И снова Новый год.
- Молоко – о! Сметана- а! Творог! Молоко-о! Сметана –а-а! – орет диким голосом молочник.
Пятница – так прозвали мы молочника.
Какой противный голос, не с чем даже сравнить, разве с шумом смывного бачка в туалете.
- Да заткнись ты, унитаз чертов, - говорю я в сердцах.
- Фу! Как грубо, - морщится жена, - назови его Пятницей что-ли.
- А Робинзон кто?
- Ты, конечно, и Робинзон и Шнеерзон и Рабинович…
= Может ты и права. Он ведь по пятницам приезжает.
На том и порешили….
…………………………………………………………………………………………..
День как-то сразу не задался…
Вроде и встал с той ноги, и черный кот с пустыми ведрами дорогу не перебегал. Не прибавило оптимизма и поздравление жены с Новым годом.
Сентябрь. Пасмурное утро. Хриплый, утробный голос молочника Пятницы и занудная ария Генкиной дрели выворачивают душу.
Сосед Гена уже пятый год ремонт делает. В новой квартире!
- Ты что, Эрмитаж переплюнуть хочешь?
- Ну!
А ты хоть видел его, Эрмитаж этот?
- Не – а!
- А переплюнуть хочешь!...
-Ага! А че делать, - и он разводит руками.
Похоже, Генкин козырь будет сверху…
Другой сосед Юра – молодой, подающий надежды алкоголик, радостно бежит мне навстречу, сияя майской солнечной улыбкой, протягивает растопыренную пятерню.
- У вас не найдется?
- Не найдется, - обрываю я его в самом начале знакомого монолога, - к полковнику иди, у него и бонусы за Чечню, и зарплата раз в шесть побольше моей пенсии.
Майское утро на лице Юры затянулось вдруг грозовыми облаками, бровки домиком, как два траурных венка.
- Так не даст! – чуть не плачет Юра.
- Жадный?
- Презирает!,– тяжелый вздох.
Мне жалко Юру и я, порывшись в барсетке, сую ему смятый червонец. Юра словно воскрес, в глазах засверкало и «формула два» забыв даже сказать « спасибо», рванул с места на пятой скорости.
Кого б еще встретить?...
У меня способность призывать неприятности…
Стоит только подумать, вскользь, невзначай, до конца даже не осознав и она тут же, рядом явилась - не запылилась.
- Привет! – раздалось вдруг из-за спины.
Громадная, как совковая лопата, ладонь тяжело упала мне на плечо с высоты чуть больше двух метров.
Я даже присел.
– Воца!
Зануда Воца (полное имя Володя) хрипит в самое ухо.
- У меня мобильник, потрогай, горячий, аж шипит… звоню, звоню, - звоню, звоню, звоню…
- Мой разрядился наверное – прерываю я его.
С Воцей в диалог лучше не вступать. У него только рот рабочий, уши в отпуску. Всегда! Самое лучшее, полностью отключившись, ждать пока он выдохнется. Это, как в водоворот, когда попадешь, - руки по швам и на дно. Без пауз. Тогда выплывешь.
Я мысленно закрываю глаза, руки – по швам. Слушаю в пол-уха.
-Зинка! Вот сука!. Дубленку, говорит купишь? Норковую!
- А кукишь не хочешь? Енотовый! Я тебе, блин, по десять кусков каждый месяц алименты плачу? Плачу! Ты че, на сына их тратишь? Все ведь в свою утробу!
Утроба у Зинки действительно, как ворота в ад, без шлагбаума! Да и сын, Федор, за которого Воца уже пятый год исправно платит алименты, совсем на него не похож.
Он копия соседа, сантехника Димки. Один в один! Не зря Димка при встрече так ехидно улыбается Воце.
Не хочу затрагивать больную тему, но непроизвольно вылетает:
– Когда генетическую экспертизу сделаешь?
Воца будто костью подавился. Весь как-то сник:– В Москву надо ехать…
Зинка, конечно в Москву не поедет. Дурные алименты кому охота терять? Федора воспитывают дед с бабкой. Она-то и видит его раз в месяц, когда к родителям в деревню едет… За продуктами.
Потеряв ко мне всякий интерес, Воца, похерив свой монолог, потопал куда-то, начисто забыв обо мне. Похоже, я зарядил его надолго…
…На углу Ленина и Первомайской, напротив магазина «Доступ», часы. Ого! Уже половина второго! Время обеда. Что там моя сегодня сотворила? А может плов вчерашний доедать будем?... А вдруг карася зажарит? Классная вещь карась с жареной картошкой. Придется, правда, терренкур километров пять нарезать. Что ж карась того стоит!
А здорово я все таки назвал этот магазин напротив часов «на горшке», не к обеду будь сказано. Правда, это пока еще неофициально, так сказать в проекте, но думаю, хозяева будут в восторге. Все чики-чики, ведь магазин – это второй этаж, а первый – платный туалет в городском сквере. « На горшке» конечно звучит по хамски, но ведь это вздох бабочки по сравнению с «библией секса» в Таганрогской книжной лавке на центральной улице города.
А может сегодня разгрузочный день, кефирный или фруктовый? Эти чокнутые весы нас совсем запарили. Вчера взвешивался – целых восемьдесят пять. Позавчера было восемьдесят три пятьсот. Мерси жареной картошке!
По пути домой зашел к сестре.
-Поздравляю с Новым годом!
-Фу ты, а я уже и позабыл, что в конце сентября Рош-Ашана.
-Приходите на обед вечером.
Согласно киваю головой, хотя у нас с женой строгое табу после 18.00. На всякий случай закидываю удочку за гефилте фиш- фаршированную рыбу.
– Будет, - успокаивает меня племянница,- четыре с половиной кило.
–Куда столько?
-Так Наташка придет с четвертого этажа.
- Она что, за еврея замуж вышла?
– Пока за черкеса.
– Так это наверное одно и тоже, - и я рассказываю почти анекдот про свой звонок приятелю, черкесу Юре Шидову.
-Знаешь какое самое высокое звание еврея у антисемитов?
– Какое?
-Так жидовская ж морда! А ты из черкесов ближе всех к этому званию. –Шидовская морда? – Хохочет Юра поняв меня с полуслова.
Итак сегодня на обед гефилте фиш. И мой любимый морковный цимес. Раньше мы готовили эти блюда в четыре руки с племянницей. Сегодня они в ее сольном исполнении, так сказать, премьера.
Опять обжоркин день, и я не знаю получится ли с терренкуром, время-то позднее…
На столе бальзам «Мишпаха», вино «Бабье лето» - это моя прерогатива.
– Фаршмак сегодня классный, - отдаю я первый орден сестре. Она в этом деле специалист и вне конкурса. Гефилте фиш удостоился бронзовой медали, так как на мой изощренный вкус должен быть острее. За цимес я молчу - ахиллесова пята и всегда кстати.
Приморившись за лукулловым обедом прилег на диван. Незаметно уснул. Вино! Возраст!... Приснилось, что подавился рыбьей костью. Слава Богу что во сне.
Так о чем это я? Ах да! С Новым вас аж 5776 годом и зайт гезунд!
2016 год.