Лаборатория рыбучастка располагалась на нижнем этаже двухэтажного дома, рядом с конторой. На верхнем этаже, в двух квартирах, жили студенты-практиканты, одну квартиру внизу занимала Любовь Станиславовна, в другой была лаборатория. По отчеству лаборантку никто никогда не называл, да и не знали её отчества здесь, для всех она была Любаша. Замужем эта молодая женщина ещё не была, но кумушки рыбучастка, а все они были замужние женщины, приписывали этой невзрачной на вид молодке массу любовников. В их числе были Весилов, Борис, Николай - мастер участка и какой-то "хлыщ" из города. Этого парня никто на участке ни разу не видел, но земля слухом полнится и сплетни ползут за человеком, как липкий сорняк.
Судя по "фотографии" Любаши, её отцом был какой-нибудь адыгейский джигит, соблазнивший кухарку из курортной столовой. Мать Любаши работала и жила много лет в городе, имела определённый круг поклонников и, скорей всего, дочь унаследовала материнский образ жизни.
- Зачем торопиться, -говорила она, - жизнь и так коротка, а хочется так многого.
- Да кто эту индюшку "клевать" будет, - судачили деревенские кумушки, - нос горбатый, глаза как у совы, сама чернее чёрной ночи, ни кожи, ни рожи.
Но мужиков подкупала её высокая, выпиравшая из белого халатика грудь и широкие, как у породистой лошади круп, бёдра. Нет, фигура у неё не была безобразной, и мужики, глядя ей вслед, когда она шла на пруды за пробами воды, говорили:
- Гляди, наша "двуспальная" пошла.
- Ноги задирать и я могу,- кричала однажды жена Весилова, Танька, устроившая скандальчик Любаше. - Ты роди троих, обстирай и накорми мужика, а то
ишь, "профура", приклеилась к моему Кольке.
После этой сцены Весилов долго прятался ото всех, проводя техосмотр трактора на насосной, так он объяснял своё отсутствие в кругу мужиков. Они, конечно, посмеивались, но Весилову было не до смеха, Танька пообещала мужу написать заявление в партком. Хотя Весилов и не был в партии, но слова "партком" боялся. Чем чёрт не шутит, власть ведь, от неё любой пакости можно ожидать.
Захаживать "на огонёк" в лабораторию он прекратил, но зато зачастил туда Борис.
- Просила скальпель поточить,- объяснял он любопытным женщинам, быстро они тупятся о рыбью чешую.
- Что-то долго ты свой скальпель точишь, - язвили женщины.
- Ну, это как сказать,- самодовольно поглаживал подбородок Борис. - Каждое дело требует сноровки, закалки-тренировки.
- Дотренируешься, кобель,- отвечала жена механика,- покроется твой напильник жёлтой ржавчиной.
- Да зря вы на меня нападаете, бабоньки, я же по доброте душевной...
- Во, во, по доброте и Весилов нырял в её колбу, ёршик чистил...
- Ты же начальник у Бориса,- выговаривала вечером Валентина Павлу. Весь женский коллектив осуждает распутную лаборантку, надо остановить эту потаскушку, еще заразит чем-нибудь и нас.
- Да что я, гинеколог, что ли, проверять должен эту девку?
- Придурок, я тебе так проверю, что мать родную забудешь, - взъярилась Валентина.
- Дай взбучку своему сварщику, он ходит к Любке.
- Да мне то что, я не жена ему, на работу он ходит, что надо, делает, не прогуливает. Не моё это дело в личные отношения вмешиваться.
- Ты хотя бы припугни его, всё-таки начальник.
- Тебе надо, ты и пугай, я только приказываю.
- Вот и прикажи, не то я тебе такую "забастовку" устрою...
- Хочешь, чтобы и я нырнул в её колбу?
- Люди, вы только посмотрите, какая же ты сволочь! Ты кому сочувствуешь, ты на что намекаешь? Да я в партком пожалуюсь и заявление в профсоюз напишу.
- Вот жалуйся и пиши, а меня в эту грязь не вмешивай.
Павел покинул супружеское ложе, вывел из под навеса мотоцикл и умчался в ночь. Впереди весело подпрыгивал Тобик, помахивая от радости хвостом. Свобода, сладкое и злое слово. Сладкое, когда ты свободен поступать по своему, как Бог на душу положит. Злое - когда у тебя "сорвались тормоза" и ты становишься опасным окружающим в своих непредсказуемых поступках.
Любимое место, куда сейчас стремился Павел, это берег реки, где он неоднократно, вот так, психанув, коротал ночь. Умиротворённо журча, речка монотонно вела свой разговор, убаюкивала, успокаивала его возбудимую натуру.
- Зачем я вот так? Выскочил, рванулся в ночь на мотоцикле. Можно было этого и не делать. А может это протест, ответ на незаслуженные обиды, нежелание выслушать человека, тем более жену? Скорей всего, да. Может быть это уход от возможного скандала, нежелательных оскорблений? Может быть и это. Но ведь такой поступок - яма в отношениях между мужем и женой. И чем глубже ты её роешь, чем более резок и дерзок, тем шире берега, тем тоньше нить доверия и взаимопонимания. Она ведь сейчас может подумать, что я уехал к этой Любаше. И будет права в своих домыслах, чем и как докажешь, что ты не в чужой постели? У Тобика же об этом не спросишь.
Луна, как огромный ломоть сыра, повисла над горой, освещая её нечёсаную гриву. Яркие, крупные звёзды мерцали в черноте, пугая своим количеством.- Сколь же их много, - думал Павел, - вот так же и у меня много в душе противоречий, путаницы и неразберих. На сознание давила вина неправоты, но какой-то червяк грыз изнутри и словно подталкивал - сделай по своему, сделай по-своему... А по-своему, это не всегда по доброму.
*** *** ***
Любаша совсем перебралась жить на Царину поляну.
Привезла из города свой маленький холодильник, стиральную машину и телевизор. Часть постельных принадлежностей она ещё раньше по мелочи переправила сюда, а вчера на Уазике привезла матрас.
Мурлыча песенку о весёлом водовозе себе под нос, она помыла полы в лаборатории, в своей двухкомнатной квартире и понесла воду на второй этаж, в "охотничью гостиницу", как называет её Николай Васильевич.
- Сегодня воскресенье. Студенты только к вечеру явятся сюда, а то и завтра, к обеду. На насосной сегодня дежурит Фёдор, ждать его здесь бесполезно, так что одной весь день придётся куковать, -думала Любаша. Она протёрла сырой тряпкой стёкла окон, подоконники и стол.
- Ничего-то здесь не изменилось, - думала она. - Хотела своей анонимкой хотя бы немного всколыхнуть это болото, ан нет, всё по-прежнему. Ни тебе выговоров, ни выводов каких-либо, как было, так всё и остаётся.
- Вот бы Федьку сюда, - думала она, сладко потягиваясь,- парень он здоровый, сильный. На сколько бы его хватило, мечтательно, закатив глаза, думала она, представив, чуть ли не реально, себя в его объятьях и низ живота сладко заныл.
- Не рановато ли я себя в этот монастырь заточила? Она оглядела свои крепкие, стройные ноги, повыше подняла подол платья и завязала его узлом на талии. Открылись широкие, бледно-розовые бёдра и низ живота.
- Да если по большому счёту, то я аппетитная ещё девушка, - думала Любаша, разглядывая в большое зеркало свои крепкие, литые ягодицы. Она любила спать без трусиков и сейчас с явным удовлетворением демонстрировала зеркалу свой неутомимый стан.
Когда подъехал Игорь Михайлович на своём мотоцикле, она не слыхала, как он поднялся по лестнице на второй этаж, тоже не заметила и не услыхала скрип половиц, но в зеркале она увидела приоткрытую дверь, а в проёме голову нового моториста с выпученными от удивления и восхищения глазами.
- Какая же я умница, - подумала Любаша, - вовремя я показала себя этому бугаю. Стоит лишь "сделать глазки" и повести взглядом на постель, а здесь аж три сегодня не востребованные кровати и вот он уже мой. Но что я буду иметь от этого? Весилов хотя бы приносил куски мяса, а Борис связки уток, что даст этот?
Она повернулась к двери и в упор глянула на Игоря. Он так и не поменял позу, стоял с открытым ртом и выпученными от удивления глазами.
- Нравлюсь? - она повела бёдрами и провела рукой по промежности, взъерошив коготками чёрные, кучерявые волоски.
Игорь уже вваливался в дверь, большой и неуклюжий, как показалось Любаше. Но только дело дошло до постели, неуклюжесть его растворилась в сноровистых и опытных движениях. Любаша сразу же обо всём забыла, со страстью отдаваясь сильному, мужскому порыву.
* * *
Старенький ДэТэшка, трактор хрущёвских пятилеток, притянул четыре хлыста. Длинные и толстые деревья как бы спрятали в кусты, около реки. До насосной было метров двести, место редко кем посещаемое.
У Павла проблема - срочно надо было лететь в Москву, приобретать бензопилы.
Старенькую, собственную пилу принёс на первое время Олег, но Павел решил пока не торопиться резать хлысты. Из дуба можно выбрать деловую древесину, а размеров Павел пока не знал, на какую длину резать? Срочно пришлось съездить на мотоцикле к Ивану, тот работал на леспромхозовской пилораме. Он и посоветовал резать баланы на два с половиной метра.
Вечером заурчала Олегова пила. Павел отпросился у Николая Васильевича на два рабочих дня и улетел в Москву.
Фёдору помогал отец, вдвоём они отрезали несколько деловых брёвен и всё остальное начали кромсать на дрова. Павел авансировал Фёдора на четыре дня вперёд, так что работа кипела, опилки белым фонтаном летели на траву, рядом росла поленница дров.
Пока Павел был в Москве, колхозники ещё два раза притянули хлысты. Фёдор растерялся - три ствола были из граба, а что с ними делать, он не знал. Хотел было поговорить с трактористом, но тот отмахнулся, не моё, говорит, это дело, не я решаю, что сюда тянуть. Что показал бригадир, то и везу.
Правда, следующий привоз был лучше, из одних дубов.
- Конечно, - рассуждал Фёдор, -колхозники стараются избавиться от некондиционных деревьев, но в таком случае, если они будут нам тащить эти кривулины, я им тоже свинью подложу, подолью в соляру воды.
Через шесть дней Павел получил с почты три драгоценных посылки - пришли пилы.
Запасные пилки-цепки он прикупил у кого-то с рук и, не выискивая клиента, сразу нашёл покупателя на третью бензопилу. Её у него купил Вовчик.
- Зачем тебе пила? - спросил он друга.
- Ну, Паша, ты такие вопросы задаёшь, что мне даже стыдно отвечать. Сейчас ты становишься основным поставщиком дров для сельчан. Твоя сделка с колхозниками не должна быть первой и последней. Заказывай солярку и пока есть возможность, делай её
запас. Я к тебе направлю ещё покупателей, но у меня встречное предложение - за каждого удачного клиента ты мне бесплатно поставляешь на зиму пять кубиков дров, идёт ?
- Идёт, - согласился Павел,- мне сейчас нужен транспорт перевезти брёвна на роспуск. Кто мне в этом поможет?
- Подкарауль колхозные машины, когда они придут за лесом. С ними будет кран. Договаривайся за деньги. За одну ездку они всегда берут полтинник, плюс две бутылки водки крановщику. Это уже устоявшаяся такса. Все хлопоты по распиловке леса пусть возьмёт на себя Иван, он же твой родственник. Ты мне вопрос задал, зачем я у тебя купил пилу? Отвечаю - пилу купил тому, у кого есть деньги, но нет намерений помешать нам. Её хотел, а я это знаю точно, через подставных людей купить Маркис. Зачем нам с тобой конкуренты? Мы и без Маркиса справимся, точно?
- Так то оно так, но я хочу Маркису подложить большую свинью. Ты знаешь о том, что он для всего села дробит кукурузу и берёт с мешка зерна ведро муки? Это же обдираловка!
- Знаю, но как сделать по своему, не придумал.
- А я придумал. Колхозники мне на днях привезут на электрической тяге крупорушку. Надо просить Серёгу, леспромхозовского электрика, подтянуть ко мне трёхфазную линию. Оборудую безопасно всё до мелочей и за помол буду брать только стоимость электроэнергии.
- Ты что «буровишь», Паша? Это же глупо. У тебя очередь будет стоять, если ты почти даром начнёшь молоть зерно.
- Стоять никто не будет. Производительность мельницы такая, что она будет даже простаивать, зато я у Маркиса заберу сразу же всех его клиентов. С годик поработаем за плату электроэнергии, потом немного повысим расценки, на что - найдём, главное, сбить этому мужику спесь, проторить к себе дорогу и перехватить инициативу.
- Правильно мыслишь, Паша. Если у нас с тобой и дальше пойдут так дела, то в скором будущем мы с тобой будем самыми значимыми людьми на селе. Сила, это деньги и власть, зависимость и принуждение. Давай два термина - власть и принуждение отбросим, оставим их Советам. Сами же займёмся деньгами и сделаем остальных зависимыми от нас. Как я это представляю: во первых, я уже частично внедряю в практику свои идеи, я даю в долг деньги. Проценты у меня просто смешные, но должников набралось уже прилично, десятка два будет.
- Много денег даёшь?
- Да нет, пока по мелочи. Сейчас у меня под контролем все браконьеры села. Всё вижу и знаю, продаю и покупаю. Продаю им же, у них же отобранные ружья, покупаю оленьи рога и мечтаю делать чучела. Сейчас мы с тобой берёмся за распиловку леса и заготовку дров. Моя мечта - взять под контроль огороды - самозахваты в лесу. Сейчас пашет эту землю Весилов на твоих тракторах - прими меры и всё возьми на карандаш. Пора этот доход складывать в свой карман. Помол кукурузы прибрать к рукам, это ты хорошо придумал, но надо ещё взять под свой контроль выращенное на селе мясо и птицу. Но это дело будущего, когда-нибудь и это возьмём в свои руки. Пока ещё не развалилась структура заготконторы, но и её мы приберём к рукам. Сейчас я веду переговоры с заготовителями лекарственных трав и корешков. Буду заготовителем - привлеку твою жену, пусть организует женщин села, возглавит кооператив и делает деньги. Сколько зверобоя, золототысячника, мать-и-мачехи в горах, склоны словно облиты цветком. Почему всё это пропадает? Нужна твёрдая рука, нужны деньги, необходим транспорт, навесы для сушки трав, тара для упаковки и транспортировки. Всё это я сейчас утрясаю и в скором будущем весь этот механизм будет работать на нас.
Родину, конечно, надо любить, но если у этой дамы такие толстозадые и тупоумые руководители, которым дела нет до наших травок, то надо брать это дело под свой контроль и делать денежки. Кругом заросли девясила, золотого корня, мандрагоры, почему это не копается, не сушится, не продаётся? Да это ведь золотая жила, успевай разрабатывать. Ведь золотой корень заграница за валюту купит. Я пока молчу про дичку - яблоки и груши.
- Вовчик, ведь всё, что ты перечислил, заготконтора
принимает и сельчане сдают это добро в приёмный пункт. Что ты лепечешь, с кем ты решил тягаться?
- Подожди, на это я тебе потом объяснение дам. Почему бы нам с тобой не поставить на селе свой винзавод и не гнать "плодово-выгодное" вино? А ведь это совсем не дорогое оборудование - несколько чанов и сокодавка. Запасы сока можно консервировать и торговать на побережье круглый год вином на разлив. Ты своё вино не разу не возил на море?
- Нет.
- А зря. Свози и сразу же поймёшь, о чём я сейчас размечтался.
Павел задумался. Вина у него с прошлого года литров шестьсот не выпито, а на носу скоро новый урожай винограда. Где брать бочки под вино? Надо срочно те, что есть, освобождать.
- Этими выходными смотаюсь на море, - сказал он, - вывезу литров восемьдесят вина, две фляги.
- Пусть Валентина напечёт лавашей, оторвут с руками. Отдыхающих понаехало много, а местная пекарня не успевает всех обеспечить хлебом, на лаваши будет спрос. Один поедешь или с женой?
- Конечно, с ней. Я ведь ни разу вином не торговал, но видел, как это делают другие.
- Бери флягу воды, там с пресной водой проблема, где будешь стаканы мыть?
- Спасибо за совет, я как-то об этом и не подумал.
- Скоро созреет молодая кукуруза, вот где будет доход. Кукурузу поедем продавать вдвоём, на моей "Волге". У тебя сколько соток посажено в лесу?
- Мою кукурузу сожрали Саркисовы лошади, есть только у дома.
- Я знаю, где Саркис посадил свою кукурузу, потери
компенсируем за его счёт.
- Он же её охраняет!
- Охрану нейтрализуем, фляжка моего коньяка делает чудеса.
- Слушай, Володя, мне Серёга отдал в пользование
Девичье ущелье, чей там сейчас огород?
- Надо узнать, владелец ущелья ты, сам и прими меры.
- Какие?
- Выруби безжалостно всё под корень, нечего сопли распускать. Если жалко хозяина, то вспомни, где жалко у пчёлки.
- Ну ты и гад, Вовчик. Это у тебя в крови?
- Дурак ты, Паша. Хочешь, чтобы тебя уважали, забудь о жалости. Жалостливые обычно лапу гималайского медведя сосут. Я жалостливость, гуманность понимаю лишь тогда, когда вижу голодные глаза детей. Во всём остальном должен быть лишь холодный расчёт и решительные действия. Тебе хотя бы один раз делали подарок этак тысяч на десять рублей?
- Да ты что, офонарел?
- А я видел, как моя Родина делает подарки зарубежным «друзьям» на сотни миллионов рублей, а где-то в глубинке этой щедрой "родины" бабушки с утра стоят в очереди за хлебом, а жирный, с лоснящейся мордой, чиновник делит между хозяйствами канадскую пшеничку, купленную за золото. Это что, Паша, гуманность? Это и жалостью сложно назвать, я это называю преступлением.
- Каждый должен сделать свой дом, своё село или город, в конце концов край или область процветающим, а уж потом думать о других. Ты понял? Сделай себя богатым, накорми свой народ, дай ему инициативу в руки, а не выламывай эти руки запретами, а уж потом думай о других. Как ты это сделаешь, это уже другой вопрос, но, как я знаю, деньги, богатство
и достаток с неба не падают, за всё это надо драться.