Африканская чума свиней

               
    Владимира Ерохина, старшего  научного сотрудника  научно-исследовательского  ветеринарного института по местному телефону вызвал к себе в кабинет директор.

   Уже заканчивался рабочий день – закрывались комнаты и кабинеты лаборатории, и Владимир слышал, как в соседней комнате пожилая уборщица Мария Васильевна, отпуская по привычке в адрес не аккуратного, по её мнению, персонала лаборатории нелестные словечки, раздражённо тыкала шваброй в ножки  столов и стульев.

   Владимир не удержался от того, чтобы лишний раз просмотреть посевы  патогенного штамма микроорганизма Staphilоcocсus aureus и только после этого не торопясь положил чашки Петри с уже обозначившими рост колониями бактериальной культуры на полки термостата.

      У него в запасе ещё оставалось три  минуты: строгий директор следовал обычаю маршала Жукова, который на сбор генералов на совещание допускал возможность опоздания, то есть «разгильдяйства» по  выражению маршала, но только  в рамках не более пяти минут. Так и директора института Ярсина охватывал подходящий для его фамилии гнев, когда приходили к нему на вызов после допустимых минут «разгильдяйства».

   В кабинете перед просторным директорским столом уже сидели, утопая в мягких креслах научные сотрудники: Ивакин, Гордиенко и Долгушин – все трое, как и вошедший в кабинет Ерохин только недавно защитили кандидатские.

   Ярсин исподлобья взглянул на вошедшего Ерохина, подвигал губу с короткими усиками, но кинул взгляд на циферблат электронных настенных часов и отделался лёгким покашливанием.
 
   Поскольку три мягких кресла для посетителей кабинета директора были заняты ранее пришедшими научными сотрудниками, то Ерохину пришлось довольствоваться простым канцелярским стулом –  его он придвинул от соседнего длинного стола заседаний.

   Ярсин не торопился заводить разговор, как бы раздумывая, с чего начинать.   Он достал из пепельницы мундштук – его гордость (на мундштук он получил авторское свидетельство на изобретение, положительный эффект от которого, как считал сам изобретатель – полное улавливание канцерогенных смолистых частиц дыма). Впрочем, Ерохин, работающий по тематике аэрозолей, так не считал.

   Директор вставил в мундштук зажжённую сигарету и глубоко затянувшись, обвёл пронизывающим взглядом из-под очков всю четвёрку научных сотрудников.

   – О том, что я вам сейчас доведу до вашего сведения,  прошу пока держать в секрете от всех посторонних и прежде всего от ваших родственников и их соседей. Поступила телефонограмма, подписанная главным ветеринарным инспектором союзного министерства сельского хозяйства, в подчинении  которого, как вы знаете, находится наш институт. На юге Союза, конкретно в Одесской области в нескольких свиноводческих хозяйствах зарегистрированы очаги африканской чумы свиней. Диагноз на заболевание подтверждён компетентным вирусологическим институтом…

   Ярсин резво поднялся с кресла и открыл форточку, якобы для того, чтобы улетучивался дым от его сигареты.  Но Ерохин заметил, что рассеянное облачко дыма скорее потянулось в сторону сидевших научных сотрудников, чем в окно.

   Директор помолчал, положил дымящуюся сигарету с мундштуком в мраморную пепельницу и неожиданно для присутствующих со скрипом отодвинул от себя кресло и по-мальчишески уселся своим сухощавым пятидесятилетним телом, свесив ноги, на край стола.  Владимир знал, что повседневная строгость  Ярсина к подчинённому персоналу иногда компенсировалась мальчишескими шалостями. Но в данный момент поведение директора носило особенный смысл.   Сидеть на ребре старинного  резного стола – это не то положение, чтобы жёстко поучать  своих сотрудников  с директорского  кресла. С высоты было удобнее   вести доверительный разговор с ними.

   – Ну-ка скажите, молодые люди, что вы  знаете об африканской чуме свиней.  Вот вы, Ивакин, – директор сделал в сторону, утонувшего в кресле упитанного научного сотрудника, еле заметный кивок.

   –  Насколько я помню, на кафедре эпизоотологии в ветеринарной академии профессора об этой болезни  не удосуживались говорить! – наморщил  нос Ивакин, известный в институте своими циническими фразами.

   –  Так какое-то редкое экзотическое заболевание, какое, наверное, бы-ло давно в Африке.  Там, вообще, полно тропических заболеваний и людей, и животных…– вольготно откинулся в кресле Гордиенко и вытянул длинные ноги далеко вперёд от себя.

   Ярсин обошёл взглядом скучающего научного сотрудника Долгушина, словно заранее был уверен, что и от него не получит нужного ответа.
 
   – Ну, а что скажет известный знаток литературы? – резко повернулся директор к Ерохину.

   Владимир шумно вдохнул – то, что его с долей сарказма считали в институте кладезем информации, называли своего рода энциклопедией, со временем стало раздражать его.

   – Африканская чума свиней, или выражаясь кратко АЧС, впервые была отмечена в Южной Африке в 1903 году, – с оттенком недовольства в голосе сказал Ерохин, – потом возбудитель болезни проник на юг Европы, а совсем недавно  из-за этой болезни было ликвидировано почти всё поголовье свиней на Кубе…

   – Используя звание профессора микробиологии, прочитаю вам кратенькую лекцию на эту тему, – прервал Ярсин  словоохотливого «энциклопедиста» и с сожалением оглядел  остальных научных сотрудников, мол, такие вещи молодым учёным, связанным с профилактикой эпизоотий, полагалось знать!

  –  Ещё тогда исследователей поражало молниеносное течение болезни,  почти стопроцентная смертность свиней и быстрое перезаражение всего поголовья. Попытка лечения свиней ни к чему не привела. Не было и до сего времени нет лекарственных средств и вакцины против этого заболевания,  хотя на дворе уже конец марта 1977 года.

   Директор переменил положение ног, чтобы ему было удобнее сидеть на ребре стола, и продолжал:
 
   – Вирус АЧС разносят на только заболевшие, но редкие выжившие животные – вирусоносители, недостаточно продезинфицированные помещения  и инвентарь, а также дикие кабаны, птицы, мышевидные грызуны, насекомые и клещи. Да и сам обслуживающий животных персонал своей не обеззараженной одеждой может служить распространителем инфекции. Вирус АЧС на поверхностях помещений и в  навозе может сохраняться  годами.   Отсюда приобретает важность тщательного проведения ветеринарно-санитарных мероприятий…

   Ярсин с полминуты откашливался – «следствие частого курения» – подумал Ерохин, – но вот директор отёр ладонью заметно покрасневшее лицо и продолжал, вскинув начинающую лысеть голову:

   – Четыре «Д» – вот основные направления работы института: дезинфекция, дезинсекция, дезакаризация и дератизация.
 
     Лица всех четверых научных сотрудников напряглись: поняли, куда клонит директор разговор – именно эти сотрудники были представителями четырёх «Д». значит перед ними будет рано или поздно поставлена задача: участвовать в  ликвидации нового заболевания.
 
   Ярсин занял своё место за столом в кресле, чтобы дальнейший разговор с сотрудниками получил официальное значение.

   – Поступило указание от Главного управления ветеринарии направить в очаги АЧС специалистов–учёных, способных организовать и контролировать ветеринарно-санитарные мероприятия, предусмотренные наложенным на неблагополучные свиноводческие хозяйства карантином, то есть, провести   на современном научно-методическом уровне дезинфекцию, дезинсекцию, дезакаризацию и дератизацию помещений, почвы, инвентаря,  автотранспорта и остальных объектов, подведомственных ветеринарному надзору.

   – К сожалению, на сегодняшний день ветеринарная наука не располагает в отношении африканской чумы свиней  достаточным научным обоснованием проведения карантинных мероприятий в очагах эпизоотии, – дробно покашливая продолжал директор. –  Пока не разработана соответствующая, утверждённая Главным управлением ветеринарии инструкция, и я надеюсь, что вы внесёте свою лепту в последующую разработку этого документа.  Впрочем, некоторый материал в этом отношении уже имеется…

   Ярсин подошёл к книжному  шкафу, со скрипом отворил стеклянную дверцу и достал с полки книгу в твёрдом переплёте зеленоватого цвета с посеребренными буквами на корешке.

   Ерохину была знакома книга – это был первый том ветеринарной энциклопедии, изданный в 1968 году.

   – Тут, в основном, описываются этиология, патолого-анатомические и клинические признаки заболевания, и указывается на необходимость проведения мероприятий, запрещающих  ввоз и вывоз  животных, а также продуктов их убоя из неблагополучных пунктов…
 
   Ярсин прервал себя на полуслове и продолжал приказным тоном, силясь сдерживать позывы кашля:

   – Нужно срочно предотвратить занос эпизоотии в другие благополучные по этому заболеванию хозяйства. Короче, из главка ветеринарии сообщили, что для вас, четверых уже приготовлены за подписью главного ветеринарного инспектора командировочные удостоверения в купе с письменными заданиями на командировку, а кроме того, уже приобретены авиабилеты на завтрашний рейс из Внуково.  Так что попрошу вас немедля поехать в министерство.

   В ответ на недоумевающий взгляд Ерохина, мол, уже поздний час, кого там найдёшь в Главке, Ярсин пояснил:

   – В связи с чрезвычайной ситуацией по АЧС в министерстве сельского хозяйства будут обсуждать вопросы профилактики заболевания, вероятно, до глубокой ночи.
Так что дерзайте, парни! – вздохнул директор и поправил очки, – уже поздний час, желаю вам хорошенько поспать перед завтрашним днём.  Сам бы поехал с вами, но, по мнению руководства Главка пока в этом нет особой надобности, – директор, провожая ребят, с далеко не присущим ему жестом умиления похлопал каждого из четвёрки сотрудников по плечу.

   На одесском аэродроме гостей из Москвы встретил представитель ветеринарного отдела областного управления сельского хозяйства, по фамилии Сидорчук, человек лет шестидесяти, с глубокими морщинками в уголках глаз, по-видимому, от постоянной присущей ему улыбки.  Был подан на аэродром «Газик» – традиционный ветеринарный транспорт с надписью на боках: «Ветеринарная помощь». С зелёной окраской корпуса, двумя ведущими мостами, с синими крестами  (эмблема  ветеринарной службы) над ветровыми стёклами, по бокам корпуса и на задней дверце, этот компактный вездеход, напоминающий внешне старинный броневик, был героический труженик, выручающих ветеринарных врачей в повседневных поездках.

   Представитель ветеринарного отдела, не переставая сдержанно улыбаться, великодушно предложил одному из московских гостей своё место на сиденье рядом с  водителем, но никто из четвёртки не согласился на это.  Командированные специалисты уселись попарно друг против друга на двух узких жёстких скамейках вдоль бортов салона «газика».

  Как водится, завязался между попутчиками банальный разговор о погоде, мол, в Подмосковье ещё снег, а вот под боком Чёрного моря, уже вот-вот распустятся почки акаций и винограда.

   Но вскоре приезжие умолкли.  Их под равномерное гудение мотора потянуло в дремоту: вставать с постели пришлось раньше обычного, чтобы успеть на первый рейс до Одессы.
 
   Сидевший напротив Ерохина долговязый «дезинсектор» Гордиенко по своему обыкновению чуть ли не до противоположной стены салона «газика» вытянул жердеобразные ноги, но Владимир из деликатности не посчитал нужным сделать Гордиенко замечание по этому поводу.  Он только поджал  свои ноги под узкое сидение.

   Представитель «дезакаризации» Долгушин привалился плечом к углу салона газика и издавал лёгкий храп.
 
   Чиновник из ветеринарного отдела первый нарушил молчание:

   – Полагаю, что Всесоюзный научно-исследовательский институт вете-ринарии, бросил на борьбу «со стихийным бедствием  батальон четверых».

   – Почему батальон? –  очнувшись, повернулся в сторону переднего пассажира круглолицый «дератизатор» Андрей Ивакин.

   – Как же, приходилось ли вам читать рассказ «Батальон четверых»? Автора не помню. В рассказе говорится о воздушном десанте наших морских пехотинцев в расположении румынских войск, оккупировавших тогда нашу область.  Один моряк сказал трём собравшимся  десантникам:

– Один моряк – моряк, два моряка – взвод, три моряка – рота.  Сколько нас? Четверо!  Батальон, слушай мою команду, шагом …арш !

   Научные сотрудники, встряхнувшись, переглянулись – к чему бы это слышать выдержку из старого военного рассказа, уж не напоминание ли о предстоящем для них своего рода сражения? А приравнять их по значению к настоящему батальону?  Скорее всего, слова Сидорчука были просто очередной шуткой.

   – Читал я этот рассказ.  Автор – Леонид Соболев, фронтовой писатель, – не утерпел блеснуть своими литературными познаниями Ерохин.

   Человек из ветеринарного отдела обернулся к нему и подавил улыбку: мол, жаль, что сказанное им  о батальоне четверых было не ново хотя бы одному из командированных сотрудников.

   – Обстановочка у нас с этой болезней прямо-таки не шуточная, как на фронте, – вздохнул Сидорчук.

   Недалеко у въезда в неблагополучное  по заболеванию село Гавриловка, в котором был объявлен карантин, ветеринарный «газик» остановил кордон милиции.  Кивнув человеку из ветотдела,  как своему знакомому, один из милиционеров  всё же проверил командировочные удостоверения и паспорта проезжающих и дал жезлом «отмашку»

  Отъехали от въезда в село каких-нибудь три сотни метров, как услышали и  почувствовали глухой звук удара по корпусу машины рядом с боковым стеклом, как раз над головой Ерохина.  Шофёр с невозмутимым видом, не сбавляя скорость, продолжал вести свой «броневик».

   Пассажиры «газика» обернулись к заднему окошку – двое подростков лет десяти-двенадцати убегали в сторону от шоссе, к палисадникам домов. У одного из них в руке был кусок булыжника – не успел или не отважился бросить в проезжавшую машину.

   Из проулка, разбрызгивая пузырящиеся лужи, один  за другим выскочили два милицейских мотоцикла.  Один из них, сделав крутой вираж, выехал на шоссе впереди зелёного «газика», другой примостился  позади.

  – Запоздали малость! – с лёгким укором в сторону милиционеров пробубнил  представитель ветеринарного отдела.

   Было непонятно Ерохину, не арестованы ли они, приезжие, или это был почётный эскорт для них.

   По напрягшемуся, а затем вновь смешливому лицу Сидорчука он понял, что милиционеры, были приданы для охраны пассажиров «газика».

   – Большинство жителей восприняли наши мероприятия в карантине с пониманием, хотя теряли всё, что было у них закутах: одну или несколько откармливаемых свиней. Но некоторые встречали ветеринаров  даже  с угрозами – не побоюсь сказать, с топором, вилами. Приходилось ветврачам брать для сопровождения милиционеров.  Как это можно расстаться поистине с национальным блюдом жителей – куском белого сала, посыпанного крупнозернистой солью или засоленным в бочках впрок!  Ни купить у соседа, ни продать сало и мясо, ни вывести их на рынок – всё запрещено по условиям карантина. И это несмотря на то, что выделяли денежную компенсацию за отобранных свиней.

  – И если подавляющая часть населения восприняло тяготы карантина с пониманием, то, что уж говорить о ребятишках…– Сидорчук провёл рукой по лицу, словно  сгонял с него вечную улыбку.

   У въезда на неблагополучную ферму стояла большая армейская палатка, возле неё сновали солдаты в шапках-ушанках и светло-зелёных бушлатах (ещё не перешли на летнюю форму), рядом стоял фургон, предназначенный для работников сменных постов милиции.

   Опять проверка документов, но на этот раз у всех приезжих в очаг инфекции (ладно бы  выезжающих!) излишне ретивые милиционеры почему-то проверили  содержимое их портфелей и чемоданчиков, где был обычный набор командировочных принадлежностей, а у Ерохина, кроме того несколько книг любимого им писателя Владимира Солоухина.
   
   У сварных из металлических прутьев ворот фермы лежал дезинфекционный барьер – наскоро сколоченный из горбылей длинный короб, заполненный свежими опилками и мелкой щепой.   По заведенной привычке командированного, проверяющего  ветеринарно-санитарное состояние животноводческих ферм, Ерохин достал из короба увлажнённую щепотку опилок и потёр их между пальцами. Опилки дезбарьера были не мыльными на ощупь  – значит,  кто-то поленились пропитать их раствором щелочного каустика, часто применяемого для заправки дезбарьеров.
 
   «Обычная показуха, – подумал Ерохин, будучи очевидцем частых подобных обманов.

   Перед входом в ветеринарно-санитарный пропускник располагался так называемый дезковрик  – низкий ящик с опилками и мелкой щепой. Проходившему персоналу в ветсанпропускник нельзя было пройти через дезковрик из-за его длины и ширины иначе, как сделать несколько шагов по увлажнённым опилкам. Но уже по виду белых свежих опилок и лоснящихся новизной стружек дезковрика Владимир сделал заключение, что материал дезковрика, также как и дезбарьера  не был пропитан дезинфицирующей жидкостью.

   Вот первые нарушения карантинных мероприятий: обычная повседневная «показуха», с которой не раз приходилось Ерохину бороться с косностью, а просто с ленью отдельных работников ветеринарии и животноводства.

   «И снова бой! Покой нам только сниться»,– настраивал себя Ерохин, строкой из поэта Блока, предвидя предстоящие ему заботы в очаге инфекции.

   Как-то раз в лаборатории института у Владимира Ерохина сорвался опыт.  Тогда он, сжав зубы, проговорил вполголоса самому себе знакомую строку:

   Случайно услышав её, наглый коротышка Ивакин съязвил:

   – И снова бой! Покой нас ждёт в могиле…

   Прибывшим в Гавриловский очаг АЧС командированным отвели для проживания в очаге инфекции тесную комнатку – бывшую кладовку в помещении ветеринарно-санитарного пропускника свиноводческой фермы.

   Передняя, самая большая комната ветсанпропускника, служащая раздевалкой для персонала свинофермы, была наполнена людьми.  Слышалось беспрестанное гудение голосов.  Все находились в ожидании чего-то необычного, тревожного.

   Не успели приезжие разложить в комнатке свои пожитки, как во всех помещениях ветсанпропускника раздались взволнованные голоса:

   – Сам Громанин приехал!

   Владимир выглянул в одно из двух окон комнаты: рабочих, сидевших на обрезках досок возле тамбура свинарника и мирно покуривающих, как говорится, сдуло ветром; повариха торопливо открыла крышку котла походной кухни и в облачке пара начала демонстративно помешивать поварёшкой.

   Из другого окна было видно, как из чёрной Волги вылез рослый мужчина с непокрытой седеющей головой и, разминая ноги, что-то указывал водителю. Это был заместитель главного ветеринарного инспектора союзного министерства.

   В тишине раздевалки  послышалось:

   – Вы чем все здесь занимаетесь?

   Голос вошедшего Громанина был твёрд и отрывист.

   – Мы-то вообще…– послышались запинающиеся голоса.

   – Не вообще, а чем и именно сейчас!

   Вот эти слова: «чем вы занимаетесь», Громанин адресовал каждому присутствующему в раздевалке, среди которых было много просто любопытных.

   – Попрошу всех очистить помещение и заняться своими делами, да поэнергичней!
Ерохин, следуя привычке всегда идти навстречу возможной неприятности со стороны высокого начальства, распахнул дверь своей комнаты.

   – А вы кто? Чем занимаетесь? – задрал белобрысую голову Громанин.

   Ерохин назвал себя и представил Громанину своих коллег.

   – Сегодня прилетели? Ну-ну, вгрызайтесь в работу…– Ерохин? – смягчил голос Пётр Павлович, что-то припоминая. – Прочитал недавно вашу статью в последнем номере «Ветеринарии».  Дельно пишете! Дезинфекция в теперешних обстоятельствах первейшее мероприятие.

   Громанин был по возрасту почти одногодок с Ерохиным.  Он  возвышался над всеми научными сотрудниками на полголовы, его  баритон как бы раскатывался, уходя под потолок.

   – Давайте-ка присядем вот здесь! – Громанин пригласил научных со-трудников к опустевшему несколько мгновений назад столу.

  – Вас тут четверо,  все бы вы здесь были загружены работой, но у меня нет нужных специалистов для других очагов инфекции, так что заберу от вашей группы двоих. Кроме того меня беспокоит одесский порт, наиболее предполагаемый источник заноса вируса с привозными кормами. А вы, Ерохин, оставайтесь здесь за старшего. Задержался бы тут сам,  да мне крайне некогда  – решаю с украинскими коллегами вопросы эпизоотического расследования возникновения африканской чумы на свиноводческих фермах и в частном секторе.

   Ивакин, специалист по дератизации,    попросился у ветеринарного инспектора  остаться вместе с Ерохиным в Гавриловском очаге.
 
   А Громанин уже за входными воротами свинофермы взялся распекать офицера, командира группы прибывших солдат.  Тот стоял перед заместителем ветеринарного инспектора Союза, лицом сугубо гражданским, навытяжку, не решаясь вставить слово.

   – Вы уже здесь с бойцами второй день кантуетесь без дела, – гремел голос Петра Павловича. – Никаких завтра, никаких с утра!  Извольте же сегодня без промедления и поэнергичней решить вопрос и доложить об исполнении начальнику тыла военного округа!

   – Слушаюсь! Так точно! – были единственными словами в устах старшего лейтенанта.

   По всему чувствовалось, что работники фермы, включая её управляющего, да и сами присланные в очаг инфекции военнослужащие были не прочь потянуть время, наивно ожидая, что строгие приказы начальства могут быть  с часу на час отменены.

   Уже после снятия наложенного карантина в очагах инфекции АЧС спустя полгода Владимир узнал, что Громанин в своё время чуть ли не добился отставки одного из генералов военного округа, отказавшегося выполнить приказ по ликвидации свинопоголовья в одном из очагов инфекции, подведомственного военным хозяйственникам.

   Владимир ожидал от Громанина, что тот сделает ему замечание по поводу  не заправленного дезбарьера, но высокий начальник или не заметил этого упущения (что было маловероятно) или посчитал, что только что прибывшие  научные работники не виноваты в этом.

   После поспешного отъезда в сопровождении автомобиля ГАИ остальных научных сотрудников вместе с Громаниным Ерохин и Ивакин решили, не теряя времени заняться осмотром территории неблагополучной фермы.
 
   В одном месте совхозные плотники ремонтировали ограду: заменяли подгнившие деревянные столбики ограды  на  железобетонные.  С северной стороны фермы, наоборот сделали в ограде проход, огороженный с двух сторон металлической сеткой.  О назначении этого прохода Ерохин не догадывался, так же как не  сразу догадался, для  чего мощный армейский бульдозер, окрашенный в зелёный цвет, в ста метрах от территории фермы рыл глубокую траншею.

   На территории фермы дымились две походные армейские кухни, около одной из них крутились два солдата, один из них совал в топку куски досок, другой – в белом халате, надетым поверх армейского бушлата, помешивал длинной поварёшкой содержимое котла.

   У второй проходной кухни копошилась женщина, тоже в белом халате, надетым поверх телогрейки.

   Недалеко от ворот у входа в помещение свинофермы стояла дезинфекционная установка, так называемый автомобильный дезинфекционный агрегат АДА.  Возле машины двое дезинфекторов в защитных очках вырубали топором из жестяного барабана куски белого каустика и помещали их в в одну из ёмкостей дезинфекционной установки.

   Управляющий фермы, Иван Николаевич Гулько, пожилой человек с вислыми усами предложил командированным вместе пообедать во вновь организованной столовой для персонала, оставшегося в очаге:
 
   – Солдаты уже покушали, так что милости прошу к нашему шалашу. Без обеда ни красна беседа, а надо поговорить кое о чём…

  – Прежде всего, вот о чём, – тихо проговорил, слегка краснея от природной застенчивости Ерохин, – я попросил бы вас Иван Николаевич, распорядиться, чтобы заправили дезковрик у входа в ветсанпропускник  и дезбарьер у въезда на ферму свежим дезинфицирующим раствором.

   "Хлеб-соль ешь , а правду режь".

   Иван Николаевич вытер ладонью кончики усов, которые он по привычке языком подсовывал в рот,  поспешил к дезинфекционной установке.

   Он вскоре вернулся с раскрытым ртом от одышки:

   – Рабочие только что приготовили раствор каустика, в течение десяти минут дезбарьеры будут заправлены…

   Ивакин,  чтобы показать, что и он имеет право делать замечания, напыщенно проговорил:

   –Учтите, управляющий, мы не потерпим халатного отношения работников очага к своим обязанностям!

   Ерохин заметно смутился, услышав неуместный до наглости в данном случае возглас коротышки Ивакина.

   Управляющий Иван Николаевич оглядел  Ивакина с ног до головы, презрительно оттопырив нижнюю губу.

    В помещении, наскоро приспособленном под столовую,  повариха поставила на стол три алюминиевые миски светло-красного украинского борща с плавающими мелкими кубиками сала.

   Ивакин удовлетворённо потёр ладони:

   – Со вчерашнего вечера ничего не ел!
 
   – Не спешите, – почему-то проговорила повариха.

   Ивакин с грустинкой в лице склонился над миской:

   – Борщ остыл, видите, от него даже пар не идёт!

   Он опрокинул в свой широкий рот полную ложку борща – и тут же взвыл, отплёвываясь и зажимая рукой рот.

   – Настоящий кипяток! Кто такое подаёт? – сдавленным голосом попытался напуститься он в своей манере на повариху, но хохот присутствующих заставил его умолкнуть.

   Он только ритмично, как рыба на суше, раскрывал и закрывал обожжённый рот.

   В самом деле, миски с первым блюдом  не парили, так как поверхность борща была залита расплавленным жиром и блестела, как лаковая.

  Подали второе.

   Пошевеливая вилкой большие куски мяса в алюминиевой миске, Ерохин спросил с подковыркой у Ивана Николаевича:

   – Солонина! Ваша? Не боитесь подхватить инфекцию?

   – Чем богаты, тем и рады. К людям это не относится, люди этой заразой не болеют! – солидно крякнул управляющий и добавил: - Да если бы и болели, при такой варке любой вирус помрёт!

  Он с удовлетворённым видом отёр усы.

  К обедавшим вскоре присоединился ветеринарный врач, обслуживающий свиноферму –  молодой человек, недавний выпускник Одесского ветеринарного института. Он поставил на стол бутылку водки «столичная»

   – Это в честь вашего приезда, по сто с небольшим фронтовых граммов в нашем деле не будет излишним…

   Обжигаясь горячим чаем из алюминиевой кружки, Ерохин поинтересовался, как происходил отбор свиней для отправки на убой у  частного сектора.

  – И не спрашиваете! – воскликнул управляющий, зябко передёргивая плечи, – заведующий  здешним ветеринарным участком до того испугался распространения «африканки», что сдуру приказал убить единственную лошадь участка, да заодно пристрелить несколько местных собак-дворняжек. Ещё стрелял из «дробовика» по летающим голубям  и воробьям, вообще, нагнал на всех страху…

  – Повстречать беду легко, трудно от неё избавиться! – задумчиво прожёвывая хлебную корочку, говорил управляющий.

   – А что касается вашего вопроса об изъятии свиней у населения, или как говорили представители специальной комиссии по ликвидации африканской чумы, отчуждения, то это отчуждение носило во многих случаях драматический характер, – вступил в разговор ветеринарный врач свинофермы. Ветврачи и члены чрезвычайной комиссии обходили дворы – слышали визг закалываемых свиней – хозяева мясо и сало вопреки постановлению чрезвычайной комиссии в спешке закатывали в банки и даже в бочки…

   – Но ведь государство обязалось компенсировать стоимость отчужде-ния животных, в чём же дело? – наивно спросил Ивакин, не переставая энергично двигать челюстями.

   – Сначала была назначена незначительная компенсация, не более трети от продажной цены поросёнка.  Потом чиновники из области и даже из Киева одумались – подняли стоимость компенсации, дело пошло быстрее. Конечно, при обходе дворов мы разъясняли непонятливым мужикам и бабам, что эта инфекция грозит гибели от вируса всего свинопоголовья и не только в угрожаемой зоне, а во всей республике!
 
   – Поживём некоторое время без мяса! – вздохнул управляющий, –Покуда есть хлеб да вода, всё не беда!
 
   – Ветеринары ссылались на то, что  в средние века, от чумы, правда, скрывали о какой чумы, погибли десятки миллионов людей, все города Европы обезлюдели…
 
   – Говорили непонятливым владельцам свиней, что нечто подобное может случиться  и с остальными видами животных, если не принять меры по отчуждению свиней в частном секторе и быстрой ликвидации очагов инфекции в общественном животноводстве! – с апломбом говорил ветеринарный врач свинофермы, заметно краснея лицом.

   – Область пошла на крайние меры.  Подключили к ликвидации африканской чумы свиней милицию и даже армию.  Так что вы, командированные специалисты, наделены сейчас особыми полномочиями по ликвидации очагов инфекции да заодно посодействуете нам в будущем в получении дефицитных материалов, кормов и в обеспечении необходимыми кадрами! – с выражением лёгкого подобострастия обратился управляющий к Ерохину, прикусывая один из длинных кончиков усов.

   Слышно было, как от свинарника доносился визг свиней, часто сменяемым особым храпом – означающим, что животные предчувствовали грозившую им опасность.

   Между тем в столовой продолжался обмен мнениями:

   – Скоро отведают наши меньшие братья солдатских пуль! – сказал управляющий, отвернув рукав телогрейки и взглядывая на часы.

   – Значит, солдат для этого собрали? Не для охраны очага в помощь милиции? – поинтересовался Ивакин, не останавливая энергичную работу  челюстей.

   Похоже, Ивакин был верен принципу:

  – Здоровье близко: ищи его в миске.
 
  Вопрос Ивакина, как говорят, повис в воздухе.

   – Застрелить свиней – это одно, труднее их выгнать из привычных станков.  Думаете, они с охотой выбегут в центральный проход, а по нему отправиться к вырытому рву…– задумчиво теребил усы управляющий.

   «Так вот почему зелёный бульдозер, урча мотором и пуская облачко синеватого дыма рыл глубокую траншею», – понял Ерохин.

   – Были предложения предварительно умертвить свиней путем инъекции сильнодействующего препарата…– говорил ветеринарный врач, – Но насколько известно мне, пока нет такого препарата в ветеринарии. Да и где делать смертельные уколы, непосредственно в станках? Во  рву?

   – Тела свиней рекомендуют сжигать, а остатки после сжигания закапывать на двухметровую глубину, –  проговорил Ерохин.

   – Попробуйте сжечь три с половиной сотни увесистых трупов.  Мы сжигали только пару туш – израсходовали бочку солярки и кучу дров.  Это в нашей-то безлесной местности!

   – Надо бы перед захоронением вскрывать брюшную полость, чтобы не было бурного газообразования при разложении трупов в земляной траншее! – подал голос Ивакин, опустошая вторую миску с мясом.

   – А что делать потом?  Волочить такие трупы по проходу. Или грузить в тракторную тележку. Да так, чтобы за ними тянулись кровь, кишки и другие внутренности?

   Женщина – помощница поварихи, вытирающая опустевшие соседние столы, взмахнула тряпкой на говоривших:

   – Удержались бы, учёные люди, за обедом говорить о таких гадостях!

   Управляющий ещё раз взглянул на часы:

   – Через пятнадцать минут, в шестнадцать ноль-ноль солдаты во исполнения приказа приступят к ликвидации поголовья.

   – Это таких здоровых свиней весом почти в сто пятьдесят-двести килограммов каждая? – ахнула женщина. – Сколько мяса не достанется людям! И как мы останемся без заработка!

   Из огромного помещения четырёхрядного свинарника  продолжал доноситься тревожный визг взрослых свиней, сменявшийся периодически особым носовым храпом.

    Ерохин и Ивакин, обрядившись в белый халат, докторский колпачок и резиновые сапоги в сопровождении управляющего и ветеринарного врача заторопились на  ферму.

   При появлении посторонних людей визг свиней усилился, причём Ерохин заметил, что издавали характерные звуки далеко не все свиньи. Как показалось ему, что многие из них, обладатели наиболее крепкой нервной системы, зажав рот, с  видимым удивлением в маленьких глазах оглядывали своих визжащих товарок.

  Встретившая специалистов  у входа на ферму молодая свинарка Надежда, уперев руки в поясок халата, строго покрикивала на вошедших:

   – Закрывайте за собой дверцу в тамбуре, Ишь устроили «свинушкам» сквозняк! Ещё подхватят воспаление лёгких!

   Непонятливый Ивакин напуская на себя менторский вид, принялся было что-то втолковывать беспокойной свинарке, но Ерохин мягко потянул его в сторону.

   – Слыханное дело, «свинушки» (так она называла взрослых свиней) уже сутки не кормлены, даже воду в поилках им отключили,  Неужели они перед гибелью не порадуются комбикормом? Сердце у меня разрывается…

   Сердобольная Надя выносила вёдрами из кладовки помещения комбикорм и со старательным видом, закусив губу, высыпала его в  кормушки станков свинарника.
 
   – Поешьте, милые свинушки, напоследок, пусть корм не запаренный  – кормокухня не работает, так что не сердитесь…

   – Всё равно пропадать добру, – махнул рукой управляющий. – Велено  весь оставшийся корм сжечь, а золу закопать во рву…

   –  И что мы будем делать теперь без работы? – горячилась свинарка.

   – Тебе, Надежда, заплатят за время карантина по средне-сдельной, так что не очень расстраивайся, – Иван Николаевич рассеянно поочередно забирал в рот тонкий кончики вислых усов.

   Но откормленные холостые свиноматки и кастрированные хряки белой степной породы, с ушами направленными вперёд, с крутыми куполообразно выгнутыми спинами, сгрудились в углах станков, не пытаясь подойти к кормушке даже с любимым для них кормом.

   – Я вас предупреждал, что нельзя давать животным ни еды, ни воды, –тихо упрекнул свинарку ветеринарный врач   свинофермы.

   – Как это бог нас наказывает, за что! – причитала женщина, всплескивая руками, – ведь каждая свинушка давала привес, чуть ли не  по килограмму в день!  И дефицитный дорогой комбикорм у нас теперь пропадёт…

   Иван Николаевич убеждал свинарку в своей привычной манере пословицей:

   –  Потерявши голову, Надежда, по волосам не плачут.

   Тщетно пытался Ерохин найти среди поголовья животных хотя бы одно заболевшее – не  было близко ни одного характерного признака заболевания АЧС, ни багрово-лиловых пятен на ушах, ни шаткой походки, ни выделений из естественных отверстий…
Все свиньи  находились в полном здравии,  возможно, их миновал даже инкубационный период инфекционного заболевания.  Об этом косвенно можно было судить по энергичному здоровому визгу в станках и оживлённому перемещению свиней от кормушек до противоположной стены.

   У тамбура послышался неровный топот сапог – в помещение входили вооружённые солдаты.  Их было много – больше  взвода во главе со старшим лейтенантом.  Глаза у командира на хмуром худощавом лице рассеянно бегали по сторонам: по балкам потолка, по бетонным стенам и полу центрального прохода свинарника.  Только от станков с «хавроньями», усиливающими храп при появлении большой группы незнакомых людей, он старался отводить взгляд.

   Молоденькие, остриженные наголо солдаты, максимум, второго года службы, держа руки на стволе и патронном магазине автомата Калашникова, с любопытством оглядывали свиней, словно видели их впервые.

   Старший лейтенант распорядился одновременно открыть дверцы у всех станков свинарника и направить в каждый станок одного или двух солдат, чтобы они выгнали свиней в центральный проход помещения и погнали их дальше через распахнутые ворота противоположного тамбура к вырытому рву.

   – Стойте! – хрипло крикнул управляющий, – так дело не пойдёт!

   Он объяснил командиру взвода, что если бы даже удалось выпустить свиней разом из всех двадцати станков помещения, то они бы заполнили весь центральный проход, но к раскрытым воротам тамбура, туда, где ещё сияло послеполуденное солнце они не пойдут, их даже не сдвинешь ножом бульдозера, если пустить машину по проходу.  Надо знать психологию животных, боязнь всяких для них непредвиденных потрясений.
 
   Три солдата вошли в крайний от ворот станок. Сначала робко,  охлопывая ладонями гладко-щетинистые округлые бока свиней и поправляя ремни автоматов они понукали животных пройти через дверцу загона в  проход свинарника.

  – Кыш-кыш! – повторяли солдаты, оттесняя свиней от стены, не зная, как их там свинарки именуют…

   Никакой реакции: свиньи, наоборот, не переставая визжать, прижимались  к противоположной стене, туда, где было единственное квадратное окошко в станке.

   – Поэнергичней! – хриплым голосом командовал офицер,  повторяя, вероятно, врезавшие в его память слова Громанина.
 
   Тогда солдаты сложили оружие под охраной в помещении для отдыха свинарок, оставили там бушлаты и шапки.

    В тамбуре свинарника на глаза солдатам попались мётлы.

    В  станок вошла уже полудюжина солдат.   Сначала осторожными, скорее нежными ударами прутьями метел по спинам свиней они попытались оттеснить их от стены к выходной дверце станка, но всё было безрезультатно.

   Высокий солдат с широким скуластым лицом, посмеиваясь, чуть ото-двинул белую массу сгрудившихся животных  от стены и опираясь на стену спиной обеими ногами упёрся в неподвижную массу повизгивающих животных.

   Его усилий хватило на то, чтобы только на четверть метра не столько подвинуть свиней, к открытой дверце загона. сколько уплотнить их. Но при этом спина широкоскулого солдата сползла вниз по стене, и он вляпался задом в  растоптанный на полу станка  навоз.

   Раздался здоровый хохот солдат, от которого все полтора десятков свиней в станке  на пару секунд прекратили визг.

   Тем не менее, надо было как-то справляться с непослушными животными.

   Уже раздосадованные солдаты  выдернули палки из метел, пустили их в ход – животные теснее сбились в кучу, сбавили громкость визга, но на большее не реагировали.

   Солдаты, разгорячившись, расстегнули воротники полевых гимнастёрок, некоторые сняли с себя поясные ремни с блестящими пряжками.

   Кто-то из нетерпеливых солдат запальчиво рубя рукой перед собой воздух, как бы настраивая себя к битве, принёс из тамбура несколько коротких обрезков водопроводных труб.  Уставшие от свиного визга солдаты мало-помалу входили в раж: пинали свиней сапогами, подталкивали животных к выходу  или ударами пряжек ремней, или пока ещё неуверенными касательными ударами железных палок.
 
  – Хлоп-топ! – уходили тупые звуки ударов под балки полочного перекрытия свинарника.

   Некоторые животные стали огрызаться: с храпом открывали зубастые рты, поддавали  мокрыми овалами пяточков в пояс и в ноги солдатам.

   Тогда служивые люди с остервенением  стали бить свиней по чему по-пало, и в первую очередь по наиболее болезненным местам: по навострен-ным вперед ушам и по выступающим скакательным суставам задних ног.

  – Что творите, окаянные! – перекрывая звук ударов и визг её «свинушек»,  кричала подбежавшая свинарка на солдат.

   Она пыталась вырвать обрезок железной трубы из рук малорослого солдата, который с исказившимся от бешенства лицом наносил с размаху удары по головам и спинам животных.

   – Уведите прочь эту бабу! – визгливо крикнул офицер. – И заприте её, где-нибудь!

   Ерохин и управляющий с двух сторон обхватили Надежду и повели её к выходу из свинарника.
 
   Владимир был рад хотя бы на некоторое время не видеть того, что дальше творилось в станках свинарника.  Вероятно, тоже самое испытывал Иван Николаевич – он смахивал с лица и усов выступившие капельки слёз.

   Наконец-то, после долгих минут борьбы всё-таки удалось солдатам вытеснить свиней из крайнего  станка в центральный проход и дальше ко рву.

   Вернувшись в свинарник Владимир увидел, что операция по освобождению станков от поголовья свиней продолжалась и что некоторые животные, выгнанные из загонов, ковыляли по центральному проходу прихрамывая, с отвисшими от ударов палок багрово-синими ушами.  Некоторые поджимали под живот или волочили по бетону прохода перебитые ноги.

   Свиньи, продвигаясь ко рву, с недоумением поворачивали головы к преследующим их солдатам.

   «Мол, мы, наконец, послушно идём сами, зачем же нас теперь подгонять палками»

   У привыкших с рождения, с подсосного периода  и до последнего месяца откорма к заботе и даже к ласке со стороны человека визг и храп «свинушек» был обусловлен не только ранее незнакомой им дикой болью, но и от недоумения, на внезапно изменившееся поведение своего кормильца – человека.

   А солдаты, разъярённые сопротивлением свиней у выходов из станков, как бы в отместку за это сопротивление продолжали пускать в ход  железные палки, хотя в этом для идущих свиней не было особой надобности.

   Они бы в припадке неистовства наносили животным удары по голове, между опущенных ушей, но сдерживались, понимая, что тогда пришлось бы им  самим волочить бездыханные тела ко рву.

   Но далеко не каждый солдат вёл себя подобным образом. Некоторые только делали вид, что понукают свиней битьём, а на самом деле только прикасались к щетинистым тёплым спинам ладонями.  Особо разъярённые солдаты даже не с осуждением, а со злобой в глазах, глядели на таких своих сослуживцев, называемых в солдатской среде «сачками», уклоняющихся от дела и тем самым взваливая «работу» на других.

   Высокий солдат в надвинутой на уши пилотке, опустив бессильно руки, безучастно  смотрел на старания своих рьяных сослуживцев.

  У рва свиньи останавливались, Непрестанно храпя, переводили они взгляд на устрашающую их трёхметровую глубину рва и поднимали головы к небу, будто молили о пощаде.
 
  – Досталось свинье и на небо взглянуть! – мрачно пошутил управляющий.

  Палками, ударами сапогов и просто толчками рук солдаты отправляли неподатливые глыбы свиней под земляную крутизну.

   Животные, обнаружив себя вне тесноты прохода свинарника, тихо разбредались по дну рва и по его углам, принюхивались к незнакомому им запаху влажной земли.

   Подгоняли новую партию свиней из другого станка, таких же потных, окровавленных с сине багровыми пятнами на боках и ушах.

   «Учёные-вирусологи без всяких вирусологических проб смело поставили диагноз на африканскую чуму свиней – видя её характерные признаки почти у всего поголовья» – невесело подумал Ерохин.

   И ветеринарный врач фермы, и её управляющий покинули свинарник не в силах смотреть на развернувшуюся перед ними картину прогона животных ко рву.

   И только Ерохин с Ивакиным, стараясь запечатлеть в памяти последние минуты жизни свиней, дали себе зарок выстоять всё до конца.

   Не все свиньи даже осыпаемые ударами сапог и палок, были в состоянии своим ходом добираться до разверзшейся перед ними обрывистой пропасти.

   Тогда подключали к делу связки верёвок – накладывали петли на головы или ноги животных и солдаты, вдвоём-втроём  подтягивали их ко рву.

   Спустя час дно рва было заполнено ворочающейся и издающей визг белой живой массой.

   – Взвод! Огонь – раздалась чуть слышная команда командира.

   Бешенно–усталое выражение солдатских лиц сменилось огоньком любопытства: наступило время постреливать, что приличествует солдату более, чем взмахивать железными палками.

   Застрекотали очереди выстрелов, заглушенные уже ослабленным визгом свиней.
Потом приступили к одиночным выстрелам.

   Прошло минут десять – уже каждый солдат сменил израсходованный рожок магазина патронов на запасной – свиньи только чуть-чуть сбавили монотонный визг, но не переставали шевелиться и поднимать головы к небу.

   По их телам прошлись мелкие кровяные точки – следы пуль, но видимых кровотечений на телах ни у кого из раненых свиней не было заметно.

   – Целиться в голову! – кричал старший лейтенант.

   Сам он без фуражки с пистолетом в руке давал один за другим одиночные выстрелы.

  – Загоняй следующую партию! – последовала команда офицера.

– Стойте! – крикнул Ерохин, – надо обработать трупы дезинфицирующим средством!

   Бумажные мешки с хлорной известью лежали штабелем поблизости от рва.
Ерохин и с ним полдюжины солдат, которые положив на бруствер рва автоматы, стали посыпать хлорной известью мёртвых вперемежку с ещё живыми, животных.  Ерохин сам хватал тяжёлый мешок и, прижимая его к груди, шёл по телам свиней.  Ноги его в резиновых сапогах скользили по щетине мёртвых или полуживых свиней, ощущалась податливая мягкость их боков и брюха, мягкость и податливость невостребованного сала…

   Ерохин осыпал хлорной известью тела свиней, почему-то стараясь, чтобы  не попадал остро пахнущий порошок на их ушастые головы и, особенно, на полузакрытые глаза.

   В глубине души он не верил в действенность применения хлорки в этом случае.  Это не предотвратит разложения свиных туш, но надо что-то делать, не расхолаживать солдат, да и самого себя!

   – Загоняй следующую партию! – визгливо повторял старший лейтенант.
 
    Глаза его горели, волосы растрепались  двумя узкими чёлками по лбу.

   Опять разносился по свинарнику непрестанный визг, виднелись окровавленные от ударов металлических труб спины свиней, опять слышались глухие  стуки  сапог и толчки рук солдат в неподатливые тела животных.

   Широкогрудый солдат, засунув пилотку, под ремень и обнажая короткую поросль рыжих волос на голове,  крикнул:

   – Давайте выгоним из этой железной закуты пару «хрюшек» в коридор, остальные сами за ними пойдут!

   Закутой он называл станок для содержания свиней, а коридором один из бетонных проходов в свинарнике между станками.

  Два солдата, поплевав на руки, за уши оттащили сопротивляющихся животных в проход.

   Только отпустили эту пару свиней, как они, едва не сбив солдат с ног, опять ринулись к своим плотно сгрудившимся собратьям.

   Рационализаторский почин рыжего солдата вызвал только короткий смешок у большинства усталых солдат.

   – Хлоп–топ – опять раздавались в станках уже звучные удары железных палок.
Подогнанные  ко рву свиньи, оскользаясь по телам убитых и раненых сородичей образовали неровный второй ряд.

  Опять надо рвом повторялись хлопки выстрелов, сиплые крики солдат…

 – Не могу смотреть! – шепнул Ивакин.
   
   Зажимая рот от позывов тошноты он направился к противоположному тамбуру свинарника.

   В заполненном наполовину рву одна из раненых холостых свиноматок с рядом розовых сосков на брюхе волоча обе задние ноги пробиралась по телам своих мёртвых или раненых подружек к земляной стенке рва.  Оставшаяся сила жизни животного искала хотя бы уголок спасения. Она царапала парными копытцами передних ног глинистую стенку рва, пытаясь вырваться наружу.

   Один солдат метким одиночным выстрелом из «Калашникова» в ухо свиньи успокоил её.

   Да, во истину, досталось свинье на небо взглянуть…

   И вот последний станок в свинарнике опустел.  Уставшие солдаты с потными раскрасневшимися лицами, блестя глазами, окружив со всех сторон ров, используя последний запас патронов, яростно  водили стволами автоматов по уже неподвижным телам свиней. Отбрасывались опустевшие рожки магазинов  автоматов, заменялись свежезаряженными. Владимир подумал: подними устало–раздражённые солдаты в пылу стрельбы, ствол оружия повыше – не избежать попадания пуль в своих же  сослуживцев!
 
   Да и поскользнуться на краю рва под выстрелы было не мудрено, тогда бы дело дошло до ЧП – чрезвычайного происшествия!

   Земляной ров уже до половины высоты был заполнен чуть ли тройным слоем бело-красных свиных тел.  Этот слой прерывался  глубокими ямами – недогадливые животные свиньи не соизволили ложиться во рву правильными рядами.

   Уже смеркалось… солнце оранжевым кругом опускалось за горизонт.

   Уже бульдозер  в свете фонарей, предусмотрительно поставленных по углам рва, надвигал в ров глыбы и кучи, наваленного по бокам грунта.

   Образовался продолговатый чёрный пирог.

   Наступила непривычная тишина, называемая в литературе гробовой.

   Солдаты с отрешёнными лицами, не глядя друг на друга, складывали автоматы в тамбуре свинарника. Командир по рации доложил в округ о выполнении задания.

   Последовала  команда: все на санобработку.

   В душевом помещении ветсанпропускника солдаты сбрасывали с себя порванную и с пятнами крови полевую армейскую форму и поочерёдно становились под горячие струи давно ожидаемого физического и психического омовения

   Помкомвзвода на выходе раздавал солдатам новенькую полевую форму, кожаные ботинки-битцы, бушлаты камуфляжного покроя  – военное интендантство по приказу свыше позаботилось о выдаче нового обмундирования.

   За дверями санпропускника раздавались уже бодрые  голоса освежённых душем молодых людей.

   Работники фермы на одной из площадок возле свинарника – организовали костёр для сжигания прежней одежды солдат, считавшейся инфицированной.
 
   В эту ночь Ерохин долго не мог уснуть.  Перед его взором маячили бело-красные тела свиней, в ушах раздавалась трескотня выстрелов.

   Ерохин вспомнил кое-что из прочитанного ранее. В немецком концентрационном лагере, кажется, в Майданеке, вот так же бульдозеры вырывали длинный ров трёхметровой глубины, ко рву подводили подлежащих расстрелу, толкали их дулами автоматов в ров, с немецкой тщательностью приказывали людям лечь во рву, вниз лицом, вплотную друг к другу.  Узникам следующего ряда велели лечь на  спины  предыдущего ряда, так чтобы оставались открытыми только головы.  Получалась своеобразная черепица из голов обречённых узников.  Раздавались прицельные, в головы, автоматные очереди (рациональная немецкая технология в смысле экономии боеприпасов).  На первый слой мёртвых, а, возможно, ещё живых «настилали» следующий ряд человеческих тел и так едва л и не до самого верха рва…

   Владимир, сравнивая уход из жизни ни в  чём не повинных людей и гибель вот этих, выращиваемых людьми для собственного питания, животных не мог удержаться от  недоумения, как это обречённые на смерть люди, знающие, что через несколько минут их не будет, внешне так безропотно выполняли команду эсэсовцев, облегчая последним процедуру расстрела и погребения.  Да, им в спины тыкали стволами автоматов, да, за любую попытку к малейшему неповиновению  они тут же были уничтожены. Но всё же было бы лучше, если бы люди боролись против своей кончины до последнего вздоха, бросались бы грудью на «амбразуру» смерти, ведь их наверняка было больше и хотя бы своим «неорганизованным» концом они создавали бы дополнительные трудности для палачей.

   Владимир так и не мог объяснить себе эту покорность людей перед лицом смерти.  Да, и в литературе и в жизни существует понятие: достойная встреча смерти, будто в гибели человека от палача есть что-то достойное. Безропотное послушание, спокойное принятие смерти выдаётся чуть ли не за величие человеческого духа,

   А не лучше было бы умереть, сопротивляясь, вот как это делали неразумные животные.

   И были примеры в жизни.  Юный партизан, стоя с петлёй на шее вложил  свои последние силы на то, чтобы ударить своего насильника ногой в живот, врагам пришлось назначать другого палача.

   И пример из Толстого:

   – Ты один и только ты один виноват в моей смерти! – бросил в лицо палачу приговоренный к повешению.

   Но неразумных животных не заставишь лечь рядком, подставив головы выстрелам – в этом одна из главных трудностей расстрела скопления животных.

   Так же вспомнился Владимиру эпизод из старого кинофильма. Посетитель  питейного заведения, обсуждая злодеяния фашистов, задал соседу по столу вопрос:
 уничтожить миллионы людей, разве возможно такое?

   Чавкающий за соседним столиком субъект с равнодушным лицом подал голос:

   – Вы спрашиваете, разве возможно такое? Вас, конечно,  интересует техническая сторона вопроса?   С этой точки зрения ликвидировать миллионы  людей не составляет проблемы, уборка трупов – вот это проблема!

   Андрей Ивакин вопреки своей сентиментальности, впервые возникшей при виде заполненного телами свиней рва, спал на соседней койке сном праведника, по-видимому, ему не снились перипетии расстрела животных.

   Проснувшись поутру, он заявил с привычной для слуха Ерохина наглостью:

   –Дератизацию очага надо провести в первую очередь!

   – Как так? Ведь дезинфекция после ликвидации поголовья это основное мероприятие по недопущению распространения инфекции, и оно должно проводится в первую очередь, так написано в существующих руководствах…

   Ерохин почесал лоб, по-видимому, начиная сомневаться в этой непогрешимой для дезинфекциониста истине.

   – Но хотя бы обработать хлорной известью почву на территории фермы, включая все подъездные пути к помещениям, где содержались животные и все вспомогательные помещения…– не совсем уверенно продолжал он.

   – Пока мы занимались убоем и захоронением свиней я подсмотрел, как по полу одного опустевшего станка бегала серая крыса, которую я без труда определил как пасюк или норвежская крыса.
 
   Rattus norvegicus – нараспев произнёс Ивакин, наслаждаясь произношением латинского названия.

   – Почему норвежская?

   – В средние века считали, что эта крыса распространилась в Европе посредством заходов в порты норвежских кораблей.

  – Ни  в коем случае нельзя браться за дезинфекцию – крысы умнее некоторых старших научных сотрудников, они сразу почувствуют опасные изменения обстановки на их территории, и поминай их как звали…

   Ерохина принял прозрачный намёк Ивакина в отношении некоторых старших научных сотрудников на свой счёт, но промолчал.

   – Подумай сам: в помещении свинарника нет животных, остатки комбикорма скоро сожгут, крысы покинут ферму, тем самым будут распространять инфекцию африканской чумы свиней в других пока благополучных населённых пунктах и  свиноводческих хозяйствах.
 
   Ерохин согласился с доводами Ивакина, но добавил, что ликвидацию грызунов на ферме надо провести быстро, в считанные часы, а есть ли такой яд, который уничтожал бы крыс, если не моментально, то хотя бы в течение суток?

   – Ведь ваш антикоагулянт зоокумарин, который вы используете во многих хозяйствах, насколько я наслышан, действует медленно…

   – Быстрее всего действуют синильная кислота  или её соли, но, кто нам их даст и разрешит их использование даже в очаге…

   – Дадут, если вмешается чрезвычайная комиссия по АЧС…позвонят в Киев, наконец, в Москву…

   – Я знаю психологию мышевидных грызунов: если они увидят труп своего собрата, мгновенно погибшего у приманки с таким ядом, поминай их, как звали…  Нужен препарат такой, чтобы крысы успели съесть  все разложенные по помещению приманки без опасений, пока через сутки начнётся их повальная гибель, – рассудительно говорил Ивакин,

   По настоянию Ивакина с областного зоответснаба срочно привезли полтора килограмма фосфида цинка, препарата не мгновенного , но достаточно быстрого действия, правда опасного, как для грызунов, так и для остальных животных, не говоря уже о людях.

   – Догадываюсь, что ты будешь готовить приманку на основе комбикорма, а его осталось в хозяйстве по всем сусекам, даже в кормушках многовато. Не будут эти норвежские «умницы» есть комбикорм с приманкой, вместо привычного для них чистого комбикорма.

   – Я об этом думаю.  Нужно добавить в приманку какой-нибудь деликатес для крыс, например, подсолнечное масло или мясной бульон.

   Ерохин, согласившись на отсрочку дезинфекции, вызвался помочь дератизатору Ивакину, хотя бы в том, чтобы участвовать в приготовлении приманки с ядом и разложить её  потом в общедоступных для грызунов местах
 
   В аспирантуре института их посылали на стажировку в соседние лабораториях, с тем, чтобы они были не только ознакомлены, но и могли выполнять работу по смежным специальностям.

   – Вы все, прежде всего, ветеринарные врачи и должны владеть всеми направлениями санитарной науки! – не раз повторял аспирантам директор института Ярсин.

   Но Ивакин сразу отверг помощь не только Ерохина, но вообще кого бы то ни было:

   – Крысы чуют запах посторонних людей и не притронутся к приманке.  Кроме того, фосфид цинка в руках не профессионалов опасен.

   Забавно было наблюдать маленькую круглую фигуру Ивакина в длинном сером халате, с завязками сзади, в пылезащитных очках, респираторе и резиновых перчатках.  Он колдовал, готовя адскую для грызунов смесь. От приманок, да и от прорезинового фартука и перчаток Ивакина ощутимо пахло чесноком.

   – Не отпугнёт ли грызунов запах чеснока, – в сомнении покачал головой  Ерохин.

   – Наоборот, крысам нравится чесночный запах.

   На другой день Ивакин открыл предусмотрительно закрытые после раскладывания  приманки ворота тамбура и ликующе воскликнул, глядя на обступивших его работников свинофермы:

   – Принимайте биологический товар!

   Трупы крыс – серые, с оттенками рыжего и коричневого цвета на спинках валялись на полу тамбура и дальше  в проходах между станками,  в кормушках и на полу станков. По-видимому, в предсмертной агонии они судорожно вытягивали вперёд передние лапы с белыми кисточками пальцев, так похожих на человеческие кисти.

   Ивакин был вне себя от восторга.  Управляющий и остальные работники фермы, облачив руки в перчатки, с довольным видом клали мертвых крыс в вёдра а затем грузили в тележку для раздачи кормов.  Такая гибель хвостатых нахлебников фермы могла бы до небес обрадовать их, если бы не гнетущая досада на потерянное поголовье свиней.

   Управляющий фермой Иван Николаевич, позабыв о своей насмешливой неприязни  к Ивакину, продолжавшейся с первого дня их знакомства, комкая во рту кончик уса,  снял резиновые перчатки и двумя руками крепко пожал руку маленького научного сотрудника.

   Некоторое  оживление на лицах людей внесло то, что рядом с выставленной из ворот свинарника тележки с трупами крыс бесстрашно опустилась пара серых ворон. Одна из них поводила во все стороны чёрной головой с горбатым клювом, оглядывая людей, собравшихся поблизости: нет ли опасности от них и боком скок-скок к тележке.  Через мгновенье она взобралась на горку серых трупов и не раздумывая вцепилась клювом в тот, который был  у неё между лап.  Взмах больших вороньих крыльев – птица подскочила над тележкой, с крысой в расщеренном клюве и тут же пустила ему в поддержку пару голенастых ног.  Обхватывая тело крысы клещами когтистых пальцев и натужно взмахивая крыльями, она с шумом рассекаемого воздуха перескочила через бетонную ограду фермы, едва ли не зацепившись за её кромку.

   – Пошла распространять инфекцию! – весело крикнул один из прежних подвозчиков кормов.

   Хмурые лица собравшихся работников фермы разгладились: неожиданная картина с поведением вороны явно позабавила их.

   Вторая ворона так же опасливо повела черной головкой, подергала крыльями и также бесцеремонно опустилась на тележку с горкой мясной «продукции». Она не сразу подхватила серый трупик, а стала, как курица перебирать лапами и переворачивать тела грызунов, словно не решаясь выбрать добычу по своему вкусу.  Но вот она клювом, как клещами впилась в загривок очередной мёртвой крысы, взмахнула крыльями, но не могла поднять в воздух добычу.  Очевидно, она была слабее своей первой напарницы.

   Под сдержанный смех зрителей ворона оставила первую добычу и стала разборчиво искать крысу полегче.

   Но опять ворона никак не могла поднять груз:  схватит один трупик –тяжёл, пытается поднять другой – опять незадача...
 
   Но тут хохот людей напугал её и она, обиженно хлопая крыльями, отправилась  за ограду вслед за своей товаркой, как говорят, не солоно хлебавши.

    Ерохин распорядился, чтобы трупы крыс, да заодно некоторый инвентарь в свинарнике: мётлы, палки от них, черенки сломанных лопат и всё другое деревянное было сожжено в костре и потом не сгоревшие остатки костра вместе с золой были зарыты в траншее за оградой фермы.

   Наконец-то наступило для Ерохина хорошо знакомое ему мероприятие: первичная (именуемая «по-грязному») дезинфекция помещения свинофермы.
 
   И тут дело не обошлось без тревог для Владимира. Оператор дезинфекционной установки оросил из напорного шланга только пол и нижние части стен свинарника и  отказывался пускать горячие струи раствора едкого натра на потолок и верхнюю часть стен свинарника:

   – Мы никогда не делаем лишнюю работу, обрабатываем полы и стены до высоты полутора метров, а что остальное вроде потолка и верхушек стен – ведь к ним не прикасались свиньи и не загрязняли их…

   «И снова бой! Покой нам только сниться», – мысленно повторял Ерохин любимую им строчку из  поэта Блока.

   Владимир заставил оператора дезинфекционной установки повторить всю проделанную им работу, включая обработку всех горизонтальных и вертикальных поверхностей свинарника.

   Пришлось Владимиру терпеливо прочитать настырному оператору дезинфекционной установки краткую лекцию о том, что возбудители инфекции обнаруживаются не только на полу и стенах, а на всех поверхностях помещения и оборудования, включая потолок, люки вентиляции, щиты электропроводки и так далее…

   Победа над непонятливостью и упрямством оператора дезинфекционной машины была одержана без излишних понуканий и повышения голоса, чего так избегал скромный в обращении с окружающими  Владимир.

   « …И истину царям с улыбкой говорить», – эту строчку из стихотворения Державина  Ерохин в трудных ситуациях всегда помнил.

    Выдержали после орошения поверхностей помещения горячим раствором каустической соды определённое инструкциями время и приступили к длительной и трудоёмкой работе: удаление деревянного настила станков, которое надлежало в обязательном порядке сжечь.

   Этим делом сначала занялись мужчины, работники свинарника и присланные из полеводческой бригады совхоза. Рассказывая анекдоты, покуривая, сидя на обрубках досок, они за половину дня освободили полы только в одном станке.

  – Ешь – потей, работай – мёрзни, на ходу немного спи. – балагурил с сигаретой во рту один из плотников, здоровый малый с загорелым на весеннем солнце лицом.

   Управляющий взмолился, обращаясь по телефону к своему руководству:

   – Мне лучше пришлите  дивчин, яки помоложе!

   С прибытием женской гвардии работа пошла бойчее.  Высокая худощавая женщина в паре с дородной свинаркой, бывшей напарницей Надежды, орудовали ломом, подпирая тяжёлые доски не хуже присланных ранее мужиков.

   Муж возом не навозит, что жена горшком наносит.

   Остальные работницы относили мокрые после дезинфекции и местами загрязнённые доски за ворота свинарника и сбрасывали их в кучу.  После кратковременного высыхания на весеннем солнце их полагалось сжигать.

   – Разве можно жечь такое добро! – в недоумении разводил руки один из работников фермы. – Я отвезу их  на постройку дачи или сарая, сколько добра пропадает зря!

   "И снова бой! Покой нам только сниться…"

   Владимир не повышая голоса, зная, что только это его поведение дойдёт до собравшихся возле него работников фермы, убедительно доказывал им, что по правилам карантина нельзя ничего ни вывозить, ни выносить из очага инфекции.
Старшего научного сотрудника поддержал управляющий Иван Николаевич, как всегда ввёртывая в свою речь пословицу:

   – Когда будешь экономить гвозди – потеряешь подкову.

   Работа по удалению деревянных полов заняла две недели.  Тем временем другая группа рабочих посыпала хлоркой всю территорию фермы и особенно щедро порошила почву вокруг свинарника.

   «Не один год на этой территории ничего не  вырастет, – втайне сокрушался Ерохин, – но что поделаешь – таковы требования по ликвидации чрезвычайно опасной инфекции».

   Ерохин с жалостью глядел, как местами на солнечной стороне у свинарника пытались проклюнуться зеленые язычки травки – не видать теперь их роста больше года!  Представлялось ему, как почти всё лето территория фермы с её чернозёмом будет выглядеть грязно-белой.
 
   В один из дней он услышал удивлённое восклицание поварихи:

   – Глядите, что творится!

   Ерохин повернулся в направлении её взгляда. За оградой фермы, там, где был чёрный продолговатое возвышение грунта над захоронением свиней, вспыхивали фонтанчики выбросов грунта.  Эти выбросы походили на водные гейзеры, которые он видел на фотографиях прочитанных книг.

   Владимир взобрался на плоскую крышу свинарника, чтобы с высоты п было удобнее рассмотреть то, что творилась с чёрным продолговатым пирогом  грунта позади фермы. С высоты верхняя плоскость захоронения, испещрённая кратерами выбросов газа вперемежку с землёй, выглядела как поверхность луны, видимая в телескоп.

   Только в отличие от лунных кратеров, образовавшихся при падении метеоритов, кратеры на могильнике имели «внутреннее» происхождение. Это работа как бы миниатюрных вулканов.  Но в отличие от вулканов, извергающих лаву и тем самым увеличивающих свой рост, «вулканчики» над захоронением  образовывали после «извержения» углубления с неровно осыпающимися краями.

   Владимир срочно вызвал армейский  бульдозер –  тот принялся подгребать чернозём к бывшему рву,  Но это мало спасало – почти две недели продолжалось своеобразное извержение гигантской могилы: выбросы фонтанчиков земли.

   Ерохин представил себе, как разрывалась толстая, годная на прочные ремни, свиная кожа на животе свиней и неслышно из-за тяжести земли ломались рёбра под напором зловонных газов.

   Пройдёт с десяток лет, поверхность свиного могильника осядет, покроется  плотной зеленью буйных трав, а потом будет постепенно зарастать кустарником.

   А потом, спустя вереницы веков, может быть, тысячелетий из пожухлой травы меж разросшихся деревьев покажутся в нескольких местах серо-белые кости.  Будущие ареологии произведут раскопки, пригласят палеонтологов.  Напишут научные трактаты об уникальном открытии в земле, подобно обнаружению костей вымерших в древнейшую эру динозавров, погибших, как говорят, одновременно от неизвестно какого катаклизма.

   К тому времени, по-видимому, исчезнут воспоминания современников семидесятых годов двадцатого века, могут потеряются акты и протоколы проведения ветеринарно-санитарных мероприятий в очагах эпизоотии африканской чумы свиней.  Да и будет ли в то время существовать это заболевание, не перекинется ли оно на другие виды животных и на человека.  Возможно, возникнут новые опасные инфекции, затмевающие патогенность АЧС.

   Всё это приходило в голову Владимиру.

    Когда деревянный пол в станках был снят и сожжен в гигантском костре, а это произошло спустя две недели после освобождения свинарника от животных, Владимир Ерохин с помощью дезинфекционной установки АДА провёл влажную дезинфекцию всех поверхностей помещения.
 
   Однако, Владимиру не давала покоя мысль о том, что проведенная под его наблюдением влажная дезинфекция неблагополучного свинарника не гарантировала полное уничтожение вредной микрофлоры, а значит и вредных вирусов, могущих вызвать инфекционные заболевания, поставленных в помещении после снятия карантина животных.

  – Надо дополнительно провести аэрозольную дезинфекцию свинарника! – потребовал Ерохин у руководства совхоза, в ведении которого находилась свиноводческая ферма.
– Это, так известная в практике дезинфекции «газация», когда в воздух помещения вводят туман или мельчайшие капли дезинфицирующего вещества  и его пары. – объяснял Владимир. Такие аэрозоли проникают во все труднодоступные для обычного орошения поверхности места: углы помещения, щели, люки вентиляторов, навозные каналы…

   В соседнем совхозе нашли аэрозольный генератор на бензиновом двигателе под названием АГ-УД-2.  Генератор  чаще всего именовали «пушкой» и использовали для аэрозольных обработок посевов кукурузы и виноградников.

   В очаг АЧС завезли формалин, который на то время был единственным дезинфицирующим средством для аэрозольного применения. К досаде Владимира некогда прозрачный формалин был по истечении времени, особенно при хранении в холодных условиях превратился в сметанообразную массу.
      
   По своему опыту Владимир знал, что такой полимеризованный формалин, обладает низкой бактерицидной активностью и в то же время более токсичен для персонала, проводящего аэрозольную дезинфекцию...

   Такая вот возникла неприятность с неэффективным препаратом.

   «И снова бой! Покой нам только снится»…

   Ерохин добился, чтобы поставили с завода свежий формалин.

   При газации помещения Владимир столкнулся с неполадками в работе старого, почти отслужившего срок эксплуатации аэрозольного генератора: свеча зажигания не подавала искру в камеру сгорания.

   Слесарь кормокухни свинарника Иван Тимофеевич, сгорбленный семидесятилетний старик слыл, как говорят,  мастером на все руки.

   Лукаво улыбаясь, он сказал:

   – Голь на выдумки хитра!

   Старик вывернул из камеры сгорания генератора свечу зажигания, в образовавшееся отверстие поднёс кусок смоченной бензином зажженной тряпки, открыл краник подачи бензина.

  Хлопок  взрыва – генератор, сытно гудя, –  стал подавать жидкостной туман.

   Следующей трудностью использования аэрозольного генератора внутри обрабатываемого помещения явилась невозможность нахождения обслуживающего генератор дезинфектора в атмосфере аэрозолей: противогазы даже марки «А» пропускали пары формалина. При пуске же аэрозоля у наружного входа в тамбур происходила напрасная его утечка.

   Выход нашёл всё тот же слесарь Иван Тимофеевич, который слыл в совхозе умельцем.  Он предложил надеть на сопло генератора длинную металлическую трубу.  Её поставили на подставку в тамбуре, и поток аэрозоля пошёл через внутренние ворота тамбура.

   – Стар дуб, да корень свеж! – совхозного умельца Ивана Тимофеевича так и распирало от гордости.

   Через двое суток в очаг инфекции с целью контроля качества дезинфекции поверхностей помещения приехали две девушки: врач-бактериолог с лаборанткой.
Они привезли с собой в блестящей круглой коробке, называемой биксом,  не более двадцати пробирок для отбора проб, но этого было мало для тщательного контроля за качеством дезинфекции.

   – Мы всегда отбираем в среднем до пятнадцати смывов с поверхностей, одного помещения, так рекомендовано инструкцией, – с непоколебимости в голосе заявила врач-бактериолог.
 
   «И  снова бой…

   – Нужно взять не менее ста проб со всех горизонтальных и вертикальных поверхностей помещения, включая углы,  стёкла рам, люки вентиляции, металлические решётки станков – терпеливо и долго перечислял Владимир, с каких поверхностей требуется взять смывы для бактериологического исследования…

   – Требую безотлагательно выполнить наши указания! – резво подошёл маленький Ивакин к девушкам и встал на цыпочки, чтобы быть вровень с рослыми и красивыми уроженками украинских степей.

   Девушки изумлённо вскинули глаза на бесцеремонного научного сотрудника из московского института, но не сказали ни слова.

   Привезли нужное количество пробирок, так как, даже после проветривания помещения в нём оставался стойкий запах формальдегида, то женщины наотрез отказались входить в помещение.
 
«И снова бой…»

   – Можете надеть при входе в помещения противогазы, – упорствовал Владимир.

   Обе женщины разом провели ладонью по модной причёске, красноречиво говоря этим, что от них требуют невозможного.

   Ивакин повернулся спиной к девушкам и отошёл от них, разве что не плюнув.

   Словом, брать пробы для бактериологического исследования пришлось самому Владимиру со своим помощником Ивакиным.  Он взбирался на длинную лестницу и, стараясь не уронить с высоты пробирку со смывной жидкостью, взял для надёжности исследования около тридцати смывов, но это составляло только треть от необходимого.

   Эту трудоёмкую работу сделал более лёгкой Иван Тимофеевич.  Он принёс два длинных тонких рейки, соединил их скобами.  Получился шест длиною около пяти метров. Добровольный помощник Ерохина  Ивакин прикреплял к оконечности шеста стерильную палочку с ватно-марлевый тампоном, смоченным в нейтрализующей жидкости, а Ерохин таким тампоном брал пробы  с поверхностей помещения на любой высоте свинарника.

   Межрайонная ветеринарно-бактериологическая лаборатория качество дезинфекции оценила как положительное: бактериологическое исследование проб, взятых с поверхностей помещения и оборудования, находящегося в помещении показало отсутствие в пробах патогенной, так и всей санитарно-показательной микрофлоры.

   После оформления соответствующего акта на проведение дезинфекции и дератизации в очаге АЧС «Гавриловское» научных сотрудников Ерохина и Ивакина по распоряжению Петра Павловича Громанина перебросили для проведения ветеринарно-санитарных мероприятий в другой очаг  АЧС. находившийся в соседнем районе области.

   К отъезжающим был подан тот же самый газик «Ветеринарная помощь», в котором они приехали в Гавриловский очаг.

   Их сопровождал всё тот же известный им  работник ветеринарного отдела области Сидорчук с неизменно улыбающимся лицом.
 
   Казалось, что Сидорчук с его автомашиной только тем и занимался, что развозил научных работников по очагам инфекции АЧС.

   Спустя два месяца с начала вспышек африканской чумы свиней, когда все профилактические ветеринарно-санитарные мероприятия, предусмотренные карантином, были завершены заместитель главного ветеринарного инспектора Павел Петрович Рахманин поблагодарил за работу Ерохина и Ивакина и разрешил им отметить в одесском ветеринарном отделе командировки об убытии в Москву.

   Результаты жёстких карантинных мероприятий в очагах инфекции АЧС и в морских портах дали свои результаты: в течение нескольких последующих десятилетий повторных вспышек инфекции не отмечали.
 
   Спустя год, после ликвидации АЧС в Одесской области большинство научных сотрудников, участвовавших в профилактических мероприятиях по ликвидации АЧС, были отмечены государственными наградами.  В частности, Владимиру Ерохину и Андрею Ивакину в Кремле торжественно вручили ордена «Знак Почёта».