Бомж хромает по улице. Чистой. Красивой. Городской.
Сколько ему? 30? 40? 50? Непонятно. Тело и лицо спрятано под слоем грязи, лохмотьев и жизненных невзгод.
Мимо спешат на шпильках, в галстуках, с навороченными сотовыми и специально модными рваными джинсами.
Бомж идет в центре этой спешащей толпы. Против её «потока». Но люди, кажется, не замечают его. При всей своей яркости серые, безликие. На автомате обходя бомжа.
Мусорка. Роется. Достает недоеденный пирог. Оглядывается.
Неподалеку ветхая старушка продаёт хилую герань в потёртом горшке. Явно со своего подоконника. И какие-то старые книги.
Мимо нее несётся толпа хорошо и плохо одетых. Молодых и старых. Но главное – сытых.
А она стоит одна. С геранью. И стопкой старых книг.
Внезапно их этой лавинообразной толпы приостанавливается хорошо одетый молодой человек, который с кем-то разговаривает по телефону. Одной свободной рукой неуклюже достает 100 рублей, не прекращая разговаривать по телефону, протягивает бабушке деньги. Та благодарит, протягивает герань. Парень улыбаясь, отрицательно качает головой. Убегает дальше по своим делам.
Растроганная старушка крестит его вслед, торопливо прячет деньги и деловито предлагает герань уже другому «покупателю».
Бомж насмешливо кхекает. Обрадованный тем, что в мусорке оказался недопитый пакет кефира, вооружившись остатком пирога, идёт дальше.
Сворачивает за угол.
Подходит к мусорным бакам, расположенным за магазином, но с черного хода выходит хозяйка. Грузная, с тяжелым взглядом и характером. Выходя, она уже ругается с кем-то в подсобке. Поворачивается, видит бомжа и переключает ор на него.
Бомж с интересом смотрит на женщину. Послушно уходит.
А та всё орёт, орёт, словно, не замечая, что и орать-то уже не на кого.
Бомж идёт по парку. Оглядывается в поисках пустой скамейки. Но все уже заняты. Лишь одна относительно свободна. На её краю с книжкой в руках сидит молодая мамаша с ребенком, который хнычет, сидя в колясочке.
Бомж, как можно «интеллигентней», присаживается на другой край скамьи, чтобы спокойно поесть.
Мамаша бросает на него недовольный настороженный взгляд. Бомж извиняющее улыбается. Внезапно годовалый малыш перестает хныкать. С интересом смотрит на бомжа и начинает радостно смеяться, гугукать и махать бомжу ручкой.
Грязных губ бомжа касается легкая улыбка.
Легкая улыбка Христа на иконе. Церковь.
Бомж с интересом смотрит на икону, затем замечает стол, на котором прихожане оставляют еду.
Пока никто не видит, бомж прячет за пазухой булку. Это замечает женщина, служащая в церкви.
В возрасте, худосочная. В длинной черной юбке и цветастой косынке.
Эмоционально жестикулируя, она ругается на бомжа, за то, что тот тайком взял хлеб.
Булка хлеба рукой бомжа ставится на стол. Тут же рядом на столе оказывается тарелка супа.
Подсобка при церкви.
Всё та же худосочная и строгая, требует, чтобы бомж тщательно вымыл в умывальнике, который висит здесь же руки, перед тем, как сесть за стол. Бомж торопливо моет руки, ест, с благодарностью улыбаясь хмурой хозяйке.
Грязные красовки, с оторванной подошвой, приделанной скотчем, обмотанным вокруг ступни на несколько раз.
Бомж поднимается по лестнице стандартной пятиэтажки. Обшарпанные стены с надписями «Оля + Вова =» и дальше затертое нецензурное слово.
Бомж стучится в одну, затем вторую, третью дверь. Не открывает.
Последняя дверь и последняя надежда.
И снова никакой реакции.
Бомж садится на верхнюю ступеньку.
Невольно охватывает безнадёга.
Звук открывающегося замка.
Пухленькая, уставшая, без возраста. Протягивает ему, молча, кусок пирога, несколько вареных яиц и литр молока. Также молча закрывает дверь.
Лицо бомжа снова озаряет улыбка.
Ночь. И холод. Несколько бомжей греются у костра возле свалки. В углу лежит осунувшийся старик. Забытый всеми: друзьями и даже собственными детьми. Выкинутый, как ненужная вещь на улицу.
К нему подходит бомж. Кладет рядом продукты.
Старик с удивлением смотрит на еду, словно она взялась из ниоткуда. Набрасывается с жадностью на нее. Абсолютно не замечая, что рядом с ним, приобняв согнутые колени, задумчиво глядя на костер, сидит бомж.
На первом плане – пламя костра.
На втором: счастливый старик-бомж, с жадностью кусающий пирог. И абсолютно не замечающий, что рядом с ним, на месте знакомого нам бомжа, сидит в сером древне-еврейском хитоне молодой мужчина лет 33, с чуть вьющимися типично еврейскими волосами и грустными глазами, которые всё же с надеждой глядят на этот мир.
Затемнение экрана.
Закадровый голос и текст:
Тогда праведники скажут Ему в ответ: Господи! когда мы видели Тебя алчущим, и накормили? или жаждущим, и напоили? когда мы видели Тебя странником, и приняли? или нагим, и одели? когда мы видели Тебя больным, или в темнице, и пришли к Тебе? И Царь скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне.
Мф. 25, 37-40