Из мест, не столь отдалённых, но спрятанных за колючую проволоку, вернулся в село брат Весилова, Юрка. Было ему лет тридцать, на "казённых харчах "он отъел "харю", как сказала жена Маркиса и сейчас просился у старшего мастера участка принять его на работу. Какие разговоры были у него с Николаем Васильевичем, Павел не знал, но старший мастер "пока временно" попросил механика задействовать его на насосной.
- Зачем мне среди лета третий моторист на насосной? -думал Павел, - хватает и Фёдора с Игорем.
Новый моторист Павлу не понравился. Физиономия его явно была неприятной. Павлу противны были мужики, раскормленные, как свиньи. Сам же он был худощав, подтянут, с аккуратной причёской и всегда тщательно выбрит. Этот же "хомяк" наголо острижен, не брит, лицо красное. Глаза были выпученные, цвета давно не мытого унитаза. Взгляд ничего не выражал, а речь порой звучала бессвязно. К тому же он оказался до крайности тупым, не разбираясь в простейших терминах моториста, которыми так и сыпал Фёдор.
- Что за чудо появилось у нас, -думал Павел, - найдёт ли общий язык с ним Фёдор?
Дня через три Павел понял, что Фёдор "общий язык" с новым мотористом нашёл, увидев у Юрия огромный синяк под глазом и разбитые губы.
- Что случилось? - спросил он Фёдора.
-Да этот мешок с дерьмом назвал меня педерастом и заставлял чистить мен-я-я! картошку для него. Вот я ему и показал, кто в доме "хозяин". Если ещё раз полезет в "бутылку", я ему переломаю рёбра. Пока же пусть "штопает" свою физиономию.
Павел предупредил Фёдора, напомнив ему разговор с Вовчиком, что нам агрессия ни к чему, лучше всё улаживать мирно.
- Да не буду я мирным телком, когда всякие "морды" меня по матери посылают. Это пусть он язык прикусит, а то мы с Толиком ему его вырвем.
Павел выбрал момент, когда Юрий не дежурил, но на рыбучастке "слонялся" без дела из угла в угол.
- Зайдём ко мне, в каптёрку, -предложил он Юрию.
- Не пойду я к тебе. Кто ты для меня, авторитет, что ли?
- Ну, во первых не ты, а вы, а во вторых, если я для тебя не авторитет, то твой начальник уж точно.
- Да видал я над собой таких начальников. Ты ещё не сосал соску у Маркисовой кобылы, так пойди, пососи.
- Вот ты как. Я ведь тебя ещё не принял на работу, так что вали отсюда, пока "трамваи ходят". Ещё раз увижу тебя на насосной, пеняй на себя.
- Да соси ты ... , сопляк. Юрий размахнулся, намереваясь ударить Павла. Павел пригнулся и кулак пролетел над его головой. Отшатнувшись, он выбросил из правой руки гаечный ключ подальше от себя и не ожидая второго замаха, врезал Юрию носком кирзового сапога между ног. Тот резко согнулся и Павел, не задумываясь о последствиях, коленом ещё раз ударил его уже в лицо.
Краем глаза он заметил, как из конторы "высыпались" женщины. Схватив скорчившегося мордоворота за грудь, он повалил его на себя и закричал :
- Помогите!
Кровь из разбитых губ Юрия капала на лицо Павлу и освободив одну руку, он размазал её по своему лицу.
- Чего ты орёшь, сука,- хрипел удерживаемый Павлом Юрий, пытаясь оторваться от него.
Подбежали женщины, они с криком и матюками стянули Юрия с механика. Поженян пинала моториста, а Валентина, схватив его за уши, тыкала лицом в бетонку.
Павел, закрыв лицо руками, побежал к пруду, долго и тщательно мыл руки, сморкался и брызгал водой себе в лицо. На его белом воротнике рубашки виднелись следы крови и он снял её. Подбежала Валентина и повернув лицо мужа к себе, долго рассматривала.
- Так кто, ты его или он тебя,- задала она в упор вопрос, - кровь чья?
- Я. Но он начал махать кулаками первый. А кричал я
нарочно.
- Тогда всё правильно. Я его тоже отмутузила так, что родная мама не узнает.
Подошёл Николай Васильевич, мастер участка и спросил :
- Участкового будешь вызывать?
- А как же. Это было нападение, за это дают срок.
- Тьфу, - плюнул Николай,- милиции нам только здесь и не хватает. Давай дело уладим по мирному, но я тебе это не говорил. Пусть он или его родственники сами тебя об этом просят, а ты "поломайся". За моральную травму и побои сотни две с них сдери. А я сегодня приказ напишу об его увольнении и тебе поставлю на вид за поведение. Что-то ведь писать надо. Не дай Бог дело дойдёт до прокурора. Зачем нам такое пятно на коллектив?
Случай этот всколыхнул сонное течение жизни рыбучастка. Все осуждали "плохое" поведение брата Веселова, ставшие свидетелями "мордобоя", взахлёб рассказывали, как Юрка молотил кулаками бедного парня, механика участка, разбив ему в кровь лицо. Героем дня, конечно, была Надежда Поженян, которая первой бросилась на помощь и защитила "щупленького" Павла от этого "мордоворота" и гордо хвалилась, что любого мужика "скрутит в бараний рог". Ещё бы, женщина она была крупная, Бог её здоровьем не обидел.
Павел демонстративно названивал по телефону, набирая несуществующий номер, а женщины, как бы невзначай, одна за другой, заглядывали в кабинет начальника участка, стараясь подслушать разговор. Умора!
Вечером, уже дома, Павел с Валентиной до мелочей
разобрали случившееся и пришли к выводу, что надо ждать "ходоков".
Первым пришёл к Павлу Маркис. Вот уж кого-кого, а этого армянина здесь явно не ждали. Он витиевато осудил проступок Юрия и также многословно, даже с выдержками из Библии, говорил о любви к ближнему и всепрощении. Павел внимательно слушал своего "заклятого друга" и, прищуривая глаза, хмыкал. Как уж это хмыканье воспринимал Саркис, Павел определить не мог, но после двухчасового монолога армянин достал из внутреннего кармана пиджака пачку денег и положил на стол.
- Здесь тысяча рублей. Не пиши заявление на дурака, пусть будет на воле. Больше он никого не тронет, я его увезу в Подхребтовую. Там мои люди вылечат его от наркотыка.
Саркис протянул руку Павлу и тот, глядя пристально в глаза своему недругу, медленно подал свою. На лбу Маркиса выступили капли пота, одна даже скатилась с кончика носа и упала на сомкнутые руки.
- Это хорошо, - сказал Маркис, - слово будет крепким.
Только ушёл Маркис, как сразу же в калитке "нарисовалась" соседка, Поженян.
- Зачем приходил этот хитрозадый? - спросила она Валентину.
- Да вот, откупные принёс.
- Сколько? - заюлила глазами Надежда.
- Не знаю, но много.
- Я бы с него три шкуры содрала...
- Ну зачем так много, одной хватит, но сдирать надо умеючи.
Павел не стал слушать женские разговоры и ушел к нутриям. Нужно было поменять воду в ванной, покормить зверюшек. Через некоторое время явилась Валентина.
- Паша, мешок комбикорма, что ты привёз, это Надькин. Она его купила у Олега и сразу не успела увезти. Отдай его ей, а то у неё свиней кормить нечем.
- Это будет правильно?
- Конечно. Будь это кто другой, я бы промолчала, а Надьку жалко, соседка ведь. Да и вообще она мне тоже ничего не жалеет, мы же с ней подруги.
-Делай, как лучше,- сказал Павел и достал мешок из кладовой.- Объясни ей, я не знал, что это её комбикорм.
- Я уже ей объяснила, она не в обиде.
Деньги, что принёс Маркис, Вовчик посоветовал Павлу частично использовать против самого же Маркиса.
- Купи пару ящиков пива, закажи Витьке привезти чешский "Будвар", от этого напитка вряд ли кто откажется и в воскресенье вечером выставь выпивку у магазина, под яблоней. Соберутся все любители выпить "на халяву". Я тоже приду и как бы случайно всех угощу своим "коньячком". Потом придёт Владимир и тоже "случайно" всех угостит. Я заведу разговор на политический момент. Надо прощупать настроение наших, деревенских мужиков. По пьяни у многих развяжется язык и если умело подбрасывать тему, то можно среди многих голосов услышать наших единомышленников.
Хорошо бы кого-нибудь из армян "зацепить", нам нужен свой человек в их среде.
- Ты, Вовчик, рассуждаешь как политический провокатор...
- А как же, учили этому, Паша. В своё время, в нужном месте, по правилам марксизма-ленинизма.
- Ты что, в КГБ работал?
- Нет, Паша, в МИДе.
- Это что, в министерстве интимных дел?
- Во-во, только интим был международный.
- Кого соблазнял?
- В основном, Паша, нищих. Обещал им то, чего у самих было в обрез. Правда, за всё они обещали когда-нибудь заплатить, но я в это не верил и ни за какие коврижки не буду верить. Усёк?
- Козе понятно, помогал бедным странам строить социализм, это что, плохо?
- Да вроде бы и не плохо, когда помогаешь, но сначала свой народ накорми той же колбасой, тушёнкой или печенью трески. Не хочу я с тобой на эту тему говорить, ты меня злишь своим совковым мышлением. Надо быть предельно тупым, чтобы жить с закрытыми границами, продавать буржуям сырьё и не использовать их передовую технологию.
- Вовчик, мы первые в космосе, у нас есть атомный ледокол, у нас самые большие атомные подводные лодки, мы строим БАМ, мы добываем алмазы, золото, нефть, газ...
-Дурак ты, Паша. Мы всё это сырьём продаём за границу. Мы не обрабатываем алмазы, не чеканим золотую монету, гоним за границу нефть и газ, не развиваем свою лёгкую промышленность. Мы сырьевой поставщик!
- И чем это плохо? Мы им своё, они нам тоже своё.
- Ага, мы им за рубль, они нам за пять.
- Тьфу, - плюнул Павел,- давай сменим пластинку. Мне нравится моя страна, я здесь живу.
- Мне тоже, но я хочу лучше.
- Ты "Брудвар" пил?
- Пил, пиво "Будвар"хорошее, но есть лучше.
- Лучше, это как?
- Всё познаётся в сравнении. Нам сравнивать не дают.
- Тьфу,- Павел плюнул, - опять ты за своё. Чего ты так люто ненавидишь Родину? Другой ведь не будет.
-Но и в своей жить тошно. Родина - уродина.
Вовчик отвернулся и Павел заметил, что у него навернулись слёзы на глазах.
- Как всё запущено, - подумалось Павлу, -какой же я всё-таки тёмный, ничего-то в политике не смыслю.
В воскресенье Павел дважды съездил на море, возил продавать вино. Валентина с Поженян поддались на уговоры заезжих в село заготовителей из Грузии и уехали в горы собирать цветы какого-то кустарника. Местные жители называют их "котовые яйца". За килограмм этого цветка грузины платили двадцать пять рублей и две женщины за день заработали по сто семьдесят пять рублей. Это были более чем "бешеные" деньги для сельчан. Заквашенные цветы были ароматной приправой к грузинским кушаньям.
Она пользовалась большим успехом в Грузии.
Павел тоже решил попробовать собирать "котовые яйца" и свозил Валентину на место, где они росли. За час вдвоём с женой они нарвали шесть килограммов цветов и вернулись в село, но заготовителей и след простыл. Как делают приправу, никто в селе не знал и "котовые яйца" Павел в бешенстве топтал на бетонных плитах своего двора.
- Деньги, деньги, то ли я свихнулся в погоне за ними, то ли моя жена ощущает такую безысходность и нищету, что готова, как и я, на любую дурь, лишь бы урвать лишний рубль. Что нам дала эта поездка в ущелье? Потеряно зря три часа времени, сожжён бензин, исцарапались и всё коту под хвост.
Дались мне эти яйца! Конечно, с деньгами, если они есть, жить спокойней. Возьми вот Вовчика, накрал у государства и живёт припеваючи, сторож леспромхозовский, а замашки-то барские. Саркис свои деньги создаёт трудом, пусть неправедно, пусть эксплуатируя других, но ведь сам туда-сюда мотается, продаёт, достаёт, весь в трудах и заботах.
Я бы тоже этому Толику не отдавал каждый день двадцать пять рублей, а сам с Фёдором пилил. Мне что, трудно? Почему я во всём этого Вовчика слушаю? Зачем мне военная организация, если я пытаюсь, пусть и обманывая государство, заработать деньги? Что-то тут не так. Если армяне хотят каких-то преимуществ над русскими, то это бред сивой кобылы. Моя жена наполовину гречанка, наполовину украинка, у Тоньки, сестры жены, муж Мишка, армянин. А сколько в селе чисто армянских семей? С десяток не наберётся. А Веркина дочка, Надежда, вышла замуж за армянина. У Весилова жена Танька - армянка. Бред какой-то, не вижу я никакого преимущества армян. Надо сходить к Мишке, он армянин, мой, по жене, родственник, поговорить с ним. Конечно, о том, что Вовчик хочет создать боевую
группу, я умолчу, а вот о чём он сам думает и предлагает ли ему Маркис объединиться - об этом надо поговорить.
Михаил жил невдалеке. Павел перелез через лаз своего огорода, перешёл улицу и был уже у дома свояка. Во дворе его не было, в доме тоже.
- Значит что-то делает на огороде,- подумал он. Михаил и впрямь окучивал картошку. Павел взял из стоявших у калитки тяпок ту, что потяжелее и выбрал необработанный рядок. Михаил, улыбаясь, молча смотрел на свояка и, как Павел понял, был доволен.
- О, начало хорошее, - подумал Павел. Земля была рыхлой, хорошо удобренной и окучивать Мишкину картошку было одно удовольствие.
- Гляжу на тебя и вижу, что пришёл ты не помогать, а зачем-то другим, -сказал Михаил, когда они, обрабатывая навстречу друг другу рядки, поравнялись.
- Почему бы и не помочь, - ответил Павел.- Спина не
переломится. А пришёл я к тебе и впрямь не на огороде работать, а кое-что для себя выяснить.
- Тогда давай закончим рядки и побеседуем,- предложил Михаил.- Да и горло пора промочить, пить хочу.
Хотя уже было часов семь вечера, но солнце ещё пекло прилично. Михаил включил водяной насос и полил во дворе бетон.
- Пусть немного будет прохладней, да и цемент любит влагу, - сказал он, направляя струю воды во все стороны. Павел закурил и без обиняков, в лоб, спросил Михаила:
- О чём Маркис недавно с тобой говорил, что предлагал?
Михаил поднял брови и округлил глаза.
- Когда? Я его с весны не вижу. Да и что мне может предложить этот хапуга? Кукурузу я и сам кувалдой расплющиваю, а тюльпаны у меня только в палисаднике растут. Павел понял, что Михаил недолюбливает Маркиса, но всё же задал ещё один вопрос.
- Ты с соседом дружно живёшь?
- С каким, с этим? Он кивнул головой в сторону Вовчика.
- Да.
- Как сказать? Вино вместе не пьём, но здороваемся, общаемся по-соседски. Пакости я от него никакой не вижу, деньги в долг не прошу, свои есть. Ведь к нему идут только те, у кого в огороде пусто, а во дворе шаром покати, одним словом - пьянь.
Михаил работал в леспромхозе на стационарной лебёдке, грузил на лесовозы брёвна - хлысты, зарабатывал хорошо, жена, Тоня, работала на рыбзаводе прудовой рабочей. Сын и дочь учились в школе, Лариска в восьмом классе, Иван в шестом. Жили дружно, приусадебный участок давал хороший урожай овощей и фруктов, во дворе гуляли куры, гуси, утки. Корову не держали, не было и свиней. А зачем живность иметь во дворе, если в лесу вольно гуляют дикие свиньи, козы, олени? Михаил был один из тех, на кого "охотился" Сергей. Но, к удивлению, он ни разу не попадался егерям. Был не только предельно осторожен, но и хитёр притом. Окрестные горы и ущелья знал, как свой двор, ведь вырос здесь и частенько бродил в лесу не с ружьём, а ставил петли и капканы. Знал почти все грязевые "купальни" диких кабанов и неоднократно приносил домой поросят, которых ловил петлями. Недавно Валентина жарила колбаски, это был свежий, Мишкин трофей.
- Хочу тебе открыть маленькую тайну, но это будет только наша с тобой тайна, - начал витиевато высказывать своё соображение Павел. - Как ты знаешь, я в дружбе со старшим егерем Сергеем. Так вот, можешь свободно охотиться в Девичьем ущелье и не бояться егерей, это моё «владение».
Михаил, как открыл рот, пытаясь что-то сказать, так и сидел, не закрывая его. Справившись с изумлением, он шёпотом, словно его кто-то может подслушать, спросил:
- А днём, днём можно... стрелять?
- Я же тебе сказал, всё моё. Кстати, чей огород в ущелье, кто там посадил кукурузу? Я видел на дереве настил, кто-то охраняет посевы.
Михаил смутился, нервно застучал пяткой о бетон.
- Понял, - сказал Павел. - Вовремя я узнал, а то хотел хозяина наказать. В таком случае сегодня в ночь уйдём на охоту. Там, по рассказам Сергея, две стаи кабанов.
- Три,- поправил Михаил.
- А олени есть?
- Нет, только козы. В этом году появилось в стаде десятка два малышей, я их давно «пасу» и чужие туда не лезут. Недавно видел двоих охотников из Безымянки, пришлось убедить ребят выстрелом в воздух, больше не явятся.
- Уверен?
- Не совсем, но охранять ущелье теперь придётся нам.
- Да нет, егеря появляться там будут, только Сергей пообещал, что меня они трогать не посмеют.
- А я?
- Тебя уже придётся защищать мне. Ты у меня будешь адьютантом. Михаил на это не обиделся, лишь заметил:
- Хорошо, что не оруженосцем.
- Кстати, об оружии. Ты на мой винт не хочешь посмотреть? Сейчас у меня карабин с оптикой. Могу метров с двухсот кабана завалить.
- Пойдём к тебе. Я хочу посмотреть твой карабин и предложить одно существенное улучшение. У меня
есть японский фонарик с синей лампочкой. Луч светит метров на сто, словно игла. Хочу проверить, будет ли оптика хорошо показывать зверя в синих лучах.
Павел с Михаилом долго возились в пристройке, где у хозяина была оборудована небольшая мастерская.
Делали кронштейн для крепления фонаря к карабину. Укрепили его ниже ствола и ждали темноты, чтобы проверить в деле, что получилось.
Конструкция была настоль удачной, что у мужиков взыграли эмоции и они решили, пока не стемнело, добраться до гнезда на дереве, где Михаил устроил свой наблюдательный пункт. С дерева хорошо просматривался весь огород и в обе стороны дорога, которая тянется вдоль щели. Придут ли кабаны сегодня лакомиться кукурузой, это ещё неизвестно, но то, что курить в засаде было нельзя, это для Павла, заядлого курильщика, было невмоготу. Михаил с детства не привык к этому зелью и как-то скептически отзывался о курильщиках.
- Я в детстве баловался табаком, - шёпотом рассказывал Михаил,- но однажды нас на выгоне застукал мой отец и так отодрал меня лозиной, что с тех пор я зарёкся брать в рот сигарету.
- Слышишь, трещит что-то,- тихо сказал он. - Кто-то у кукурузы возится. Сколько Павел ни прислушивался, но ничего не слышал.
- А ты посмотри в прицел на край кукурузной делянки, если листья шевелятся, то пришёл разведчик. Обычно первым приходит секач, стадо ждёт его сигнала где-то невдалеке. Я в этот момент уже стучу банками. Он показал на верёвку, что свисала с ветки. В банках были камешки, если дёрнуть за верёвку, грохота будет много.
Павел направил ствол карабина в сторону кукурузного поля. Казалось, в этой темноте ничего не увидишь, ан нет. В прицеле были видны стебли кукурузы и в одном месте верхушки её покачивались. Но ниже была сплошная темнота и ничего не видно.
- Не вижу кабана, но верхушки вздрагивают.
- Включай фонарь и если увидишь его, стреляй. Узкий, синий луч вырвал из темноты круг в метр диаметром, но всё равно в переплетении стеблей кукурузы ничего не было видно. Лишь какое-то тёмное пятно величиной с футбольный мяч висело среди стеблей. Вдруг этот мячик блеснул двумя ярко-синими огоньками и Павел сразу же плавно нажал на спусковой крючок. Дальше было что-то невообразимое. В глазах Павла полыхнул огонь, карабин выпал из рук и если бы не Михаил, то он точно бы свалился с навеса.
Прицел при отдаче так "звезданул" Павла по надбровной дуге, что рассёк кожу и кровь залила лицо горе-охотника. Какой там кабан, сейчас Михаил пытался листиками с дерева как-то залепить рану, остановить кровотечение. А перед глазами Павла плавали оранжевые круги и слышалось протяжное, издаваемое им мычание.
Эта охота надолго запомнилась не только Павлу, но и его жене. Ей пришлось несколько раз менять повязку, а это сопровождалось такими жалобными стонами Павла, что Валентина еле сдерживала себя, чтобы не рассмеяться гомерическим хохотом, так жалобно завывал её муж.
Кабану Павел попал точно в лоб и лежал он там же, где пуля разбила ему полчерепа.
Павел потом долго мастерил к прицелу мягкий наглазник, но так ничего путного не придумал. При стрельбе он теперь так прижимал оружие к плечу, что оно болело уже не от отдачи, а от синяков, которые образовывались на теле, когда давишь сдуру приклад в себя.
Кабан был весом килограммов восемьдесят, так что охотники до осени обеспечили себя мясом. Этот злополучный выстрел заставил Павла поменять структуру домашнего животноводства.
- Всё, свинью держу только до заморозков и больше не буду. Три стаи кабанов в ущелье, это даже много для двух семей,- думал он. - Это ж сколько картошки и кукурузы съедает свинья за зиму, жуть. Лучше увеличу поголовье нутрий, у них мясо вкуснее свинины. Надо поохотиться на коз, что-то я их в ущелье не видел.
Вечером, сразу же после работы, они вдвоём с Михаилом по правому хребту ущелья ушли в горы.
- Девичья щель тянется от нашего села аж до асфальтированной трассы на Краснодар. Это, если провести прямую вдоль долины, то километров двадцать пять будет. Отсюда где-то километрах в семи-восьми ущелье расширяется в большую долину шириной километров в пять и уже только у Лысой горы сужается опять метров на триста, -рассказывал Михаил Павлу. - В этой долине нет никаких строений, никто не живёт и только один мой огород.
Лет сто пятьдесят тому назад, а может и больше, в Девичьей щели был шапсугский аул и в центре долины сейчас очень много одичавших плодовых деревьев. Лесовозы туда не ходят, лес там не валят. Все земли Девичьей щели объявили зелёной зоной курорта и отдали в заказник. Егеря здесь бывают только со стороны города, да и то пробираются по бездорожью в ущелье километров на десять-пятнадцать, не более, а до нас не доходят, далеко, да и места болотистые. Дорога, что начинается по ущелью со стороны села, через два километра уходит влево, на небольшой перевал, в соседнее ущелье. Вот там настоящий ад. Лес вырубается весь, под корень. На протяжении десятков километров горы стоят голые, словно их подстригли под гребёнку. Вырубается в основном дуб, но ведь лес-то в горах смешанный. Часть граба, клёна и каштана с буком перерабатывает леспромхоз, делает штакетник и паркет. Дуб весь забирает завод на выработку дубового экстракта. Но ведь остаётся и некондиционный лес. Он весь безжалостно стягивается в узкие щели, в ерики, овраги и там, брошенный, гниёт.
Леспромхоз разрешает частникам заготавливать для себя дрова из этих отходов, а где взять бедолаге бензопилу, чем пилить? Ну, хорошо, напилишь дров, а на чём вывозить? Ведь из этих щелей только трелёвочником можно что-то вытащить. А какой тракторист станет жечь солярку, если Артурович, механик леспромхозовский каждый килограмм горючки держит на учёте. Кругом сплошная бесхозяйственность, опоганили горы. Трелёвочники своими гусеницами взрыхляют верхний слой почвы, а ты же знаешь, что у нас дожди почти каждый день, рядом с морем живём, плодородная почва с потоками воды скатывается в ущелья. А на голой горе, когда нет плодородного слоя, что вырастет? Сажает лесхоз сосёнки, а толк есть? Нет. Не растёт сосна, сохнет и погибает. На вершинах хребтов оставляют пяток дубов, мол, жёлуди будут сыпаться, лес сам вырастет. Дудки. Тут порой такие ветра по осени бывают, что эти чубчики с корнем вырывает.
Гляжу я на этот бардак и порой зубами скриплю. Да хоть съешь все свои зубы, а толку мало. Только вякни, сразу же с работы выгонят, или отправят лес сажать. Я на лебёдке сейчас худо-бедно, а сто пятьдесят имею. Пойдёшь лес сажать - восемьдесят рублей и ни тебе премиальных, ни сверхурочных. Одним словом – помалкивай. У меня двое детей, обуть-одеть надо, себе кое-что купить, жене, да что я тебе рассказываю, сам всё знаешь. Если бы не сад-огород, да вот эти горы, где пасутся козы и свиньи, то как выживать? Из магазина всё на стол не принесёшь, там порой тоже кроме соли и спичек ничего нет. Хлеба и то порой не купишь, всё курортники съедают. Нас то, сельчан, хлебозавод в последнюю очередь снабжает.
Знаю я, сколько Виктору, нашему завмагу, приходится унижаться, чтобы к нам вовремя послали будку с хлебом. Я ведь раньше работал водителем на хлебовозке, не понаслышке всё знаю.
- А почему ушёл?
- Не ушёл, выгнали. Однажды заступился за экспедитора совхозного. Хлеб на уборку комбайнерам не давали, жди, говорят, очереди. А когда её дождёшься, хлеба уже не будет. Вот я и вякнул. А хлебовозки те заводские, сам директор вежливо так, с издёвкой, посоветовал мне найти новый хлебозавод и там "качать" свои и совхозные права.
А я парень был горячий, нет, чтобы повиниться, покаяться... Взял, да и ушёл.
- Смотри, какая красота, - сказал Михаил, когда мы пришли на самый край хребта. Он резко понижался, заросший кустарником, в долину и впереди, километра на три-четыре, всё было как на ладони.
Павел снял карабин с плеча и в прицел стал рассматривать открывшуюся панораму долины. Справа и слева синели горы. Далеко впереди чернел лес, а вблизи, справа, была болотистая низменность, но зеркала чистой воды не было.
- Когда-то здесь, наверное, было озеро, сказал Михаил.- Теперь в низменности собирается вода с гор и место это гиблое. Я как-то раз пытался пробраться вглубь этого болота, но, начав вязнуть в грязи, остановился. Зачем шутить со смертью? Видишь, слева поляна? Там когда-то, во время войны, стояли "Катюши" и обстреливали немцев на Лысой горе, это за двадцать пять километров справа, а так же стреляли по Волчьим воротам.
- Они сразу же за нашим селом, если ехать на автобусе в Горячий Ключ?
- Нет, если ехать от нас, то они за Безымянкой. Отсюда километров пятнадцать будет. Я тебе как-нибудь расскажу о Волчьих воротах. Там столько фашистских вояк нашли себе конец, что страшно и подумать, около десяти тысяч. Обо всём пишут книги, а вот о подвиге наших солдат в Волчьих воротах я ни разу не читал.
- Может просто не попадалась такая книга?
- Да нет. Просто о той мясорубке почему-то умалчивают. Я был ещё мальчишкой, помню, как шёпотом рассказывали мужики, что там был метровый слой трупов немецких солдат.
Павел рассматривал в прицел долину и вдруг увидел коз.
- Миша, они совсем не похожи на коз.
- Ну конечно, это не архары и не муфлоны, это стройные кавказские косули, но мы все их называем козами, так уж у нас принято.
Он взял у Павла карабин и посмотрел в прицел.
- А ведь до них сейчас метров пятьсот. Давай, испытаем дальность боя?
-Давай.
Михаил прислонил карабин к дереву, переместил планку прицела и долго наблюдал в окуляр за козами. Потом осторожно прикоснулся пальцем к спусковому крючку и плавно потянул его. Сухо треснул выстрел.
- Не попал. Но козы не разбежались, стоят. Попробуй ты.
Павел поймал в перекрестие прицела красавца козла с прямыми рожками и взял прицел чуть выше, почти на уровне головы, но целился в туловище. Прозвучал второй выстрел. Козы испуганно закрутили головами и опрометью бросились в ближайший кустарник, спрятались.
- Тоже не попал. Надо Вовкину стюардессу просить, пусть поможет оттарировать прицел.
- Тут причин много. Я вот поставил на планке расстояние в пятьсот метров, а вдруг здесь четыреста пятьдесят. Нужно иметь хороший глазомер, чтобы определять точно расстояние. Ты прав, нужен специалист, чтобы выставить точно оптику. Кто тебе её ставил?
- Да я сам прикрепил эту подзорную трубу.
- Ну, ты парень, даёшь, кто же так делает. Дай-ка карабин.
Михаил снял прицел, поставил планку на четыреста пятьдесят метров и прицелился уже без оптики.
- Если оптический прицел не ставить, то и так можно с успехом стрелять. Главное - поправочки на дальность делать. Он очень долго что-то высматривал в кустах и вдруг выстрелил. Один из кустов отчётливо стал дёргаться.
- Пошли, я попал то ли в козу, то ли в козла. Пятьсот метров для охотника не расстояние. Павел с Михаилом прибежали к кусту вовремя, козёл уже не шевелился. Михаил полоснул косуле ножом по горлу.- Надо кровь сбросить, а то мясо будет невкусное.