…Ребятишки потянулись к школе. Учебный год давно закончился, но вся немногочисленная детвора Улус-Шульги спешила к старому зданию, окружённому тополями и елями. Старшие тянули, тащили маленьких, те в свою очередь волокли на верёвочках игрушки. В довершении картины за одной из групп задрав хвост трубой, шёл кот. К « мамаше» потянулись, потянулись как цыплята к наседке.
Кажется, в 2003 году привёз Кондратий Гаврилович молоденькую учительницу. Кроме диплома педучилища да старенького демисезонного пальто у Алёны Ивановны ничего не было. По слухам и вез председатель её из города на свои деньги. А где он её нашёл, осталось секретом даже для его жены.
Бывает, имя накладывает свой отпечаток на образ человека. Алёнка, Алёна. Случайно встретив эту худенькую большеглазую девушку, всякий отметил бы очарование образа. А заглянув в её большие, по-детски удивлённые глаза, наверняка бы задумался, из какой же она сказки? Кто дал ей такое имя? Может, отец с матерью, которых она не знала, может бабушка, её воспитавшая? Но как это имя и образ ассоциировался с красотою и добротой душевной.
Да, точно, в 2004 появилась эта «принцесса на горошине». Всей деревней тогда обставляли и приводили в порядок ей школьную квартиру. Жила она временно у председателя. А там, чтобы свою постоялицу приодеть к школе, жена председателя основательно перетрясла свой гардероб. Габариты Ильиничны, а следовательно и размеры её нарядов, позволяли для худенькой Алёнки перекраивать, урезать и ушивать добротные вещи Брежневской эпохи, давая волю творческой фантазии. Ильинична в портновском деле слыла отменной мастерицей, а посему, приодетая учительница смотрелась как куколка.
В одном классе все четыре класса: и первый, и второй, и третий, и четвёртый. Председатель сельсовета в начале учебного года несколько раз заходил в школу. Клавка, техничка, говорила: "Постоит у двери послушает, улыбнётся и довольный уходит".
Шурка в первое время удивлялась потребностям учительницы в носовых платках, мыле, туалетной бумаге. Потом уж поняла, кого Алёна обихаживает. А ребятишки - они к добру тянутся, как подсолнухи к солнцу. Как и чему учила, никто не контролировал, но дети за полгода преобразились: и опрятней стали, и как-то дружней, и добрей. Старшие опекали маленьких, а те, сопя носами, глотали знания сразу и за первый, и за четвертый классы.
Сама Алёна Ивановна ещё больше расцвела. И жених нашёлся ей, пусть не королевич, но парень хороший. Первый год народ ждал свадьбы, потом все как-то привыкли, живут да и живут. Гришка погиб зимой пятого года. В ветер лес валили. Крутануло лесину, а снегу по пояс - не успел отскочить. Сразу насмерть. На похоронах Алёна не плакала, а вот потом уж, сколько лет могилку всё обхаживает, а всё с мокрыми глазами.
Тогда ещё Гаврилович и Ильинична живы были, а она у них как дочь была. Поддержали они её. Правда, через год пришлось Алёне и на их могиле цветы высаживать. Посерела лицом, ссутулилась и всё больше в школе с детьми, а уж те-то её как любили!
А потом случилось это. Деревня-то маленькая, все сразу и узнали. Ванька Стребков нагловатый пронырливый мужичонка подрядился в школу дрова колоть. Зимой темнеет быстро, а в темноте как колоть можно? Так видимо и подумала Ванькина жена. Пошла узнать, куда мужик мог запропаститься? Дверь на крючке. Без задней мысли потянула Галина дверь, крючок соскочил. А они в постели. Галина из кержацкой породы, женщина крепкая. Ванька босиком без трусов утёк, а училке куда бежать? Недели две в платке, надвинутым на самые глаза ходила.
Три года назад и у Шурки эта «беда» случилась. Всю ночь выскакивала, прислушиваясь. Пашка из района не вернулся. Мало ли что в дороге может случиться? Ноябрь, дни короткие, снег, гололёд. Машина не новая, а порожняком Павел не ездил, да ещё и пассажиры попадались. Приехал уже утром, заметно измученный. Слава богу - живой. Что-то с помпой случилось. Накормила, уложила спать, сама на работу.
Бабка Степанида поинтересовалась, почему Пашкина машина всю ночь у школы стояла. Под утро прошёл небольшой снежок, и следы УАЗика от школы до дома были хорошо заметны. Посидела на кухне, выпила полстакана, посмотрела на спящего мужа и отправилась в школу.
Не верилось Александре, оно ведь, Пашка в отцы учительнице годился, да и не замечала она раньше за мужем кобелизма.
Как-то громко хлопнула дверь тамбура. Техничка и истопница Клавка угрожающе потрясла кочергой. Чего шуметь то! Сидела бабка у приоткрытой двери. Шурка тихонько подошла, из класса слышался голос, знакомые с детства строки «Конька-Горбунка», но все как-то необычно красочно. Голос учительницы звучал, переливался всеми цветами радуги. Дети, кажется, не дышали, и было слышно, как трещат дрова в печке.
- Скоро звонок?
- Тебе-то что? - Бабка, видимо, догадалась о цели прихода и была настроена агрессивно. - Уже и водки нажралась! Кобелей своих придерживайте, и нечего сюда бегать. В наше время мужики по чужим бабам не бегали.
В ваше время!... Где они мужики-то были в ваше время? Половина с войны вернулась, да и те частью раненые да калеки. Молчала Шурка, слушая шипение старухи и вспоминая её мужа, одноногого инвалида. Где ему было от Клавки бегать, от неё и чужие мужики не могли убежать.
Трещали дрова, из класса слышалась мелодия стихов, тикали знакомые с детства часы, не поменявшие места. Старуха наворчавшись, сидела молча, сжимая жилистой рукой железную кочергу.
Дождалась. Весело и шумно выбежали ребятишки в коридор. Заметив продавщицу, учительница опустила глаза и прикрыла руками голову.
- Шурка остепенись, остепенись Шурка, слышался сзади голос старухи.
- Рассказывай, голуба?!
- Что рассказывать?
- Всё рассказывай! Рассказывай, как это мой мужик у тебя ночевал? Или, может, я ошибаюсь?
- Я вчера с дядей Пашей за зарплатой в район ездила. На обратном пути, уже недалеко от дома, на Сухом Ключе машина поломалось. Стеша с Валентиной Петровной домой ушли, им коров доить надо было. А я осталась помогать. Ключи держала, фонариком светила, потом дядя Паша послал меня за водой.
Родник весь промёрз до дна, вот и спустилась я до Катуни. Оно оказалась, и река от берегов застыла. Нашла полынью…
- Свят, свят, свят. Спаси и сохрани! - Послышался сзади голос старухи.
- Да ты ж могла провалиться, лёд ещё тонкий, - выдохнула Шурка.
- Я же ползком, подняла учительница глаза. Несу воду, слышу, дядя Паша заждался меня, матерится. Объяснила ему, он ещё больше распалился.
- Довёз меня до дому, а деньги не берет. Пока машину делали, я сильно застыла и у дяди Паши зуб на зуб не попадает. Вот я и позвала его в дом, согреться. Чай вскипятила, он бутылку из машины захватил. Разулась, а у меня пальцы на ногах побелели. Дядя Паша сам стакан выпил, и мне полстакана налил. Ноги мне взялся растирать и опять матерился. А потом сказал, что давно и сильно любит.
- Шурка, остепенись. Остепенись, Шурка! - Послышался опять сзади голос старухи.
- Так и сказал?
- Так и сказал, - подняла учительница глаза, виновато-детские с застывшими в уголках слезинками. Опустила голову, и закапали слезы на открытый учебник.
Уходила из сердца злость и ненависть, поймала себя на мысли, что хочется пожалеть эту глупую, «не от мира сего» бабёнку. А выходя из школы, аккуратно придержала входные двери.
Правда, Пашка после этого случая недели три не снимал с глаз больших тёмных очков.
*****
Отрывок из рассказа Михаила Крапунова "Бабы", http://www.proza.ru/2012/11/16/1149