Что помнится из своей причастности к боксу

Владимир Лагутов
   Долго и тяжело пишется эта книга, скорее моих воспоминаний о своем детстве и юности в Оренбурге, нежели официоз новой школы бокса. Что я помню из того времени? Лютые морозные зимы под сорок градусов и скрип снега под
ногами, искрящийся снег вокруг в играх отраженного света фонарей или редких проходящих машин.

  Школьные залы, в которых моих сверстников и боле старших ребят тренировал мой отец Виктор Ильич Лагутов. Это уже потом, став постарше, и пройдя весь свой жизненный путь, я узнал, что не по его желанию, а по сложившимся обстоятельствам жизни он был вынужден практически всю свою жизнь скитаться по школьным залам и подвалам, куда его пускали скорее вопреки бытовавшим
правилам, видя его бессеребряность и страсть тренировать ребят и готовить из них классных спортсменов.

  Годы и десятилетия целенаправленного труда закономерно сложились в неприкасаемый авторитет у тех кто понимает толк в спорте и вызвали столь же высокую степень отвержения сложившимися околоспортивными дельцами, которые представляли официальный спорт и были штатными руководителями и тренерами в боксе. Причины этого явления не только в традиционной зависти серости к талантам и трудовым достижениям более трудолюбивых коллег, но и в самом укладе той лицемерной жизни страны, о которой было не принято говорить в силу жестокого правящего, как теперь модно говорить, тоталитарного режима. Этот режим прошел катком по судьбе моих близких и моей, не дав мне братьев и сестер, не позволив и мне занять достойное место в обществе.

  Что я помню из прошлого, из 1950-х годов в Оренбурге? Реку Урал, высокий берег с многомаршевой лестницей от моста между городом и Зауральной рощей. Мы с отцом практически  каждый летний день к вечеру ходили на спортивную базу напротив набережной у моста, где он тренировал боксеров, а я в силу своей несознательности в тот период относился достаточно легкомысленно к тренировкам. Как лютая зима в Оренбурге, так и жаркое лето навсегда оставило свой след в воспоминаниях. Какой либо тяготы от тренировок не было, в меру сил, как теперь понимаю, отец знал, что у меня был порок сердца и особенно не нагружал. Да и были весело и уютно в кампании сверстников заниматься по паре часов боксом в вечернее время перед закатом, когда солнце не палит и когда с особенным наслаждением погружаешься в речную воду после тренировки.
Жизнь была яркая и чудесная своей молодостью.

   Для отца это была его жизнь. Днем он работал поначалу архитектором в администрации, а потом главным инженером проекта в институте "Южгипросельхозстрой". Всю жизнь инженера на одном месте, когда все его бывшие подчиненные обходили его по карьерной лестнице и становились директорами, а он, обладая заведомо большим знанием и опытом, был вынужден сидеть на своем месте и отдаваться своей страсти юности и всей жизни - любимому боксу. Много позже стала понятна причина такой несправедливости нашего общества - репрессии к тем кто думает иначе и имеет свое мнение. У
него и статья была знаменитая 58, даже не за слова против политического режима, а за музыку. Редкого везения человек оказался - живой в жерновах концлагерей для своего народа, потому и радовался возможности жить. И
ведь каторжным трудом своим не только в концлагере "Жигули" под Самарой, в ту пору город Куйбышев, но и в проектном институте и спортивной жизни он доказал свою правоту иметь свое мнение.

   Не повезло, скорее, стране, которая лишилась нескольких олимпийских чемпионов, возможных, так как воспитанники "врагов народа" тоже особо не имели шансов на честное  судейство и, тем более, на честный отбор на
соревнованиях и формированиях команд.

  От того светлого времени начала моих воспоминаний помню ринг посреди поляны, на котором мы каруселью пораундно работали против Пети Скорика, обладавшего исключительной выносливостью и способного без устали работать
несколько раундов, отбиваясь и нападая даже одной рукой. Он так и прошел всю свою жизнь в боксе в преддверии больших побед, но двери ему так и не открылись, да и не по его вине. В те годы не было возможности хода к успеху в любом виде деятельности в равных и счетных условиях.

  Из нескольких десятков боксеров того времени в памяти остались не менее яркие фигуры - Витя Безмельницын, Толик Попов, да много их из моей юности, черты который стираются в памяти через полвека. То были своего рода артисты, и мы были самыми благодарными зрителями и соучастниками их побед. Особенно, когда на кураже прямыми встречными ударами опрокидывали соперников в разгар атаки, ловя их на прыжке, и вынуждая на обратное сальто-мортале. Редко кто вставал на ноги сам после такого кульбита.
   
  Став чуть постарше, к концу школы, уже не №23 в Восточном поселке, где преподавала русский язык и литературу моя мама, а №64 недалеко от дома, мне помнится пыль дорог в пойме Урала. Тогда наш новый дом - первая хрущевка в
Оренбурге была далеко за окраиной города, почти рядом с Восточным поселком. Вся улица строителей тогда была поставлена прямо на кладбище между Восточным поселком и городом. Но о том мы узнали позже. Первый раз, зимой, через сугробы от конечной остановки троллейбуса мы бесконечно долго добирались до
громадины дома среди сугробов. Это был конец 1950- начало 1960-х годов.
   
   Сейчас это самый центр Оренбурга и его проспектов вдоль набережной поймы Урала, так по крайней мере видно из космических снимков. И изгиб лука из двух проспектов вдоль Урала приходится на мой дом, а улица Стротелей чуть ли не стрела, направленная на север от Урала.

  Середина и конец 1960-х годов, время моего окончания школы, отъезда на учебу и изнурительных тренировок в самое летнее пекло по пыльным дорогам вдоль цепочки озер - остатков старого русла Урала. До озера Микутки и
обратно вдоль лесополос. Сколько пота там осталось уже трудно и представить. Больших успехов в боксе я не достиг, по причине отъезда на обучение из Оренбурга в Москву и на Дон, так и остановился на кандидате в мастера спорта, в отличие от моих друзей и воспитанниках моего отца.

  Приезжая ежегодно с Дона на Урал к родителям, в редкие разы встреч с ними, оставалось только радоваться тем, кто как и отец, целенаправленно шел через труд и пот в боксе. Из моих сверстников и однокашников из №23 и №64 школ до сих пор в памяти почти одноклассники Ваня Охмак и Лева Свердлов. Лева вообще феноменальное явление для бокса, так как, не обладая хорошим  здоровьем по натуре не склонным к дракам и, тем более, не способным ударить человека, он показывал и на тренировках, и в боях на ринге великолепное и артистическое зрелище успешной защиты при полном отсутствии силового удара. Для меня он так и остался примером высокого спортивного мужества, того, что труд в спорте и желание достичь результата, дает свои плоды. 

  Когда отец приезжал с ребятами на чемпионат СССР по боксу в Ростов на Дону в 1970-х годах, помнится, мы с товарищами, тогда тренировавшие боксеров в Новочеркасске, специально ездили на Леву смотреть, как мастерски и зрелищно он работал на ринге и ведь заслуженно стал мастером спорта, причем выдающимся в столь редкой для бокса манере ведения боя.

   И как то незаметно я впитывал в себя то искусство новой школы бокса моего отца - Лагутова Виктора Ильича. Только теперь я представляю себе тот титанический ежедневный труд его во славу спортивного бокса, человеческой воли, и настойчивости в достижении поставленной цели. И моя задача не
совершить второй раз ошибки в своей жизни и оставить труды отца по искусству бокса для приходящих в этот мир. И меня уже не пугает перспектива, что столь уникальная методика подготовки боксера высокого класса попадет в нехорошие руки. Чтобы ею овладеть, требуется труд и пот нескольких лет, и вряд ли человек недостойный способен пройти через систему подготовки новой школы бокса без ориентирования по цели высокого искусства в спортивном боксе, а не в коммерческом - профессиональном, подавления соперника любой ценой.