куда направить свой крестик на прицеле. Затаив дыхание, он плавно нажал на курок. Было заметно, что тот, кто так тщательно был замаскирован, вдруг вскинулся и осел.
         - Есть, - подумал Пахом, и перевёл дыхание.
          Встающий утренний рассвет, и лёгкий туман, плывущий над рекой, поглотили выстрел.
          - Ну что ж, с удачей, - похвалил себя Пахом. Он отполз из укрытия и вскоре уже исчез из опасного участка…
         - Кто там? - раздался голос постового из укрытия , остановивший Пахома.
         - Свой я, - ответил Пахом, - из отделения старшины Горюнова.
         - Новенький что ли? – спросил уже вышедший из укрытия солдат.
         - Да, недавно прибыл, - устало ответил Пахом и поинтересовался: - Наши бойцы не проходили?
        - Да вроде двое были.
         Пройдя по окопу, Пахом очутился у блиндажа, где была слышна негромкая беседа. Ершов Василий и Усов Никита сидели, затянувшись козьими ножками. Пахом вошёл в блиндаж, на его лице сияла улыбку.
         - Отчего столько радости? - устремив взгляд на Пахома, спросил рядовой Ершов, по прозвищу - молчун.
          Пахом сел на топчан и, посмотрев на Василия, обрадовано по-мальчишески ответил:
         – Этот уже никогда не потревожит – в голову и наповал.
         - Ну, брат, так первое боевое крещение надо отметить, - засуетился Никита.
         - Так я не пью, - отмахнулся от них Пахом.
         - Нет, брат, так у нас не заведено, вот соберутся все и отметим. Таков закон у «Ночных волков».
          Вскоре появился сержант Егоров и Старшина Горюнов. Тимофей, встретил Егорова словами:
         - Василий, а наш «птенец» сегодня крупного орла отправил на небеса, к Богу. Пусть «сучий сын» покается там за свои злодеянья.
          - Молодец, поздравляю с первой победой, - и старшина похлопал Пахома по плечу. - Вот теперь и позывной можно дать. Будешь у нас, Анохин, - Филином, - и старшина Горюнов улыбнулся по-отечески.
          - Мне всё равно: Филин, так Филин, только бы больше этих болотных жаб отправить туда, где им самое место.
         Все дружно засмеялись.
        - А говорили, что какие-то спецы, а на вид оказались мокрые жабы,- и громкий смех разнёсся по блиндажу.
         Устав от напряжения за сутки, Пахом спал, словно в детстве. Он подложил руки под голову, и, свернувшись калачиком, мирно посапывал. Старшина сидел у печурки и подбрасывал мелкие кусочки дров в огненное жерло.
        - Интересно, что ему снится,- покручивая усы, думал старшина Горюнов.
         Коротки бывают на войне минуты затишья, но порой это самые дорогие минуты, чтобы вспомнить довоенное время и своих родных.
         А Пахом уже бродил по тайге и бегал по цветастому полю. Он видел дочь дядьки Еремея Наташку, с которой часто убегали к реке и брызгались водой. Пахом и Наташка были одногодки, и в посёлке, в котором они жили, все дразнили их жених и невеста, на что они совсем не обижались, а только смеялись, да в ответ строили гримасы. Они не знали, что такое любовь, но каждое утро спешили увидеться и, взявшись за руки, убегали в лес и растворялись в этой неописуемой лесной красоте. Разве кто мог подумать, что эхо войны докатит зловещий вал в таёжную глушь. Когда Пахом уезжал в военкомат, Наташка держала его за руку и молчала. Немного пробежав за телегой, она остановилась и замахала ему, сняв с головы платок.
           - Ната….Наташа, - пробормотал Пахом протягивая руку в воздух.
           - Ты кого это звал? - спросил старшина, проснувшегося Анохина.
           - Да так, никого, - протирая глаза, ответил тот.
           - Ну-ну, - пробормотал Горюнов, покручивая усы, – так уж и никого.
           Печурка горела, и в блиндаже было уютно и тепло.
 ***
          Шёл четвёртый год войны. Много военных дорог прошагало отделение старшины Горюнова. В одной из операций, при артиллерийском обстреле был ранен в ногу Никита Усов. Ранение было не опасно, но пришлось полежать неделю в медсанбате.
         - Как там? - спросил старшина, появившегося из медсанбата Никиту. - Неужели не присмотрел медицинскую сестричку, - и загадочно улыбнулся.
         - Скажете тоже, товарищ старшина, - махнул тот рукой, - вот дойдём до логова врага, тогда можно и подумать. А сейчас только будет отвлекать от дел. Впереди Будапешт, а там нам работы очень много будет.
          Господь миловал Пахома, и крестик, который он носил на шее, был для него словно ангел хранитель. За отвагу и смелость он имел не одну награду, и командование присвоило ему звание сержанта. На его счету уже числилось более десятка немецких снайперов. Чем ближе продвигались с боями Советские войска, тем отчаяннее стали устраивать охоту вражеские снайперы на высший командный состав. И поэтому «Ночным волкам» приходилось расчищать путь и устранять этих, скрывающихся в полуразрушенных зданиях, вражеских снайперов.
           Дверь в небольшом доме, где расположились снайперы Горюнова, открыл Василий Ершов. Он прошёл в комнату, заставленную старой мебелью, которую, по великой случайности, не тронула зловещая рука войны. Всё в этом доме говорило, что хозяева в спешном порядке покинули этот дом, заслышав канонаду орудий и наступление Советских войск. Вот в таком доме и разместились бойцы старшины, который ещё с утра уехал на попутной машине в медсанбат, находящийся в двух километрах от передовой. Он узнал, что в соседней роте служил его друг Степан и, тот , получив осколочное ранение, теперь находится в медсанбате. И теперь, оставив за старшего Тимофея, старшина поехал навестить друга детства, с которым жили до войны в небольшом городке на Волге.
         - Что слышно о наступлении? - спросил, вошедшего Василия, сержант Анохин. Он сидел у стола, и мастерил из кусочка медного провода замысловатый узор.
         - Да кто знает, вот приедет старшина он всё и расскажет. А это что у тебя? - показывая на узор, спросил Василий.
         - Да ничего особенного, вспомнил лес и наши поля летом, вот руки сами и мастерят. - - - Ааааа, - протяжно согласился Василий.
         - Только вот давно писем не получал из дома, - вздохнул Пахом. - Как они там? - Ничего, дружище, скоро дойдём до Берлина, а там и домой возвратимся с победой. Видать не долго огрызаться фрицу, чувствует, что скоро конец будет – свернём ему шею, что «Кощееву иглу», - и, похлопав Пахома по плечу , пошёл осматривать картины, висящие на стене. -Вот не пойму я этот народ: с виду и картины, и красота, а злость в самом чреве у них. Нет, что не говорите мне, а наш Русский народ и шире и добрее. У нас это с молоком матери впитано. А эти, одним словом, фашисты.
        - Прав ты, Василий, - вдруг вступив в разговор Пахом, - а ко всему прочему, у них, как и везде страдает простой народ. Видать, воевать силком заставили. Ну, эти, которые здесь жили, мне кажется, не очень-то страдали – из богатых были чего и сбежали, когда войска наступали, словно крысы с корабля, - заключил Пахом.
          Никита, до сих пор сидевший в кресле, вдруг подошёл к роялю и, открыв крышку, стал нажимать на клавиши.
        - Ну, прямо композитор! - усмехнулся Василий.
         – А что, может и буду, вот закончим войну, пойду учиться играть на такой штуке.
        - Не на штуке, а рояли, - поправил его Ершов.
         Война сделала из молодого сибирского парня настоящего солдата, имеющего уже не малый опыт в снайперской «работе». Теперь и Пахом отрастил маленькие усы, подражая старшине Горюнову. Это было заметно при беглом взгляде. Да и в отношении старшины к Пахому Анохину чувствовалась, так сказать, «отцовская» забота о сибирском пареньке. Старшине он понравился с первого знакомства, ещё там, под Орлом…
         Ближе к вечеру к дому подкатил грузовик и, спрыгнув с кузова на землю, старшина отряхнул с себя пыль. Пройдя в дом, он с порога бросил сидевшим там своим однополчанам :
        - Чего носы повесили, «ночные волки»? Будет у вас работа – будет. Говорят, что готовится большое наступление на Будапешт. И, вот что я вам скажу, друзья мои боевые, друг мой Степан идёт на поправку. Жаль, в строй, вряд ли вернётся, но в гражданской жизни бабе пригодится.
         И все, поняв намёк старшины, дружно засмеялись.
          Незаметно для всех в дверях появилась младший сержант Татьяна Громова - связистка из роты связи.
         - Товарищ старшина, - обратилась она к сидящему Горюнову, - вас срочно вызывает командир батальона.
         - Ну, что я вам говорил? - сказал он к солдатам и скрылся с девушкой из комнаты…
         Что и говорить - военные дороги тяжелы и, как сложится судьба героев, знал только господь Бог. Пока командование разрабатывало план наступления, солдаты отдыхали, и каждый думал о своём. Впереди ещё был целый год изнурительной борьбы с самым злобным врагом человечества – фашизмом. Впереди был Будапешт, а за ним и Берлин - логово зверя.