Человек не только любит удивляться,
но и удивлять других.
К. Ушинский
Отслужив в армии, Павел вернулся в родные места, раскинувшиеся по Присаянью. Вековечная тайга, горные реки и воздух, которым не надышишься вдосталь, - все это великолепие во время беспокойной пограничной службы нет-нет да вспыхивало в сознании, неудержимо влекло к себе. Отпраздновав возвращение на отчую землю, демобилизованный служака обратился к свояку, Антону Иосифовичу, возглавлявшему Итейский лестрансхоз, с просьбой о содействии в трудоустройстве.
- Есть для тебя работа, - отвечал Антон Иосифович, - езжай-ка, браток, в Ишедей, там назначу тебя директором лесопункта.
- Директором? – переспросил Павел, - Нет уж, уволь, я не справлюсь.
- С чего ты решил, что не справишься? Сам смотри, техникум закончил по специальности, дело знаешь, в армии дослужился до командира отделения, вот и командуй.
- Легко сказать – командуй. В армии-то был молодняк, а в Ишедее – матерые мужики, в отцы годятся, таежники, спецпоселенцы, а бывших зэков сколько! – возражал Павел. – Какой я для них авторитет?
- Конечно, народ там серьезный, но и ты парень не промах, - спортсмен, комсорг, пограничник! Подберешь к работягам ключик, и пойдут дела…
Так молодой специалист начал трудовую деятельность в директорской должности. Как он и ожидал, лесоповальщики встретили назначение юного начальника с нескрываемым недоверием, которое сквозило в насмешливых взглядах, в пренебрежительном тоне разговора. Дошли даже слухи, что его прозывают сосунком! Надо было срочно выправлять положение, Но как!?
Подходящий к тому случай подвернулся молодому руководителю там, где он и не ожидал – в поселковой бане. Общественное моечное заведение в поселке было весьма почитаемым местом и поставлено основательно, так, чтобы после принятия гигиенической процедуры обновленная душа ликовала и радовалась богом дарованной жизни. Там-то в мужской банный день Павлуша встретился лицом к лицу с мужиками из числа подчиненных, находившихся, как и он, в чем мать родила. Нагота подчеркивала молодость начальственной фигуры, терявшейся среди кряжистых великанов. Мужики с подчеркнутой вежливостью выдали «сосунку» распаренный веник и пригласили в парилку.
Хлестание тел душистым веником – апофеоз русской бани. Какой потомок славянской породы не испытывал наслаждения от березовой экзекуции в горячей воздушной среде, когда на каждый взмах связки распаренных веток разгоряченное тело отзывается благодарностью? В первом заходе парильщики слегка прогревались, подготавливая организм к нагрузкам. Кто-то полегоньку плескал из шайки водичку на раскаленную каменную груду, другие вели неторопливую беседу.
- Федя, говорят, ты намедни с медведем боролся али как? – подкидывал затравку к разговору один из парильщиков.
- На фига бы он мне сдался, такой борец? – загудел Федор, откликаясь на вопрос. – Так хитрюга же! Даром что зверь.
- Что ли умней тебя? – подначивал тот же голос.
- А понимай как хошь. Пошел, стало быть, я налегке стрельнуть какую живность. Собак взял. Шел уж второй час, откуда ни возьмись, он нападает на меня сбоку.
- Как же ты просмотрел косолапого? Не впервой, поди, в тайге-то.
- Говорю, хитрюга! Затаился он за толстым стволом сосны. Пока я шел к сосне, он вокруг нее потихоньку передвигался, - прятки со мной устроил! Вот стервец! А как я поравнялся, он и напал.
- Даже ружье снять не успел? – похоже, слушатель наизусть знал историю о единоборстве с медведем, но Павел и без того понимал, что разговор затеян неспроста, а ему, начальнику, в назидание.
- Как двинул лапой, так ружье и отлетело. А потом сгреб меня и норовит к себе прижать, только мне такие обнимки были ни к чему. Уцепился я за шкуру и уперся прямыми руками в грудь, чтобы он не подтащил к себе, только чуял, как когти в плечи впиваются, - рассказчик вытянул перед собой ручищи со сжатыми кулаками, каждый с чайник, показывая, как он отстранялся от наседавшего медведя. Глядя на могучие плечи и конечности таежника, Павел живо представил себе картину противостояния титанов, сошедшихся на лесной тропе.
- И долго вы упирались? – раздался голос нетерпеливого слушателя.
- Пока собаки не подоспели, а то бы не сдобровать. Насели они сзади на топтыгу и рвут за задницу. Едва тот отмахнулся от лаек, я и вырвался. Схватил ружье, и мишка приказал долго жить, токо когтистые отметины мне на плечах оставил.
Павел почтительно посмотрел на Федины плечи, украшенные еще не зажившими бороздами. Поведанная история добавила меланхолии новичку. Как ему совладать с такими медвежатниками? Не на медведя же самому идти… Между тем настало время настоящей парилки, от которой, как говаривали, уши скручивались в трубочку. Похлестались вениками, испытывая непередаваемое наслаждение от шелестящих хлопаний по раскрасневшемуся телу. Павел из последних сил крепился и напускал на себя форсу, не покидая верхнюю полку. Изможденные мужики один за другим покидали банное пекло.
- Ишо поддать? – спросил Федор, оставшийся в парилке наедине с маленьким стойким начальником.
- Смотри сам, - беспечным тоном ответил Павел, наметивший тактику дальнейших действий, - Когда останусь один, попарюсь в свое удовольствие.
Федор был поражен ответом самонадеянного новичка. Он, худосочный мальчишка, надумал перепарить таежников! Каким же настырным оказался начальничек! Медвежатник уважительно глянул на упрямца, с невозмутимым видом сидевшего рядом. А парилка брала свое. Сердца парильщиков бешено трепыхались, испытывая непосильные нагрузки, обильный пот стекал по телам, горячий воздух обжигал легкие. «Что-то раны заныли», - виновато произнес Федя и двинулся на выход.
Этого и ждал начальник лесопункта! Едва Федя вышел к отдыхающим дружкам, как в парилке раздались звуки, оповещавшие о бурной деятельности неугомонного любителя жаркого пара. Яростное шипенье воды, хлесткие удары веником, истошные крики, доносившиеся из-за двери, сливались в единый шумовой эффект. Завсегдатаи парного заведения растерянно переглядывались между собой. Что он там, в конце-то концов, не с ума ли сошел? Не железный, все-таки…
Тем временем, спасаясь от невыносимого пекла, Паша сидел на полу и ожесточенно колошматил веником по нижней лавке, подбрасывая на печную каменку по черпаку воды и издавая отчаянные вопли. Не забывал холодной водой окатить разгоряченную голову. Затем постановщик спектакля для публики, находящейся за дверями, принялся гроздьями обдирать с веника пропаренные листья и разбрасывать их, куда ни попадя, создавая листопадом впечатляющую картину состоявшегося самоистязания. В завершение всего, жаждущий признания коллектива начальник нещадно, с протяжкой по телу, отхлестался ободранными ветками, пока его худые плечи и ребристые бока не покрылись кровянистыми бороздками, такими же, как у Федора. Здесь-то он вопил по всамделишному.
Наконец, триумфатор вышел к компаньонам, исполосованный прутьями и предусмотрительно облепленный березовой листвой. Притихшие мужики услужливо поставили Павлу бутылку пива. Не отрываясь от горлышка, парильщик перелил в себя содержимое стеклянной емкости.
- Павел Александрович, Вам еще пивка? Так мы быстро организуем,- предупредительно обратился Федя к признанному победителю.
- Спасибо, братцы, больше одной я не пью, - благодарно отозвался Павел Александрович.
На следующий день Ишедей был переполнен слухами и пересудами о необыкновенной крепости нового директора. Рассказывали, что приезжий молодой начальник не только перепарил самого Федю, но и измохратил пять веников и так поддавал жару, что стенка каменки не выдержала температурных напоров и треснула.
С того банного дня авторитет молодого директора, словно по мановению волшебной палочки, вознесся на небывалую высоту. Коллектив лесопункта трудился слаженно и напористо, подавая другим пример к лучшему. Павел же раз и навсегда взял себе за первое правило руководителя простую формулу – если хочешь какого-то движения от подчиненных, сделай его поначалу сам. Только в баню с ними он больше не ходил.