Я допивал последнюю чашечку кофе. Рядом лежали мои любимые сигары, револьвер, пара каких-то неинтересных книг. За окном стучал дождь, от этого становилось как-то тоскливо на душе. Я никогда не чувствовал себя несчастней, чем сейчас. Возможно, дело даже и не в погоде. А во мне самом, в моем отношении к жизни.
Я слишком эгоистичен, чтобы полюбить женщину, даже если она достойна этого. Уже больше двадцати лет я строю свою карьеру, многие из моих товарищей обзавелись детьми, а я даже никогда и не думал об этом. Я захожу в свою пустую квартиру, чтобы отдохнуть от этой городской суеты, а не выслушивать вопли жены и ее отпрысков. С женщинами я не могу разговаривать о бизнесе, или например о том, какой бензин лучше всего подходит для моего автомобиля. Им интересны темы только о любви и о том, как мы будем жениться. Таких я гоню подальше от себя, чтобы уберечь свою душу от психического насилия.
Я сидел один, наедине со своими мыслями и даже не заметил, что дождь уже закончился. Погода оставалась такой же пасмурной и угрюмой, собственно, как и мое настроение. Я надел черное пальто, свои любимые лакированные туфли и не спеша пошел в свой офис.
Эта городская суета порой так надоедает, что хочется убежать отсюда куда-нибудь подальше. Например, в лес, где меня будут беспокоить лишь шорох веток и дикие волки. Да, здесь их достаточно. Но я родился не для того, чтобы сгнить в одиночестве, пусть даже и среди этой городской похотливой суеты.
- О, Адам, я рад тебя видеть! Где ты пропадал целый год? Ты не отвечал на звонки, не открывал двери, - с крыльца большого здания приветствовал меня Керри, мой коллега и наверное, близкий товарищ.
- Я уезжал по делам. Телефон я потерял, пришлось завести новый, - думаю, Керри не особо понравился мой равнодушный и сухой тон.
- Даже так…Ну что ж, я все равно рад тебя видеть, Адам,- он улыбнулся мне слишком наигранно и по- своему наивно. Ненавижу, когда мне так улыбаются.
- Встретимся в кабинете.
Слегка задев плечом нового охранника, я прошел в здание. Здешняя среда ничем не отличается от той суеты. Но здесь мы занимаемся важным делом, а не распиваем пиво, глядя на голых куртизанок.
Я зашел в свой родной кабинет. Кабинет директора компании. Не сильно соответствует моему престижу, но главное ведь, чтобы наш муравейник процветал и приносил большие доходы.
Это мягкое кожаное кресло, этот гигантский книжный шкаф напротив окна. Этот немного сладковатый запах в кабинете… Я не материалист, но за последние двадцать лет все эти мелкие вещи, предметы, стали мне до боли родными. Сейчас я понимаю, как скучал по своему небольшому логову.
Быть директором компании не трудно. Я всегда знал свое дело, знал, где и сколько купить нужные акции, как продвинуть компанию на высший уровень, где взять побольше денег и хороших специалистов. Проблема моя всегда была в том, что я не умел ладить с коллегами. Их не устраивает рабочий график, а меня не устраивает качество работы, хотя бы того же программиста или секретаря. Я слишком придирчив, но это приносит свои плоды. Даже не представляю, чтобы было бы , если бы я вдруг женился. Мне заранее жаль ту женщину, которая вздумает прожить со мной до старости.
В дверь постучали. Я скорчил мучительную гримасу, придавшая мне еще более жалкий вид, чем в обычные минуты моего существования.
- Войдите.
- Адам, друг мой! Мне нужно сказать тебе кое-что важное, - он сел напротив меня, вызывающее подняв голову и намекая, чтобы я тоже сел.
- Что-то случилось важное в мое отсутствие? - я сунул свои руки в карманы и с деловитым видом смотрел в окно. Сощурив немного глаза, я пытался найти в уличной толпе для себя что-то очень важное.
- Случилось мой друг, случилось. Элис, твоя секретарша, умерла три месяца назад.
Я развернулся в его сторону. Очень странно было слышать эти слова. Молодая красивая девушка, моя бывшая любовница, умерла? Я ничего не чувствовал к этой женщине. Наш роман длился от силы месяц, и после расставания я уехал на целый год. Но я не думаю, что расставание и мой отъезд каким-либо образом связаны.
- Как это случилось? - сорвалось с моих губ. Сожаление? Нет.
- После родов, ее организм сильно ослаб, она пыталась бороться, но увы, обычный грипп сломил ее. У нее родилась чудная девочка…
- Как назвали?
- Мария. Прекрасное имя. Адам…
- Что?,- в своей души я вдруг почувствовал какое-то угрызение совести, гнев, беспокойство. Я боялся, что сорвусь и натворю дел, о которых буду сожалеть.
- Девочка, твоя дочь. Она не сказала тебе, потому что боялась, что ты растопчешь ее и ребенка. Ведь ты никогда не был связан семейными узами…
Комок в горле застрял, голова затуманилась. Мне пришлось присесть на мой кожаный диван, чтобы не упасть.
- Ты в порядке?, - спросил Керри, положа свою костлявую руку мне на плечо.
Я не мог ответить, в порядке я, или же нет. Что-то перевернулось во мне. Неужели я теперь связан отцовскими нитями с этим ребенком? Да и где доказательство, что это мой ребенок? Может быть, так совпало, что она крутила роман с кем-нибудь еще кроме меня. Нет, невозможно такое.
Я знал Элис как порядочную, добрую девушку с синими глазами, прекрасной фигурой и умением поддержать разговор. Но она раздражала меня своей излишней доверчивостью, нежностью, каким-то приземленным уютом в доме. Я чувствовал к ней лишь уважение, ибо в жизни она пробивалась сама, одна, без родителей, богатых дядей и тетей. Словно одинокий росточек посреди пустыни, она пыталась найти в этом суровом мире хоть каплю вежливости, уважения, тепла. Но ей не повезло, и даже я умудрился ее огорчить, хотя она меня даже и не любила.
- Ты знаешь, где сейчас ребенок?,- спросил я своего коллегу.
- Я и Карла забрали его. Ты действительно хочешь ее увидеть?
Да, я хотел ее увидеть. Хотел посмотреть на то, что получилось. На продукт вечной туманности и искрящегося добра. На кого она больше похожа? Думаю, она красива, как и ее покойная мать. Я лишь посмотрю на нее, и уйду. А позже уеду, подальше отсюда, и забуду о существовании этого маленького человечка.
- Да, я бы хотел взглянуть на…Марию.
-И больше ничего?,- сумрачная надежда мелькнула в голосе Керри. Он надеялся, что я возьму ее себе?
- Нет.
- Поедем сейчас? Карла уже должна быть дома.
- Думаю, поедем ближе к вечеру. Мне нужно разобрать документы, которые скопились за год моего отсутствия.
Керри вышел из моего кабинета, оставив меня снова лицом к лицу со своими темными мыслями. Ребенок. Дите. Плод. Мое произведение. Я не могу свыкнуться с этой мыслью, но…я был рад тому, что после моей смерти, останется на этой грешной земле частичка моего Я, частичка моих трудов и мыслей, частичка моего тела, если кидаться в крайности.
За окном слова молотил дождь, капли жадно впивались в землю, отбивая трагическую дробь. Все оставалось серым, невзрачным. Но я заметил, что на деревьях появились совсем свежие зеленые листочки, пробивавшиеся сквозь кору.
Что-то новое, чудное росло и во мне. Но я не мог почувствовать этого полностью, или хотя бы слегка обнять это новорожденное чувство. Что со мной?
Я подошел к зеркалу, увидел, как сильно потускнели мои голубые глаза, впали щеки, да и цвет лица оставлял желать лучшего.
Через два часа Керри зашел за мной, что-то бурно рассказывая. Я лишь принял во внимание какие-то обрывки фраз о бизнесе, искусстве, о продвижении моих картин в Европе. Мысли, словно молнии, метались в моей голове, и вопреки законам физики, создавали густой туман, заслоняющий всю ясность моего разума.
Я сел на заднее сиденье Audi, дабы не наскучить своим видом моему другу. Заветная минута приближалась. Я встречусь с тем, что носит мою кровь и будет передавать ее своим детям, если у нее таковые будут. Она еще совсем малышка и мало что может понимать. Это даже к лучшему. Не будет слез и острых фраз в мою сторону о том, какой я плохой отец. Но если разложить ситуацию по полочкам, я ли виноват, что Элис не сообщила мне о беременности? Я, конечно, ярый эгоист и скептик, но я остался бы с этой женщиной, чтобы позже не стать мерзостью в глазах Элис.
Мы подъезжали к дому Керри. Все тело стало трясти, как от лихорадки. Я волнуюсь? Я, человек без эмоций и нравов?
- Ты готов, Адам Роус?,- ворвавшись в мои мысли, спросил Керри.
Я не смог ответить внятно, и поэтому лишь кивнул. Мы прошли в дом. Уютная обстановка, громкоговорящий телевизор, запах пирога, такая семейная обстановка и такая чуждая мне.
Карла выбежала нам на встречу, светившаяся счастьем, любимая и довольная этой жизнью. Элис и Карла хорошо общались, но до того как мне уехать, они ужасно поссорились, что было предвестником взаимной вечной ненависти. И эта женщина, носившая под сердцем ребенка Керри, избалованная и слишком утонченная, взяла моего ребенка к себе. С какой целью?
- Я знала, что ты придешь, Адам, - приветствовала меня жена Керри,- мы с Элис разругались, но это совсем не повод, чтобы бросать на произвол судьбы дитя любви.
- Любви? Но…
- Адам, сейчас речь не об этом, а о твоем ребенке. Пойдем, я покажу тебе ее, - сказал Керри.
Мы прошли сквозь длинный освещенный коридор, украшенный разными картинами. Одна из них была моей.
- Только тише, она спит,- прошептал мне мой коллега.
Керри приоткрыл дверь в детскую. Я зашел в комнату, стараясь не шуметь. Маленькая кроватка с розовыми шторками стояло рядом с окном. Вокруг раскидано множество игрушек, которыми Мария особо и не пользовалась. Ребенку три месяца, эта семейка с ума сошла? А если что-то случится?
Я подошел к кроватке. Мое сердце забилось в такт с дождем, который усилился еще больше. Я взглянул на ребенка. Боже, как она похожа на Элис, ее синие глаза, ее пухлый ротик, все было копией Элис. А вот разрез глаз был исключительно моим.
Я боялся дышать, чтобы не разбудить малышку. Чувство благодарности вдруг проснулось во мне, чувство нежности переплелось с моими мыслями, и этот радужный взрыв эмоций повелевал мне взять Марию на руки. Как она сладко спала…
Осторожным движением я отодвинул подобие шторки. Ее милое лицо улыбалась во сне, видно, ей снилось что-то очень хорошее. Я взял ее на руки. Малышка даже не проснулась, не видела меня. Но я почувствовал от нее эту детскую любовь к своему родителю. Я смотрел на нее, изучал все ее черточки лица, и не замечая, я улыбался. Я улыбался в ответ на ее сонную физиономию, которая была так мила и причудлива. Легким движением руки я дотронулся до ее личика. Неожиданно для меня, своими маленькими ручонками, она схватила мой безымянный палец. Я не смел шелохнуться в эту минуту, боясь нарушить ее самое лучшее состояние разума.
Мария приоткрыла свои глазки, и страх опрокинулся на меня всей силой. Мне стало страшно, что она сейчас заплачет, закричит, как это бывает обычно у малышей. Но в ответ, она лишь крепче сжала мой палец, мимолетно улыбнулась и снова ушла в мир сновидений.
На ее голубой пижаме я увидел какие-то капли, и немного очнувшись от транса, я почувствовал, что по моему лицу катятся слезы, и я стою и улыбаюсь этому ребенку, моей Марии.
Мой взгляд коснулся приоткрытого окна, и впервые, в этом городе я увидел пробивающиеся солнечные лучи, играя на лице моего ребенка. Это была самая прекрасная минута в моей жизни.
Я разорву все свои связи с чертовым эгоизмом, с дешевыми куртизанками, перепишу свой бизнес на Керри и заберу свое дитя. Она, тот самый светлый лучик в моей жизни, единственный, кто за все мои сорок лет существования, смог согреть мою душу сладостным теплом. Я обрел свое счастье, я обрел частичку себя. Жизнь теперь не теряет смысла, а городская суета не кажется уже такой скучной и тоскливой.
Я заберу Марию, воспитаю ее, и мы будем счастливы, вдали от этих гулких улиц, лживых людей и прочей гнили, которая, в общем-то, не имеет теперь для меня никакого значения.
Я – счастлив.
P.S Произведение номинировано на премию "Писатель года 2015"