Миром правит произвол,
справедливость же только на сцене.
Ф. Шиллер
В малоизвестном местечке Нижегородской области отбывал тюремные сроки Ерема, простоватый сельский мужичок, оказывавшийся жертвой собственных потешных выходок. Осужденный, имевший склонность к экстравагантным поступкам, сам не понимал своих прегрешений перед обществом, за которые раз за разом угождал за решетку. Впрочем, предоставим возможность читателю самому определить степень Ереминой вины перед людьми, имевшими неосторожность вступить в контакт с неисправимым баламутом.
Ерема работал колхозным пастухом. Работал как мог, получая за хлопотливое опекунство над рогатым стадом полагающиеся гроши. Вызвал его как-то к себе председатель колхоза и высказал претензии в том, что надои молока в стаде падают. «Как ты их пасешь, почему надои низкие? – допытывался председатель, - Давай, займись поголовьем, покажи мне, на что ты способен».
Думал Ерема, думал, как пасти ему жвачных подопечных, как продемонстрировать председателю пастушье искусство, и припомнился ему фильм, где такое же колхозное стадо где-то на берегу южного моря заполонило благородный особняк, устроив в нем шикарную вакханалию. Умилительные картинки лучшей советской комедии и раньше не давали Ереме покоя, а тут председательский разнос весьма кстати надоумил его устроить бычий визит в сельское правление.
В ближайшую смену поволжский пастух пригнал поутру мычащих и блеющих подопечных в центр села. Шумное стадо крупного и мелкого рогатого скота разбрелось по деревенской площади, перекрыв дороги и пешеходные дорожки. Предоставив стаду свободу передвижения, Ерема ухватил быка за кольцо, продетое через ноздри, и повел его за собой в колхозную контору. Племенной бык охотно шествовал по коридорам опрятного заведения, принимая его за новую скотоводческую ферму и разгоняя по закуткам перепуганных встречных людишек. За стадным вожаком увязались две любопытные козочки, придавшие делегации парнокопытных дополнительную экстравагантность и представительность. По прогибающимся деревянным ступенькам поводырь завел парнокопытного тяжеловеса на второй этаж сельской управы и направился с ним в председательский кабинет. Для пущего эффекта поводырь пропустил быка "на прием к начальству" впереди себя.
Заслышав тяжелый топот, председатель поднял голову на незваного посетителя. Но Боже! Перед ним стояло... рогатое чудовище! Эффект, заготовленный Еремой, превзошел все ожидания. Хозяин кабинета, не помня себя от ужаса, живо сорвался с руководящего кресла и стремглав сиганул в открытое окно. Не обладая акробатическими навыками, он при столкновении с землей поломал себе обе ноги. Длительное излечение председателя, предпринявшего попытку научить Ерему обхождению с рогатыми животными, пагубно сказалось на темпах уборки колхозного урожая. В инциденте привода быка в председательский кабинет прокурор усмотрел покушение на жизнь руководящего работника районного значения, отягощенное "парализацией транспортных путей и общественного порядка села путем пригона на его улицы колхозного стада". Так Ерема получил первый тюремный срок, оставшись в недоумении от неожиданного исхода показательного аттракциона, устроенного в колхозной конторе с племенным быком на поводу.
Отсидев присужденный срок, пастух вернулся в родное село. Но понесенное наказание не затронуло нравственные струны, придававшие Ереминой личности неповторимый шарм, потому и в замысловатой судьбе романтика сельских будней случился новый зигзаг, шокировавший односельчан. Началось с того, что в Ереминой голове засвербила назойливая мысль о неверности жены, надолго остававшейся в супружеском одиночестве. Ждала ли она несчастного муженька, томившегося в неволе? Отчего он застал ее такой веселой в день возвращения?
Думал Ерема, думал, как проверить женушкину преданность и приготовил для нее леденящий душу натюрморт. В столе вырезал отверстие, через которое можно было просунуть голову. Такую же дыру выстриг в скатерти. Затем окропил скатерку кровью заколотого бычка, расстелил ее по столу, под которым уселся на чугунок, и просунул голову через окровавленное отверстие. Картина выглядела впечатляюще – на белой скатерти, залитой кровью, лежала отрубленная голова, посреди комнаты брошен окровавленный топор…
Ерема терпеливо ждал возвращения жены. Посмотрю, думал Ерема, насколько она опечалится или так себе, махнет на голову рукой и только… Вот и разберусь, как она меня любит и жалует, заодно и шутка будет отменная… С теми навязчивыми размышлениями актер-затейник погрузился в глубокий сон.
Жена задерживалась. Вместо нее по каким-то надобностям пришла соседка. При виде отрубленной Ереминой головы с соседкой приключился шок, и немудрено было ей, лишившись чувств, свалиться на пол возле топора.
Соседкин муж, не дождавшись возвращения супруги, пошел за ней следом. В доме пастуха он был потрясен картиной жуткого безмолвия, но, проявив завидное самообладание, выявил у бесчувственной жены признаки жизни и в сложной криминальной обстановке предпринял должные меры. Сосед перенес супругу домой и сообщил участковому милиционеру о кошмарной кончине известного по всей деревне пастуха.
Участковый срочно вызвал следователя из района, и представители власти явились на место трагедии века. Они составили протокол с описанием неслыханного в округе злодейства, посчитав на этом свою часть оперативно-следственных мероприятий выполненной.
- С головой-то что делать? – робко спросил участковый у бывалого сыщика.
- Сунь ее в мешок да положи в угол у выхода, - распорядился тот.
Деревенский детектив аккуратно расправил мешок для страшной поклажи и, опасливо взявшись за уши отсеченной головы, попытался ее поднять, но без успеха. Потянул сильнее. Вдруг голова открыла глаза и строго сказала: «Положи на место!». Участковый, человек немолодого возраста, зашатался на подкосившихся ногах и схватился руками за сердце. Голова внезапно исчезла в кровавом провале столешницы…
Следователь подхватил повалившегося напарника и усадил его на стул. Пока оробевший сыщик из района заглядывал в окровавленную дыру, отыскивая там исчезнувшую голову, из-под стола выбрался улыбающийся Ерема, весьма довольный розыгрышем, устроенным над невесть откуда взявшимися посетителями в милицейской форме. Но артист домашней самодеятельности быстро понял, что должностное лицо не разделяет его благодушия.
Офицер вытащил из кобуры пистолет:
- Где труп?
- Труп – это бычок, - дал признательное показание Ерема, имевший ценный опыт сотрудничества со следствием.
- Где бычок?
- Во дворе под навесом.
Сыщик защелкнул на шутнике наручники и осмотрел место забоя бычка. Затем он организовал доставку участкового, нуждавшегося в экстренной медицинской помощи, в районную больницу и принялся составлять новый протокол, где пострадавшим значился прибывший для разбирательства убийства участковый милиционер, а обвиняемым – рецидивист Ерема, устроивший иллюзион с отсечением собственной бесшабашной головы. Театр одного актера подпал под уголовно-судебное производство.
У участкового, поступившего в больницу с признаками сердечного недомогания, был выявлен инфаркт миокарда. Поскольку пациент получил тяжелое заболевание при исполнении служебных обязанностей, оплата его больничного листа возлагалась на государственные органы, что усугубляло положение ловкого мистификатора самообезглавливания. Известно также, что судебная фемида даже с завязанными глазами ухитряется склонять весы правосудия в пользу государственных органов. Показания соседки, отделавшейся при встрече с Ереминой головой испугом, толковались в пользу обвиняемого, но не были приняты судом во внимание, равно как и право обывателя на частную жизнь и неприкосновенность жилища.
Так актер домашнего театра схлопотал мудреную статью Уголовного кодекса, не имевшую никакого отношения к любительским постановкам местной самодеятельности.