Августовская ночь

Иван Любчич
Когда на улице жарко и август в самом разгаре, так и хочется залезть в ванную, полную прохладной воды и не вылезать оттуда, пока не наступит сентябрь. Окна, прикрытые деревянными ставнями, старше меня втрое, а то и больше, не пускают в дом горячий воздух. А тот, так и старается хоть через крошечную щель попасть внутрь. Слышно, как бегает мышь на чердаке, и ухают совы на большом ореховом дереве. Весь огород перед бабушкиным домом усеян самыми разнообразными цветами, которые, как раз после заката солнца начинают благоухать так, что вблизи наворачиваются слезы. На растянутой проволоке вьется виноград, а его большие зеленые кисти, вскоре сменят свой цвет на синий или фиолетовый. В огороде копается крот. Даже сейчас, я, одев старые кроссовки и взяв заранее сложенный рюкзак с кучей всего интересного, я вижу, как он выбрасывает наверх черную плодородную землю. Она, как нельзя лучше подходит для посадки рассады, молодых комнатных растений. Над небольшой лампочкой, что горит у отца возле двери, вьются ночные мотыли, и некоторые достигают поистине устрашающих размеров. У меня в доме храниться коробка, где мы с отцом складывали пойманных жуков и бабочек – две из них – ночные мотыли, размеров с добрую пачку сигарет или даже больше. Я выхожу из двора, и медленно, по мокрой траве от ночной росы, направляюсь мимо крошечного прилавка, что служит рынком для бабушек, продающих здесь сыр и молоко, мимо старой церкви, возле которой уже лет десять, как выкопан фундамент для новой, мимо старого радиозавода и больницы, лет двадцать, как не принимающих пациентов, мимо старого грузовика, что навеки застыл здесь, остановленный ржавчиной, к мосту, ведущему наверх, к действующей больнице, источникам, из которых бьет железная вода и к свободе. Вам никогда не передать в печатных строках то пьянящее чувство, когда ты стоишь на горе, во все стороны от тебя раскинулись поля, а внизу в ложбине спрятался город. Не город, а городок, в котором живет так мало людей, что все превосходно знают не только друг друга, но и их родословные, а любое происшествие, сразу запоминается – всерьез и надолго. Я любил просыпаться так рано утром, когда все спят. С одной стороны – это тишина, поскольку даже в маленьком городке может стоять такой шум – автомобили, строительство, крики на рынке. А утром – тишина. А с другой стороны – я очень любил собирать грибы. А грибы любят тишину. И в тишине, я приносил не одну корзину или пакет с грибами. Корзину я любил больше, поскольку она хоть и громоздкая, а все же создавала ту атмосферу, когда ты приносишь домой целую корзину грибов, выбираешь лучшие из них и укладываешь наверх, чтобы сфотографировать. Возвращаясь, ты спускаешься к родникам, где течет вода, обогащенная железом. Из-за этого она кажется грязной и рыжей, но как раз тогда восходит солнце, и вода сияет в его лучах. Просыпаются птицы, заводя свои музыкальные трели и вода из железного родника тебе кажется кристально чистой и вкусной. Ты возвращаешься, проходя через старый радиозавод обратно, стараясь долго рядом не задерживаться, поскольку там всегда темно и холодно даже в самые жаркие дни, а выбитые окна и свист ветра в пустых дверных проемах даже в солнечный день нагоняет жуть. Ты проходишь рядом с большой плитой из камня, на которой выбито имя и фамилия польского полковника, убитого здесь казаками и похороненного возле старого польского костела. И вот, ты опять дома, как раз, когда все просыпаются, солнце уже полностью показывается из-за горизонта, а кролики и свиньи ждут, что их будут кормить. Люблю августовские ночи…