За Волчьими воротами Глава6
Павел в субботу вечером, когда дежурит Вовчик, частенько устраивал для себя «расслабуху», так он именовал выпивку с другом на базе леспромхоза, где тот работал сторожем.
Нацедив из бочки пятилитровую канистру вина, он пошёл к своему закадычному другу. Владимир обижался, что Павел называл его сторожем.
- Охранник я, Паша, а не сторож, выражайся культурней, современней. Охранял Вовчик технику и солярку. Если оценить его труд по большому счёту, то охранник из него был неважный. Всё, что можно унести отсюда, механизаторы уже забрали в рабочее время, а цистерны с горючим были на крепких запорах и вряд ли кто отважится воровать «горючку», её и так тебе любой тракторист сольёт, было бы чем оплатить. А плата за ведро или канистру
«горючки» одна – бутылка водки. Здесь вино не котировалось, его только откровенный лодырь не делал, так что оно было почти у каждого сельчанина.
В сторожке было уютно. Стол покрыт клеёнкой с цветочками, деревянный топчан застелен серой, козьей шкурой, а над топчаном висел тряпичный коврик с традиционными оленями. На скрипучих табуретках лежали подушечки, набитые резаным поролоном. Оглядевшись, Павел заметил, что здесь ничего не изменилось со дня его последнего посещения.
- Я, Паша, люблю во всём застой, старинку, мне все эти новые веяния вот здесь стоят, - Владимир провёл ребром ладони под холёным подбородком. Щёки его полыхали здоровьем, волосы всегда аккуратно причёсаны и, как правило, бело-крахмальная рубашка со стоячим воротом.
- Но у тебя новая машина, молодая жена, мебель современная в доме. Что-то у меня в голове не стыкуется твой образ жизни с твоими воззрениями. В чём же тогда твоё жизненное кредо?
- Ну, Паша, это как-то однобоко. Ты обращаешь внимание на детали, но это не главное. Всё дело в том, что я не люблю болото, а то, что на нём растёт ягода, это детали. Старинка, это когда старые традиции, обычаи, нравы. Застой, это когда крепкий тыл, надёжное будущее и твёрдые шаги по карьерной лестнице вперёд. Отчего сейчас проигрывает свою игру этот говорун Горбачёв, ты задумывался? Он пытается изменить детали в машине, а двигатель оставить прежний. А надо наоборот. Ты знаешь, я ведь занимал немалые высоты в партийной иерархии и поначалу поддерживал Горбачёва. Но когда я понял, что вся его перестройка состоит из одной лишь замены фасада, смены вывески, разрушения обычаев, нравов, то понял, что пора вовремя "слить воду" и опуститься на дно. Партия прогнила снизу до верха, не народная она, а на род, на я она, на человеческое, наступила. Она и род наш подмяла под себя и наше я на столь унизила, что нет сейчас твоего я, есть мнение, есть решение, постановление, но нет индивидуальности, нет человека.
- Паша! Есть винтик, у него шляпка. Куда партия этот винтик закрутит - зарулит, туда он и движется.
- Да брось ты, Вовчик, эту политику. Мне она как-то до лампочки.
- А вот и нет. У вас сейчас на рыбучастке всем крутит – рулит этот косоглазый, так? Анонимка, которую вы все так дружно подмяли под свои жирные задницы, не разбудила ваши мозги. Ты-то что обо всём этом думаешь?
- Я ? Я об этом даже и не думаю. Не писал, не привлекался, не сидел.
- А зря. Думать надо, Паша, в этом сейчас главное. Кто думает, как в шахматах, на два, три хода вперёд, тот и побеждает. О том, что Горбачёв свою партию проиграет, я в этом ни чуть не сомневаюсь. Я думаю о том, как бы вы все на рыбзаводе не остались с носом.
- Как мы можем проиграть? Ну, сменят руководство и всё. Был один, придёт другой, всё равно ничего не изменится.
- Та-та-та ... А о том, что создаются кооперативы, ты знаешь?
- Ну и что? Мы же государственное предприятие.
- Это вы сегодня государственное, а завтра всё может быть и по другому.
- Ну, Вовка, ты уже зарапортовался. Да быть этого не может. Когда же государство своим добром делилось?
- Эх, Павел, хороший ты мужик, но в шахматы играешь хреново. Что бывает с королём, когда он остаётся голым, знаешь?
- Сдаётся.
- Нет, его побеждает другой король. Кстати, а ты в
шахматы играешь?
-А как же, хочешь, чтобы я тебе матов наставил?
- Ну, по поводу матов я и сам могу, а вот мат в шахматах давно уже никому не ставил, как то не было случая, да и соперников достойных нет.
Друзья «резались» в карты уже второй час, а у Павла из головы не выходила фраза друга о другом короле. Если
Горбачёв голый король, то Ельцин тогда какой? Кто сейчас свою партию проигрывает? Может это проигрывает партия, а народу наплевать, кто будет король?
- Ты что, Володенька, - спросил ехидно Павел,- струсил, испугался горбачёвских перемен?
- Нет, Горбачёв меняет внешнюю политику, внутренние структуры он не собирается перестраивать.
-Это как ?- спросил Павел
- Мы очень бедная страна, Паша, бедная в быту, в обеспечении народа, в его благосостоянии. Запад живёт лучше нас лишь потому, что там каждый имеет право выбора. У нас, за нас, думает партия.
- А чем же это плохо?
- Плохо тем, что кусок колбасы, красивую тряпку, выгодную работу и место в жизни за нас уже распределили и получили все те, кто поклонился и преклонился перед идолом – партией.
- И этот идол тебя надул, или ты на него надулся ?
Вовчик рассмеялся. Он хихикал злорадно и ядовито.
- Я, Паша, так успел этого идола надуть, что в швейцарском банке мой пузырь потяжелее бюджета какой-нибудь латиноамериканской республики.
- И сколько ты «заначил» на старость?
- Не рви душу, Павел, на мой век хватит.
- А зачем же ты тогда здесь сидишь? Павел обвёл глазами вокруг себя и ему стала сразу как-то противной эта убогая, сторожевая избушка.
- По-твоему, в тюрьме лучше?
- А зачем всю эту хренотень ты мне рассказал?
- Затем, что мы с тобой одной крови – я умный, ты смелый, я осторожный, ты – авантюрист. И... наоборот.
Павел пытливо смотрел в глаза Вовчику, сжимая зубами сигарету. С него слетела хмель, словно это не они допивают пятую литру вина.
- И что будем делать дальше?
- Ждать, Паша, ждать. Зайдёшь завтра ко мне и возьмёшь любой ствол, какой тебе понравится.
- Зачем, у меня есть.
- У тебя, Паша, пугач. Это не серьёзно. Ситуация должна быть под контролем, но только с оружием человек чувствует себя сильным.
- А ведь он прав, - молнией пронеслось в голове Павла.
Вовка уже надел на Павла три «шубы», забил пять «клиньев» и готовил «подвесной». После каждого проигрыша Павел наливал в стаканы. Друзья уже допивали остатки вина. То ли от того, что на столе лежал жирный балычёк и Павел не стеснялся кромсать его, то ли от дум его тяжких, но голова не туманилась. Вовчик предложил проветриться и мужики вышли на свежий воздух.
Красота! Небо было до того звёздное, что казалось усыпано алмазными искрами. Стояла прекрасная осенняя пора и Павлу захотелось от избытка чувств сделать что-нибудь такое, чтобы запомнить эту ночь на всю жизнь.
- Вовка, хочешь, подарю тебе нутрию? Свою самую любимую самку.
- Хочу. Я давно мечтаю развести этих зверюшек. У них мясо вкуснее свинины.
- Фу, какой ты материалист, всё меряешь на кусок мяса или на количество рублей - с раздражением сказал Павел.
-Да нет, это ты всё время какой-то однобокий, Паша. Почему в вашем "болоте" анонимка не сработала? Потому - что вы трусливый народ. Половина фактов верная, почему ваши толстозадые кумушки молчали? Почему молчал ты? Отвечаю - Ты работаешь там без году неделю и пока у тебя нет не только друзей на рыбзаводе, но и нет того внутреннего состояния, когда ты можешь смело заявить о себе, как о силе, с которой надо считаться. Так ведь? А теперь думай, как тебе упрочить своё положение в этом загнивающем без идеи коллективе.
- И вовсе он не гнилой,- с обидой перебил друга Павел.
-Гнилой, гнилой,- повторил Владимир._ Сейчас кругом одна гниль. Она не только в делах и поступках, она въелась в души и сердца всех в этой "законопослушной" стране,- сказал с сарказмом Владимир.
-Послушал я тебя сейчас и захотелось завыть, - с разочарованием в голосе проговорил Павел. - А пойдём на охоту! Сегодня выходной, егеря уже давно дома спят.
- Пойдём. Я только схожу за своей «пушкой».
- И я. А ты не пошутил со мной?
- Шутить будем утром, сейчас надо поспешать.
Через полчаса Павел с Владимиром уже шагали по дороге. Лес начинался сразу же, за нефтебазой, стоит лишь перейти дорогу. Но ведь друзья же не шакалов пошли гонять, это только они осмеливаются подойти близко к селу, крупного зверя надо искать подальше. У Павла был «дальнобойный» фонарик, у Вовчика – простой. Жгли его батарейки.
- Слушай, Паша, куда нас несёт?
- Идём на охоту.
-Стой, о том, что мы с тобой сейчас идём на охоту, я ещё помню. Но я ещё знаю то, что сегодня утром совхозники вывалили в Девичьей щели яблочный жом. Будь я проклят, если туда не придут лакомиться кабаны. Это же запах на пять вёрст окрест.
- Я там ни разу не был, в этой Женской щели.
- Ну, во первых не в женской, а в Девичьей, так называется это узкое ущелье, а во вторых – мы не так идём, давай перевалим через гору и зайдём к сваленному жому с тыла. Я знаю, где они сбросили своё «добро».
- Давай, но веди ты, я там ни разу не был.
- Ты как себя чувствуешь?
- Пока хорошо, но не лезь под выстрел.
- Не буду. Но покуда мы туда не добрались, давай покурим, а то у меня скоро уши опухнут.
Охотники придавили спинами какой-то плотный куст и закурили. При свете спички Павел заметил, что Вовчик в домашних тапочках.
- Ты что, офонарел, в тапках на охоту идёшь?
- Извини, Паша, забыл про обувь.
- А у тебя хотя бы ружьё заряжено ? Боевой запас взял?- опять задал вопрос Павел.
- Ну, ты обижаешь, Паша. Эт-т-то я не забыл, самое главное оружие у меня в кармане. Он вытащил из-за пазухи фляжку и протянул её другу.
- Подкрепи силы, коньячок.
Но Павлу было не до коньяка. Выпучив от изумления глаза, он глядел на карабин Владимира. На коленях друга лежала мечта Павла.
На спуске в Девичью щель охотники разделились. Владимир зайдёт со стороны села, Павел уйдёт вправо, будет в засаде, так они договорились. То ли на удачу, то ли на зло , но из-за хребта выползла Луна. Всё осветилось бледно-зеленоватым светом и Павел подумал, что это даже кстати, идти легче. Дорога делала зигзаг, уходила вправо. Павел хорошо просматривал её в обе стороны и видел даже через прогалину в кустах ерик, лесной ручей. С точки зрения дилетанта, это была отличная засада для партизана, но была ли это засада для охотника, Павел не знал. Да и не прятался он, просто придавил спиной какой-то колючий куст и полулежал на нём, выставив ствол с взведённым курком.
Патрон с пулей у него был один, три с дробью.
Были ещё заряженные картечью, но он их оставил на рыбучастке.
Переводя взгляд с одной стороны дороги на другую, Павел заметил не со стороны Вовчика, а из глубины щели огромную тень на дороге. Ветерок веял прямо на него и почуять "партизанскую" засаду мог только тот, кто был бы сейчас выше Павла. Чёрная
тень медленно приближалась. Что это было, Павел не мог предположить, но она была явно больше самой большой деревенской свиньи, но меньше коровы. Слышны были шаги по гравию, он хрустел под ногами зверя тихо-тихо, но слухом механика Бог не обидел. До цели оставалось метров десять, а может и немного побольше. Павел медленно, очень медленно начал приподнимать ружьё и поднял ствол на уровень глаз. Мушку не было видно. Тогда он направил ствол прямо посередине этого чёрного пятна. Грянул выстрел и горе-охотника опрокинуло в куст, на котором он лежал.
- Это кто меня,- чуть было не закричал Павел от неожиданности. Выбравшись из недр кустарника, он нашёл ружьё, которое у него вырвали из рук ветки и оглядел дорогу. На ней билась в судорогах огромная туша кабана. Он зарядил вновь своё ружьё дробью и не сходя с места «засады», стал наблюдать со стороны за предсмертной агонией зверя. Павел помнил советы охотников – не спеши, если попал. Лучше выстрели ещё раз, но издали. "Фаршировать" дробью трофей ему не хотелось. Кабан дёргался и брыкался уже минут десять. Это примерно столько, сколь хватило времени Вовчику добежать до убитого зверя.
Что делать с этой свиньёй, охотники не знали. Да кто мог предположить, что на Павла с Владимиром сейчас свалиться такая гора мяса. Во первых, у обоих не было ножа, но если бы он и был, то ни один, ни другой не умели разделывать туши.
Во вторых, кабан лежал прямо на дороге и его надо было с неё убрать Но самое смешное было в третьих, то , что друзья, выпившие пять литров вина и
чувствующие себя в крепком подпитии, не смогли вдвоём стянуть тушу с покрытой гравием дороги. Они даже не смогли черногривого кабана сдвинуть с места. У Павла куда-то исчезли силы, а Вовчик, пока бежал, потерял свой домашний тапочек и больше прыгал на одной ноге, чем помогал «толкать» с дороги нечаянный трофей.
Так, как Павел был более молодой, а скорей потому, что у него в деревне было много родни, которая умела держать язык за зубами, друзья решили, что пойдёт за подмогой младший.
До села было с полкилометра. Жена встретила Павла длинным монологом со злым ворчанием.
- Где тебя носит по ночам, пьянь блудливая? Опять с Вовкой нализались до поросячьего визга?
- Остынь немного. Завтра всё это повторишь мне подробно и лучше в письменном виде, а сейчас не до того. Ноги в руки и беги к Мишке, буди сестру, Мишку и их сына. Сразу же к Верке и тоже буди всех. Павел засуетился в поисках рюкзака.
- Скоро светать будет! Нужны ножи, топоры, мешки, рюкзаки. Мы с Вовкой завалили кабана, он величиной с корову. Беги, родненькая, я найду мешки для нас с тобой.
Торопились мелкой трусцой. Разговоров не было, слышалось лишь тяжёлое дыхание и сопение. Кабан лежал на дороге, это было самое глупое в данной ситуации. В эту предвоскресную ночь всем здорово повезло. В течении двух часов по дороге не прошла ни одна машина и не работали лесовозы. Схватив кабана за ноги, всей ватагой стащили его с дороги под откос, прямо к ерику.
- Я два раза видел эту зверюгу на перевале, шёпотом рассказывал Михаил,- оба раза он не подпустил меня на выстрел.
Павел показал Мишке, где сидел в «засаде» и он расхохотался.
- Везёт дуракам и пьяницам,- сквозь смех услыхал Павел, - к какой тебя категории причислять, не знаю, но такого кабана с одного выстрела убить трудно. Наверное, в рубашке родился. Если бы ты его ранил, даже смертельно, он бы тебя на куски разорвал.
Пуля попала кабану точно в сердце. Его-то и бросили в мешок Павлу.
Мишка с Иваном своё дело – разделку туши, знали великолепно. Минут через сорок от кабана осталась целой одна только шкура, с загривка которой Мишка нарезал горсть щетины.
- Наделаю кистей для покраски, в магазине такие не купишь.
Возвращались, неся тяжело гружёные мешки. Шли не по дороге, а перевалили через хребтовину. Уже начали тускнеть звёзды и голубеть небо. Но деревня ещё спала и над речкой плыл рваными клубами белёсый туман. Вовчик испачкал свою белую рубашку в крови кабана и не найдя свой тапок, поранил чем-то ногу.
Задами пробрались к Мишке. Свалив всё мясо на полиэтиленовую плёнку, поделили. Павлу и Вовчику досталось килограммов по сто, а всего кабана определили весом в четыреста. Таких великанов деревенские браконьеры давно уже не убивали.
- Это не наш. Нашим не дают вырасти. Пришёл со стороны моря, - высказал своё предположение Иван.
После этой охоты Валентина прекратила "выпивоху пилить" за пьянку с Вовчиком. Мясо она порезала мелкими кусками и пережарила в казане, затем заложила его в стеклянные банки и залила сверху жиром. Ничего вкуснее Павел раньше не ел. С этого дня он забыл о том, что в доме нет мяса. Мишка и Иван не то чтобы поверили в его удачливость, они просто стали считать Павла своим браконьерским напарником и добытый ими кусок мяса с того дня делился и со свояком. Павел приобрёл такой вес среди охотников в деревне, что даже самые заядлые браконьеры стали с уважением жать ему руку.
Кроме Маркиса...
- Злопамятная сволочь, - думал Павел, - или может завидует?
Хотя они с Вовкой об этой удачной охоте никому ни слова не сказали, но кто-то из родни проболтался. В деревне нет секретов. Если ты жаришь мясо – угости соседа, так уж здесь заведено.
Усадьба Маркиса расположена на краю села. За ней начинался выгон. Сюда сельчане сгоняли по утрам свой скот, отсюда пастух гнал стадо на выпас. Здесь же они и встречали своих бурёнок по вечерам. Выгон зарос лопухами, рослым, под два метра, девясилом. В зарослях хрена паслись гуси, утки, устрашающе горланили индюки. Колючую ожину мужики изредка высекали и днём здесь, в зарослях лопухов, рылись домашние свиньи. А их в селе держали не по одной – целыми выводками.
Когда-то на этом месте рос большой, колхозный сад. Колхоз давно преобразовали в совхоз, начали выращивать виноград, а сад забросили. Многие деревья погибли. Одни от старости попадали, другие вымокли от подтопления, но осталось несколько деревьев, одичавших, но исправно плодоносящих. Были они ничьи, но кто-то заботливо, из года в год, подбеливал известью стволы. Одним словом, выгон был вроде парковой зоны села. Даже скамейку кто-то поставил под одной из яблонь и покрасил её половой, коричневой краской.
Маркис слыл на селе одним из самых зажиточных хозяев. Дом его не отличался от других размером и роскошью, но усадьба и двор были самыми большими. Он держал троих лошадей, какое-то время имел свою машину. Было у него три коровы и бык-производитель, в сарае по вечерам хрустела крупорушка, примитивная, ручная.
Большой двор был загажен навозом и, как видимо, годами не убирался. Жена успевала наводить чистоту лишь в доме, а хозяину всё было недосуг убраться во дворе. У забора ржавели до весны конный плуг и борона, весной они приносили весомый доход. У каждого сельчанина был свой огород при усадьбе, да несколько десятков соток самозахвата в лесу. Всё это надо было пахать. Всю зиму к его усадьбе тянулись односельчане – помолоть кукурузу.
Крупорушка была только у Маркиса и за помол он брал с каждого мешка по ведру муки. А уж за услуги быка с каждого новорождённого телёнка была плата деньгами.
Маркис давно лелеял мечту обзавестись собственным прудом – сидеть вечерком с удочкой и таскать из водоёма золотистых рыб. Только обязательно золотистых, цвет у них благородный.
Однажды совхозный бульдозерист задолжал ему крупную сумму денег. Да Маркис сам ему, пьянчужке непросыпному, предложил их на неопределённый срок.
- Отдашь, когда будут, я добрый, всегда людям помогаю.
Весной Маркис потребовал долг, но ...откуда у «алкаша» лишняя копейка? Сошлись на том, что он в оплату долга выкопает пруд.
Два дня рычал на общественном выгоне бульдозер. Сельчане помалкивали, все были в чём-то зависимы от Маркиса.
В два бульдозерных ножа шириной и метров пятьдесят длины пруд выглядел внушительно. Глубиной он был метра два с половиной. К осени в нём уже плескались белые, пекинские утки. Жена Маркиса была практичной женщиной и успела по весне купить целую коробку от телевизора жёлтых, писклявых птенчиков. Многие в деревне держали гусей, уток, индюков, но чтобы развести стадо в пятьдесят голов сразу, это же какую прорву корма надо иметь?
Весной, когда разлилась Песчанка и затопила выгон, пруд наполнился водой полностью. Но не повезло хозяину. Как только вода спала, обмелел и пруд. Грунт не держал воду.
«Спецы» посоветовали укрепить стенки пруда бетонной защитой, а дно засыпать глиной. Вот тогда-то с прудов рыбучастка исчезли все запасные решётки с «монахов»,затворов, где спускают из прудов воду, а со склада - весь запас рифлёного стального прута. Виновного искать не стали, просто написали «липовый» акт о целевом расходе и тут же всё списали.
Укрепив стенки пруда решётками, а промежуток заполнив глиной с соломой, Маркис добился водонепроницаемости своего пруда. На следующий год он запустил в обновлённый водоём уже подросшего в садках рыбучастка малька белого амура, которого потравил по приказу начальника участка Олег и за гибель которого был уволен за «халатность» рыбовод Лёшка.
Но не прижился белый амур в этом пруду. За лето непроточная вода протухла, помогли её загадить Маркисовы утки. Всплыл постепенно малёк кверху животами и прожорливые утки всё успели подобрать.
Рыбка была явно не по зубам «новоявленному рыбоводу», зато половину выгона он успел не только захватить, но и опоганить. На десятки метров вокруг пруда всё было изрыто и уничтожено. Подход на оставшуюся половину выгона был перекрыт прудом, хозяйские свиньи, гуси, индюки заполонили улицы деревни. Свиньи подрывали соседские заборы, гуси – утки мешали проезду транспорту по улицам и начались скандалы и ругань по поводу раздавленной машинами живности.
На следующий год Маркис запустил в свой пруд зеркального карпа. Где он купил его, знает лишь начальник рыбучастка, сельчанам осталось лишь гадать, а рабочим участка мечтать о собственной рыбке. Ведь это на их премиальные по итогам годовой работы было закуплено полмиллиона малька быстрорастущего карпа.
Павел с Олегом сидели на дамбе и курили. Отчаянно кричали в камышах лягушки, от прудов одуряюще несло запахом селитры. Ветра не было, на небе ни облачка, солнце палило так, что над водой колыхалось и шевелилось марево.
- Это испарения воды искажают изображение , - показал рукой Павел.
- Потери небольшие от испарения, меня больше всего
волнуют проржавевшие до крайности решётки «монахов», их давно пора менять.
- Стали нет, Олег. Варить не из чего.
- Зато пруд у Маркиса не течёт.
- Так это он все решётки своровал?
- А кто же. Я ему их и помогал грузить
- По приказу ? - Павел показал пальцем вверх.
- Спрашиваешь, здесь без приказа только ты один можешь поступить по своему.
- А где он зеркального карпа купил, мы ведь не разводим?
- Да у нас его и взял. Этот зеркальный карп был куплен на наши премиальные и мы его должны были вырастить для себя, чтобы осенью порадовать наши семьи рыбкой и не воровать племенную рыбу. Кстати, это решение записано в протоколе профсоюзного собрания коллектива и поддержано администрацией рыбзавода. На льготных условиях должны были завезти и продать нам тонну комбикорма для прокорма зеркального карпа.
- Где же комбикорм?
- А его поменяли на навоз, который Маркис привозит для засыпки в «монахи».
- Это сколько же навоза надо?
- Да махнули баш-на-баш, цена комбикорма копеечная, а навоз ценный, как сказано – высококонцент-рированный...
- Это как?
- А как хочешь, так и понимай. Всего малька Николай отдал Маркису, а молодь у нас по актам погибла от кислородного голодания при транспортировке. Чушь свинячья, какой дурак поверит. Да этот карпик без кислорода может всю зиму на дне пруда, в иле пролежать и никакая холера его не возьмёт. Ты, Павел, зря написал про Ваську, я же с тобой лично на эту тему говорил, тянет парня к технике... Я долго размышлял над этой анонимкой и пришёл к выводу, что это твоя работа. Почему я так подумал? Ты здесь работник свежий, многие дела тебе в диковинку и нормальный человек как-то обязан, а не должен возмутиться. Подожди, подожди, не перебивай. Сейчас мы с тобой один на один и никто нас не слышит. Я в душе тоже осуждаю стиль руководства, что здесь сложился. Начальника участка давно надо выгонять поганой метлой, но кто это сделает? Рыба гниёт с головы, это ты и без меня знаешь. Директор рыбзавода такой же хапуга, как и многие другие, которыми он руководит. Мы то здесь - филиал. А ты знаешь, что творится на заводе в Горячем Ключе? Да там полнейший беспредел. Рыбу не просто разворовывают, ею там в наглую торгуют, хотя товарную рыбу мы не выращиваем, мы ведь рыборазводный завод. Ты вот за те три месяца, что работаешь здесь, не списал ни одной единицы техники. Это меня радует, умно ведёшь дело. А ведь на головном-то участке техники почти не осталось, её всю списали. И списали не развалюхи, не "гробы с музыкой", списывают новые трактора, мотокосилки, невода, рыбу тоннами списывают. Ты думаешь, что нет хозяина? Есть хозяин, но скорей хозяйчик, вороватый на свой карман. Мы ведь страшно убыточное хозяйство для всех, хотя, по моим скромным подсчётам, мы самое прибыльное производство. Вот так! Это здесь у нас, в прудах, нет осетровых пород, а в Горячем Ключе они есть. Кто же рыбку кушает? А ты зайди в ресторан в городе и закажи уху из осетрины. Тебе подадут свеженькую, с пылу, с жару, рыбку. А может и не подадут, кто ты такой, у тебя что, карман от денег оттопырился? Я уверен, что Николай "вычислит" того, кто написал анонимку и расправа последует жестокая. Я не знаю, как их всех назвать, но недавно показывали кино по телевизору о сицилийской мафии, но у нас мафия почище сицилийской. Ты ещё не втянулся в эту банду и не надо. "Воевать" с ними бесполезно, да и вооружены все эти ворюги получше, чем милиция. Ведь у Маркиса есть ручной пулемёт, а у Весилова несколько винтовок, одна даже с оптическим прицелом. Это они на общей охоте с ружьями, а когда идут в лес одни, у них оружие дальнобойное и не дай бог попасть такому отморозку на мушку. Я тебе всё сказал, зря ты так открыто начал войну. И не с анонимки надо здесь начинать, а как-то по - другому.
- Олег, Бог, он не Тишка, он всё видит, не писал я этого.
Вдруг всё зеркало пруда вспучилось и из воды на полметра, а то и выше, подпрыгнуло всё его население. Олег от изумления выпучил глаза, а у Павла зашевелились на голове волосы. Он недоуменно глянул на рыбака.
- В горах живём, - спокойно сказал он – трясёт Кавказ, а рыбка, она землетрясение прекрасно чует.
- Я вовсе не об этом подумал, - помолчав, ответил Павел.
- А чем этого карпика можно уморить, чтобы он здох не по липовому акту?
- Мешка хлорки хватит, - зло ответил Олег.
Я посмотрел на Олега и увидел в его глазах такой ледяной холод, что у меня по спине побежали мурашки. Он не отводил взгляд своих колючих глаз от меня и мой язык сам прошептал:
- Где взять эту хлорку?
- Да в складе химикатов, от двери вправо, мешков пятнадцать лежит.
Я понимающе кивнул головой, но Олега уже не было рядом. Теперь я точно знал, как на днях поступлю. Моя вымазанная мазутой шляпа висела в моей «бендежке» злым укором уже третий месяц и «вопила» о мщении. Мою кукурузу Маркисовы лошади сожрали до последнего листика. Мне было откровенно наплевать на армянина и его друзей, я даже как-то и не думал о том, вооружены они или нет. Я просто вспомнил слова Вовчика о силе оружия и о том, что я авантюрист. Я сам был опасен и мог любого заставить себя уважать, ну, если не уважать, так бояться. А Олег после того что сейчас рассказал мне по-дружески в минуту откровения, не скажет никому ни слова. Видимо, он тоже точит зуб на этого хапугу, только укусить не может, а больше всего –
боится.
Проходя «случайно» мимо склада с химикатами, я заметил, что в замке торчит ключ. Его хранил у себя один Олег. Я всё понял. Вечером, когда все рабочие рыбучастка уехали домой, а Добров ушёл на насосную, я пробрался к складу. Мешок с хлоркой я нашёл сразу и, погрузив его на заднее сиденье мотоцикла, накрыл свежей, накошенной травой для нутрий.
За месяц Павел уже дважды собирал своих зверюшек по огороду. Двоих малышей так и не нашёл, наверное разорвали соседские собаки. Кто-то нагло открывал среди ночи клетки, сами нутрии открыть их не могли. Поняв, что так просто от него не отстанут, он несколько ночей караулил злоумышленника, но результата не добился, пакостник не появлялся. Тогда Павел поехал в город и поговорил с Серёгой.
Тот сразу же у своих егерей выпросил для Павла породистого щенка овчарки.
Маришка больше всех обрадовалась собаке и с её лёгкой руки малыша назвали Тобиком.
Щенку было всего два месяца, но уже в этом возрасте он исправно нёс караульную службу, ворча на каждого, кто появлялся во дворе дома. И когда однажды Тобик разбудил Павла среди ночи своим лаем, он увидел перелезающий через забор силуэт мальчишки. Утром, при свете дня, он нашёл следы кроссовок и понял, кто это был. У него исчезли все сомнения тогда, когда он увидел на охоте сына Маркиса в этой обуви. Не может пацан по своей дури третий раз покуситься на чужое добро, здесь явно чувствовался взрослый намёк на дурной поступок. Ну, что ж, клин вышибают клином !
Три дня мешок хлорки пролежал под слоем навоза у соседа Маркиса, рядом с прудом. В субботу, демонстративно нацедив канистру вина, Павел под презрительным, но молчаливым взглядом жены, отправился вечером к
Вовчику на стан. Они привычно пили вино и, по традиции, проигравший в карты, наливал. Но одного наблюдательный Владимир не заметил, что больше половины вина Павел вылил за окно, а пришёл к нему на стан уже подготовленный к диверсии. Он дома проглотил кусок сливочного масла и сейчас, как стёклышко трезвый, демонстрировал опьянение. «Забыв» у Вовчика свою канистру, Павел уже глухой
ночью покинул друга и, сломя голову, кинулся на пустырь. Чёрная рубашка и такие же брюки удачно маскировали его. Добежав до пруда Маркиса, он убедился, что никого нет поблизости и лишь тогда вытянул из-под навоза мешок с хлоркой.
Надорвав ровно посередине бумажный мешок, он тихо спустил его в воду. Замаскировав свои следы, спокойно «умыл» руки в пруду и вновь так же осторожно, в ночном безмолвии, вернулся домой. Через десять минут он уже стучал по калитке камнем и «вдрыбаган» пьяным голосом требовал открыть ворота. Валентина, поворчав положенное время, утихла. От Павла разило вином, как из винной бочки, алиби было отменным.
По уже заведённому правилу Маркис утром пришёл с ведром комбикорма на пруд, кормить своё «стадо», как он любил хвастаться в кругу сельчан. Но... всё стадо вверх брюхом позолотило хозяйский пруд. Любимый золотистый цвет показался сейчас ему траурным.
Деревенские «кумушки» долго шёпотом передавали друг другу сногсшибательную новость – жена Маркиса визжала утром на выгоне так, словно её ошпарили кипятком в бане.