Рассказ из цикла «Ветеринарные истории»
Возрастные ограничения: есть. Но речь идет все же о животных!
Пятница, полпятого. Конец рабочего дня и рабочей недели. За окнами уныло моросит февральский ленивый дождик. Мы с Кузьмичем, попеременно поглядывая на древние, еще советского изготовления часы, режемся в «покер», травим анекдоты и просто, истории из жизни.
Вдруг – звонок. Шеф вызывает в кабинет. С чего бы это? Раньше он такой моды не имел: в пятницу, в полпятого…
Оказывается, ЧП! В Лопанке в частный двор забежал… волк. Влетел с огородов прямо в пустой, как по заказу, раскрытый вольер для «кавказца», где и был заперт бесстрашным хозяином и без особых разговоров расстрелян вызванным им тут же кумом-охотником. Невероятно, но –факт! Мы, раскрыв рты, переглянулись: что-то за серыми раньше такой наглости не водилось. Пришлось нам срочно грузиться в наше спецавто со всеми необходимыми причиндалами для вскрытия и отбора патматериала. Понятно, для чего. Прежде всего – подозрение на бешенство. А это вещь очень опасная: болеют и, к сожалению, иной раз умирают от него и животные, и люди.
Прибыли на место. Матерый волчара, размера немалого, хищно оскалившись, уже околел в луже собственной крови. На деревянном полу того самого, некстати возникшего на его жизненном пути, собачьего вольера.
Ну, что делать? Составили Акт, стали «отбирать материал». Раньше, когда у нас работала своя райветлаборатория, требовалось просто доставить так сказать, хладный труп, туда, а уж там спецы не спеша, в условиях вскрывочной, свое дело сделают: и голову отрежут, и череп аккуратно вскроют, и мазок из мозга приготовят, зафиксируют, высушат, упакуют и доставят в областную лабораторию. Труп сожгут в условиях крематория. Все путем, по законодательству… Как говорится, печаль уже не наша.
Но пришли времена иные, реформаторские, и лаборатория наша канула в лету… И отныне в таком случае полагается, особо не заморачиваясь, голову на месте отделить от трупа, упаковать и отправить, а труп сжечь на ближайшем скотомогильнике. Золу, перемешав с хлоркой, закопать.
Делать нечего, одел я смотровые перчатки, взял в руку большой секционный нож, все, что надо - отрезал, упаковали, отправили. Засыпали там все хлоркой. Шеф приехал, сфотографировал все действо, уехал. Сжечь надо дотла – напомнил еще раз. Глава поселения подсуетилась, пригнала трактор с ковшом. Для вывоза тела, пардон, обезглавленного волчьего трупа. В ковше уже шесть штук старых камазовских скатов. Ну, поехали.
Вот и среди голой посадки заброшенный старый колхозный скотомогильник. Скорее то, что от него осталось. А осталось только название.
Трактор скинул содержимое ковша и тоже уехал.
Мы с Кузьмичем, сложив те скаты стопкой, водрузили на самый верх безголовый волчий труп да и подожгли, плеснувши соляром. Кинули в огонь перчатки, сами дальше отошли, не нюхать же на сон грядущий паленое волчье мясо, не свининка на шампурах!
Сидим, скучаем. Анекдоты травим. Скаты дружно трещат, столб дыма высоко в темнеющее небо уходит. В огромном пламени бедного волчару нашего не видно. Час проходит, другой. Стало совсем темно и холодно, подморозило.
Кузьмич заметно нервничает: я - то местный, и пешком домой как-нибудь доберусь, а он, бедолага, в райцентре проживает, за двадцать километров…
Я беру в руку телефон, набираю кума. « Поехали, - говорю Кузьмичу, -ко мне. Не боись! Покушаем, чем Бог послал, а потом я тебя отправлю. А сюда я завтра утречком подскочу, погляжу тут, что к чему.»
А мы с ним вот так вот, по-простецки, ни разу и не ужинали. Хоть и работаем вместе сколько лет.
Я, едва мы погрузились в машину моего кумашка, жену набираю, так, мол, и так, волчек догорает, Кузьмича ужинать везу! Все путем, в общем-то.
Дальнейшие подробности я, с вашего позволения, опускаю, рассказ сей не о том, как бы… Хорошо мы тогда поужинали, душевно! Да, в пол-двенадцатого, или в пол-двадцать четвертого, кому как нравится, я Кузьмича на такси все же отправил домой. Ибо сам за руль садиться в состоянии, так сказать, сильного алкогольного опьянения, моды не имею.
Но утром, на самой зорьке, щедро ополоснувши лицо холодненькой водицей, помчался на своей старенькой «Ниве» к месту волчьей утилизации. Собрать «неперегоревшие зольные остатки» и предать, так сказать, их земле. Кинул в салон короткие вилы, не палкой же закапывать!
Кострище еще вяло дымилось. Вокруг стоял отвратительный запах этого, знаете ли… Ну, не буду, не буду. Среди огромной кучи серой золы, в которую за ночь превратились шесть камазовских скатов, среди многочисленных петель обгоревшего проволочного корда лежало черное, какое-то голое, здорово обгоревшее, скрюченное и заметно уменьшившееся в размерах, волчье тело. Только из лопнувшей брюшной полости вывалились, пардон, кишки…
Я вздохнул, взял вилы и пошел копать яму. Когда закончил, перенес туда заметно полегчавший труп. Смотрю, а нет головы.
Вернулся, стал копать вилами золу. Нету. Огляделся вокруг – нигде нет ее. Ходил – ходил, нет, не могу найти! Черт! Где же она?
Прошелся по посадке, рылся в прошлогодних бурьянах, раздвигал заросли, поднимал старые, поваленные осенними бурями стволы деревьев – нету!
Вот те раз! А может, это его братья, -осенила вдруг догадка, -забрали головушку его буйную… Да и позавтракали, помянувши убиенного человеками брата своего? А что, жаркое ведь, пахнет далеко! Еще походил-походил, покружил по пустой посадке, нету!
Черт с тобой, животное!
Засыпал хлоркой «неперегоревшие останки», закопал и поехал восвояси.
И уже только после обеда, когда немного поутихла головная похмельная боль, вспомнил вдруг, что сам же своими руками ту проклятую голову и отрезал вчера! И погружал в бюксу! И ставил в наше спецавто!
Граждане-коллеги! Отрезая головы плотоядных для лабораторной диагностики бешенства, не теряйте, пожалуйста, свои!
P.S. А волк тот оказался не бешенным. Его просто загнали в огороды охотники, вот он и влетел во двор.
Где ж голова твоя была, Серый?