- Гляди, «чубурек-чурек» на жерёбой кобыле едет, - толкнул Щипцова в бок Добров.
- Тебе что, её жаль?
- Да вроде нет, но у нас никто на лошади в таком её состояние не ездит...
- Это у нас не ездят, а здесь мы не дома, здесь всё наизнанку. Начальник пьёт с подчинёнными...
- А у нас не пьют?
- У нас не так нагло. Начальник ворует рыбу...
- А у нас не воруют?
- Ну, во первых у нас нет такой рыбы, а во вторых – у нас украсть нечего, не понесёт же директор с завода прокат или станок какой...
- А ты откуда знаешь, что не понесёт, он что, тебе расскажет, что понёс?
- Знаю, у меня друзья в ОБХССе, они всё знают.
- Почему же твои друзья здесь не закрутят кое-кому гайки, а то ведь механизм давно разболтался, нужно что-то делать.
- Мы с тобой сюда приехали дикарями, так...
- Ну, так, а дальше?
- А дальше... давай доработаем до конца нашего отпуска и потом сходим в прокуратуру, я так это дело не оставлю, а то, что здесь надо "шить" большое дело, я давно уже понял.
Что-то уж больно распоясались эти южане, всё-то им дозволено, так ведь и Родину растащат по кусочкам. Этой анонимке не только надо дать серьёзную дорогу, но и познакомить с ней прокурора.
- Да кто тебе поверит, у них что, прокуратура не куплена?
Да мне, кажется, у них тут всё под сапогом, такие шишки приезжают, кто за рыбкой, кто на охоту. Тебя же затаскают на допросы, скажут, что по пьяной лавочке тебе всё померещилось и ты сейчас делаешь поклёп на хороших людей. И пришьют тебе дело за оговор. У тебя что, есть свидетели? Маркис, что ли, или Борис? Может механик подтвердит? Да у него ружьё без номеров. А Василов, он что, друг тебе? Не надо, "Федя", не надо, не ищи на свой зад приключений, их и не будет. Сразу же потеряешь свой партийный билет за то, что смолчал, не сигнализировал сразу.
- Ты что, отрезвел сдуру? Поёшь мне серенаду... сам знаю, что делать...
- Верю, что знаешь, но ты тут чужой, понимаешь, ч-у-у-у-жой! Это у себя дома твой максимализм можно воспринимать как аксиому, здесь важны только факты со свидетелями, которые тебя же продадут за кусок дармового мяса. Анонимку помнишь, выводы сделал? Ты видел, как уезжал этот плюгавенький горкомовец с участка?
- Нет,- ответил Добров,- я в это время чистил рыбу, которую мне привёз механик.
-Ха-ха-ха,- рассмеялся Щипцов,- ты чистил малявок, а наш косоглазый начальник загрузил в багажник горкомовской "Волги" целый мешок толстолоба. Это тебе не сопливые окунята, это килограммов тридцать отборной рыбы. Да плевать они хотели на эту анонимку. Уж если горкомовский работник без малейшего зазрения совести "тянет" то, что принадлежит народу, то что говорить о других?
-Ну и загнул ты, - ехидно улыбнулся Добров, - какое же это народное добро? Народ, это мы с тобой, а эти - вне народа, они как бы отдельно от нас живут. И пойми меня – не плохо живут, припеваючи. И плевать им на нас с тобой. Выходит, что анонимку кто-то зря написал? Ты думал над этим, кто, по-твоему, автор?
- Не знаю, может быть это "работа" Фёдора или Куца, но только не механика и лаборантки, им здесь пока вольготно. Но я это дело так не оставлю, надо жаловаться прокурору, нужны настоящие факты, а не тот лепет, что написан в анонимке. Ты к тексту прислушивался? Ведь это лепет малограмотного человека, но этот человек хорошо знает всё, что здесь происходит. Откуда он может знать об актах, ведь это сугубо "секретная информация" для рабочих рыбучастка.
Акты подписывает начальник, лаборант, Олег и главный рыбовод. А теперь размышляй, кому нужна шумиха? Скорей всего главному рыбоводу, ведь ему отвечать за потерю рыбы. Но главный рыбовод - жена директора, к тому же она секретарь партийной организации. Ты что, забыл, у кого вставал на временный учёт? Что-то не могу я своей головой сообразить, зачем Клавдии писать на самоё себя? Загадка. Да и стиль письма не очень грамотный, Клавдия закончила институт, такую ахинею ей не с руки писать. Если лаборантка любовница этого косоглазого, то тоже тупик. Даёт он ей рыбу или нет, я не знаю, но то что она не любовница, то это наверняка. Конечно, она смазливая бабёнка, а Николай кобель ещё тот, тут нет сомнения. Давай, последим за ними.
-Как? - изумился Добров.
- Как, как, мне что, тебя учить ещё надо? Следи и всё, замечай все его шаги и поступки.
-Хорошо, послежу. Но я постоянно в подпитии, как тут проследить?
-Пить, "Федя", меньше надо, а то жена тебе такие рога наставит, что будешь кавказским ветвистым рогалём.
-С кем, здесь кроме тебя, нет подходящей кандидатуры.
-А косоглазого ты в расчёт не берёшь? Штучка ещё та.
Добров выпучил от изумления глаза и дрожащими руками полез за сигаретами. Сломав три спичины, он глубоко затянулся и, раскашлявшись, надолго замолчал
* * *
Маркис бросил Борису тяжёлый рюкзак и велел "«раскочегаривать" мангал. За складами, прямо у небольшого пруда малявочника, был построен деревянный навес. Мангал стоял рядом – большое, квадратное корыто из толстой стали. Его когда-то сам Борис и сваривал. Через полчаса в нём уже весело плясало пламя. Начали потихоньку собираться те, кого Николай пригласил на охоту. Борис домой, в город, не поехал, да и отвезти было некому. Остались ночевать на участке и Васька с Фёдором. Они озабоченно крутились около мангала. Один подбрасывал в огонь свежие сухостоины, разбивая их о лежащий рядом валун, другой насаживал на шампуры куски мяса. Маркис пошёл отгонять на пруды свою жерёбую кобылу, а у механика с Весиловым шёл разговор о предстоящей охоте. Весилов подробно объяснял Павлу, как вести себя в загоне.
- Главное, не торопись. Гляди на кусты и наблюдай, куда пойдёт зверь. Тут надо не пустить его на верх, не дать ему броситься назад и самое главное – не забегать вперёд, зверь может заметаться и броситься врассыпную. Стреляй только наверняка, если зверь бежит на тебя. Потом тушу найдём, эту долину я знаю лучше, чем свой двор.
Прикатила из города чёрная «Волга» и Николай Васильевич повёл своего друга, хирурга городской больницы Полных в охотничью «гостиницу». В двух комнатах нижнего этажа конторы стояли застеленные свежими простынями кровати.
Заведывала этим всем жена Щипцова. Надо отдать ей должное – порядок у Клавдии был отменный, это заметил Полных и похвалил Николая.
- Послушай, Николай Васильевич, у тебя здесь работает чистоплотная женщина, пришли-ка её ко мне, у меня сестра-хозяйка - блудливая бабёнка, надо бы её сменить.
- Хорошо, пришлю, только не сейчас...
- Почему, сейчас самое время.
- Хорошо, хорошо, сейчас, а сам подумал о том, что вот он, случай, избавиться от "писательницы",только согласится ли она сама на это.
На столе уже парили свежим налитым чаем чашки и уставший с дороги доктор с удовольствием потягивал душистый напиток.
- Люблю вот так вечерком побаловаться чайком, в рифму заговорил он.
- Василич, ты здорово-то не налегай на чаёк, у меня есть кое-что и посущественнее, полез за пазуху доктор, но Николай остановил его.
- Ты погодь немного, оглядись тут и минут через двадцать приходи на огонёк У нас уже зреют шашлыки, вот там твоя фляжка будет кстати. Ну, я пошёл. Доктор с зятем деловито разобрали рюкзаки, расчехлили ружья и проверили их. Надели камуфлированные куртки, поменяли брюки и обувь.
- Совсем другой вид, - заметил зять, -теперь нас и не узнаешь.
-Ты чётко договорился с егерями?
- Да, отец. Они приедут на кордон часам к одиннадцати. До десяти мы должны убраться из заказника. С ними будет какой-то высокий чин из краевой администрации.
- До десяти можем не успеть. Ты будешь в загоне. Я там, в багажнике, приготовил для вас с Виктором две крышки от кастрюль. Одна тебе. Не обижайся, но это твоя первая охота и, будем надеяться, не последняя. Приобщение к нашим традициям требует жертв, стрелять ты пока не будешь. Это тебе не Афганистан и то, что я тебя оттуда "достал" – никому ни слова.
Под навесом уже было шумно. То ли «сработал» Борисов «чемергес», то ли возбуждала предстоящая охота, но анекдоты и охотничьи байки сыпались, как «из рога изобилия».
Аромат готовых шашлыков «царапал» запахом ноздри, все терпеливо ждали прихода доктора. Многие из этого села были его пациентами и всеми уважаемый человек имел право, чтобы его ждали. Спиртное не пили. Просто это не входило в планы предстоящей охоты. Доктор пустил по кругу свою фляжку и каждый сделал по глотку
чистого, медицинского спирта. Весилов, то ли от жадности, то ли от незнания, сделал большой глоток и поперхнулся. Все с весёлым ржанием бухали его по спине и предлагали запить Борисовым «чемергесом». Но он моргал налитыми кровью глазами и, вытирая слезы, зло кашлял.
- Тренируешься мало, - вставил своё слово Борис. Это замечание вызвало новый взрыв хохота. Все хорошо знали опыт Бориса, «не просыхающего» порой неделями. Выехали на двух машинах. В «Волгу» сели шестеро, в «Уазик» затолкались остальные. Было около двух часов ночи, когда машины, рассекая фарами темноту, покинули рыбучасток. Дорога поначалу была сносной, плотно укатанная лесовозами. Потом начались лесные одноколейки, где при встрече двум автомобилям практически не разойтись.
Дважды на свет фар выскакивали кабаны. Один даже метров сорок бежал перед «Уазиком», шедшим первым. Мелькали шакалы, еноты, дикие козы. В темноте их глаза фосфорически блестели и казалось, что лес полон сказочных чудовищ. Долго ползли на хребет.
Водители с тоской посматривали на показания температуры воды в двигателях, в душе моля Бога. Наконец и вершина. Все облегчённо вздохнули и шумно начали вылезать из машин.- Тише, вы, кумушки базарные, - послышалось шипение Маркиса, - раскудахтались...
- Вот отсюда будем гнать зверя по низине и склонам, - показал рукой Весилов. Трое пойдут низом, здесь нужны хорошие ходоки, шустрые и крикливые. Пусть идут люди доктора и как опытный в этом деле – Борис. По тому склону направим пацанов с Фёдором, старшим пусть будет сын Маркиса, у него опыта побольше, да и не новичок он уже в этой долине. Павел Алексеевич пойдёт один по этой стороне. Здесь склон крутой и редкий зверь пойдёт вверх.
- Держите равное расстояние между собой и не взводите курки ружей. Стрелять только при самообороне, если матёрый секач взъяриться,- это последнее напутствие дал Николай. Небо уже посветлело, лишь внизу, на самом дне глубокой щели, стоял непроницаемый мрак.
Шестерым пришлось спускаться в эту преисподнюю. Склоны щели тянулись километра на два и, заворачивая влево, смыкались, образуя голый перевал. Туда, на вершину этого перевала, сейчас поспешили стрелки засады.
- Павел, ты первый раз с нами и сейчас всё увидишь сам, сверху - это Николай давал последние советы. - Иди немного впереди нижних загонщиков и не пускай зверя вверх. Стрельбой особо не увлекайся, но если это будет рогаль или секач, то дай тебе Бог не промазать. Он дал Павлу консервную банку с запаянными внутри гайками.
- А у Бориса трещотка, - вспомнил Павел. Он сам ему помогал её ремонтировать и только сейчас понял, зачем он эту шумливую игрушку так долго настраивал.
Оставшись один, Павел ощупал свои карманы. В правом было четыре патрона с картечью, их дал Николай, в левом – два с пулями. Его одностволка шестнадцатого калибра била прекрасно, без осечек. Курить пока было нельзя. Павел прислушался. Далеко впереди уже давно заглохли двигатели, лес зажил своими звуками. Где-то внизу были слышны повизгивания поросят, трещали под чьими-то тяжелыми шагами ломающиеся, сухие ветки. Стремительно светало. Павел посмотрел на часы, было семь минут четвёртого. И в этот момент , на другой стороне щели, а ширина её была не менее полукилометра, что-то забухало. Павел даже вздрогнул от этого неожиданного, неестественного для леса звука. К нему прибавился второй, третий... , уже были слышны крики, улюлюканье, звон, треск. Трещала Борисова машинка. Павел тоже поднял над головой свою банку и задёргал её взад-вперёд. Продираясь сквозь заросли рододы, он двинулся вперёд, на ходу доставая сигареты. Прикурив, он не прекращал дёргать туда-сюда свою банку, взял в правую руку ружьё, заряжённое пулей и остановился. Впереди резко заколыхались густые заросли кустарника и послышался поросячий визг. Павел ещё яростнее замотал банкой, закричал что-то дикое и бессвязное и даже запрыгал на месте. Наступление стаи было отбито, кустарник затрясся далеко впереди. Павел прибавил шагу, он почти бежал по склону горы и, остановившись перевести дух, услышал сзади улюлюканье и грохот.
- Надо бы не спешить, - подумал он и огляделся вокруг. Вдруг на той стороне склона дважды прозвучали выстрелы. Щель постепенно сужалась и уже крики стали звучать отчётливее, можно было разобрать басовитый голос Фёдора. Впереди тоже раздались выстрелы. Их поначалу было лишь два, потом начался такой ружейный треск, словно кто-то начал водить палкой по штакетнику. Павел увидел впереди себя мелькающее белое пятно. Поначалу он не понял, что это такое и когда рассмотрел внимательно, то - мать моя женщина, Павел впервые увидел оленя. Это был красавец! Ещё не освещённый солнечным светом, но жёлтый, как солнышко, он стоял перед ним боком и вздрагивал. Павел держал в руках ружьё, но забыл о нём. До красавца оленя было не более десяти метров. Он был рядом, благородный охотничий трофей. Не попасть сейчас в него просто было глупо. Был ли механик заядлый охотник? Нет. Был ли он голодным? Нет, да причём здесь голод, азарт или алчность! Павел понимал красоту и сейчас перед ним стояло благородное, прекрасное существо. А стрелять в красоту Павел не мог. Просто он смотрел на оленя и улыбался. Насмотревшись, Павел поднял свою банку и затряс ею. Олень прыгнул от этих звуков вперёд и умчался скачками за хребет перевала. Павел подумал, что это не его позор, не жалость и даже не милосердие. Это было созерцание прекрасного и оно лишь на короткий миг явилось ему. Может быть красавца оленя убьют и даже сегодня, но это будет не его выстрел.
- Я буду благодарен самому себе, что не поднял руку на это прекрасное создание,- подумал он, разволновавшись.
- Да будь проклята эта охота! Он шёл и плакал, матерился, как самый скверно словный сапожник, он жалел себя..., оленя...,он жалел, что пошёл на эту проклятую охоту. И когда вдруг перед его застланным слезами взором внезапно появился кабанчик килограммов на пятьдесят, Павел с такой яростью вогнал ему пулю под лопатку, так выплеснул накопившиеся в нём злые эмоции, что встреть он сейчас на своём пути даже слона, без тени смущения влепил бы ему заряд между глаз.
Взвалив поросёнка на загривок, Павел уже с лёгким сердцем, побрякивая банкой, продирался через кустарник. Почему-то смолкли выстрелы. Постепенно замолкли звуки трещоток и голоса загонщиков. Было шесть часов утра, когда все, участвующие в этой охоте, собрались вместе, у машин.
Четыре подсвинка, две козы и матёрый секач килограммов на двести – трофеи ночной, браконьерской охоты. Устало Павел сел на замшелый валежник и задумался.
- Допустим, вот этих пятерых свиней мы убили сейчас незаконно. Законно, это когда есть лицензия, за которую кто-то заплатил. Значит, всё равно надо убивать!
Убивать законно... Павел достал сигарету и закурил. В голове крутилось – законно, убивать, законно... Да какой к чертям закон, накорми людей мясом и не пойдёт тот же Борис или Василов в лес за добычей. Они же пришли сюда за куском дичины и им откровенно наплевать на то, как они это делают – законно или не законно. За последнее время, что я живу здесь, в деревне, я не мог купить ни килограмма мяса, колбасы или каких-либо мясных консервов. Это что, законно? Глаза косули были открыты, они были круглые, тёмные и жалкие. По щекам темнели тёмные полосы, словно косуля только что горько проплакала. Павел не знал, кто её убил, но косуля была чем-то похожа на оленя и он её жалел. При дележе он отказался от её мяса и взял себе кабанятину, килограммов сорок костей и сухожилий.
- Василич, сейчас только половина восьмого. У нас есть в запасе не менее двух часов, может пройдёмся по левой стороне хребта, попытаем индивидуального счастья? Может кому что попадёт на мушку?
Николай посмотрел на часы.
- Хорошо, через два часа встречаемся все здесь, задерживаться опасно, помните, егеря будут в одиннадцать.
Ушли попытать счастья Маркис, Весилов, Полных с зятем и Артём, водитель Николая Васильевича. Ребятам Николай запретил уходить от машин.
- Ещё заплутаете, ищи потом вас, сидите здесь! Павел, как сидел на своей валежине, так там же и задремал.
- На сегодня хватит стрельбы, лучше посплю на свежем воздухе. Николай забрался в «Уазик» и оттуда вскоре послышался его храп. Васька с чьим-то биноклем забрался на дерево и разглядывал долину с высоты. Иногда он с верхотуры комментировал брату о действиях охотников – кто куда пошёл и какого зверя он видит в бинокль.
К девяти часам пришли Маркис и Весилов. Оба, криво улыбаясь, словно они в чём-то провинились, развели руками и разувшись, босиком улеглись на уже примятую траву. Раскрасневшийся, с мокрой на спине курткой, явился Полных. Артёму тоже не повезло. Все стали поглядывать на часы, уже десять минут, как просрочил время встречи зять Полных.
- Василий, ты там не видишь его?- спросил Николай.
- Нет, не видно.
- Куда вы ходили? - озабоченно посмотрел он доктору в глаза.
- Пошли прямо, потом разошлись, он ушёл направо, я никуда не сворачивал. Да не мог он далеко уйти, лес то не знает.- Ребята, мигом туда, - Николай показал рукой направление. Васька, сын Маркиса и Фёдор бросились бежать вниз, в долину. Ребята, выросшие в деревне и знающие, как бегать в чаще, мигом скрылись из глаз. Николай взял крышку от кастрюли и стал стучать по ней палкой. Через полчаса вернулись Фёдор с Васькой, У обоих были виноватые лица.
- Не нашли, может пострелять?
- Стрелять уже нельзя, нас могут засечь егеря даже за десяток километров отсюда.
- Вот они, - закричал Весилов, показывая вправо.
Опираясь на плечо Маркисова сына, зять Полных
волочил ногу. Все бросились помогать им побыстрей дойти.
- Вывихнул ногу, - сообщил он, - кричать было стыдно.
- Это мы мигом вправим, - пообещал доктор и дёрнул ногу зятя так, что он с криком завалился на бок.
- Ну, мужики, рвём когти, время у нас в обрез, успеть бы вырваться из леса, на прудах нам уже и сам чёрт не страшен.
Водители гнали, как ошалелые. Несколько раз все доставали головами верх брезента, а шедшая сзади «Волга» рисковала оторвать задний мост.
До прудов оставалось не более ста метров, но этих - то ста метров как раз и не хватило. Дорогу перекрыли два голубых «Уазика».У егерей в руках были карабины.
- Влипли, - успел прошептать Николай, - жаль мой карабин, отберут, суки.
- Выходим из машин, ружья оставили там, где они лежат, - это скомандовал старший егерь, одетый в камуфляж крепкий, высокий парень, лет двадцати пяти. Верхняя
губа у него с левой стороны была когда-то рассечена, на голове одета милицейская фуражка.
- Откройте багажник, - обратился он к водителю «Волги». -- Все стали лицом к лесу, руки за голову. Все арестованы. Документы на машины сюда, быстро!
Павел смотрел на старшего егеря и глазам своим не верил, это же Серёга, его друг из прошлой, городской жизни. Но ведь он служил в ГАИ ? Почему же сейчас он здесь?
- Серёга, это ты, - тихо прошептал Павел, - ты что, друга не узнаёшь?
Сергей несколько секунд смотрел на Павла, потом бросился к нему и сжал в обьятиях.
- Пашка, родной мой, ты как попал в эту банду?
- Постой, Серёга, это не банда, а очень уважаемые люди.
Павел наклонился к уху Сергея и сообщил ему, что один из них хирург городской больницы, а второй, Павел уже начал врать,- хирург краевой больницы.
- Кто же за них поручится? - спросил в растерянности Сергей.
- А я и поручусь, - заверил Павел. - Неужто ты сейчас отберёшь у меня кусок мяса, у мужиков ружья, а наши семьи отдашь под суд?
- Ну ты даёшь, Пашка, я всё мог предположить, но только тебя встретить здесь, на моём кордоне, не ожидал. Чёрт с тобой, езжай домой и забери с собой эту банду. Живёшь - то где?
- Приезжай сегодня в село, как освободишься, мы с Валентиной будем тебя ждать. Привези обязательно Ленку, я по своей любимой женщине соскучился - весело проговорил Павел.
- Не забыл, сердцеед? - спросил Сергей.
- Такую красавицу разве можно забыть, век себе не прощу, как ты у меня её из под носа увёл,- с сожалением ответил другу Павел.
- Ладно, уезжайте отсюда , чтобы я больше вас не видел на кордоне, в следующий раз моя «доброта» будет неописуема, припомню всё - сердито проговорил Сергей.
Он отдал водителям документы, а егеря раздавали браконьерские ружья явно с огромным сожалением. Карабин Николая Сергей взвесил в руке и посмотрел на Павла. Он, как видимо, не хотел его отдавать и Павлу пришлось чуть ли не силой отнять его у друга.
- Ты же сегодня мой гость, зачем вечер портить.
- Ох, Павел, душу ты мне сейчас рвёшь, принципы рушишь.- Хорошо, у меня сейчас в подвале великолепное лекарство есть, надеюсь что сегодня вечером ты не откажешься полечиться?
- Уговорил, жди вечером с супругой.
Павлу, словно почётному гостю, уступили место в «Волге», рядом с водителем. Все подавленно молчали, Николай сжал плечо Павла и тихо прошептал:
- Ты сегодня такое сделал, что тебе цены нет.
Павел глядел на дорогу и думал, - А если бы Сергея не было, а был кто другой, какая бы меня была цена?
Весь вечер, до поздней ночи, Павел ждал Сергея. Валентина приготовила шикарную закуску, но...что-то не сложилось в семье друга, какая-то веская причина не дала ему выполнить своё обещание. На завтра Павел решил с женой съездить в город.
Работа по дому может и подождать. На хозяйстве жена оставила дочку. Маришка была уже большая девочка, справится и без материнской опеки.
Городок был маленький и опрятный. В радиусе двадцати километров только один небольшой заводик коптил небо. Больше серьёзных предприятий не было. Уютное, курортное местечко, всего в тридцати километрах от Чёрного моря, если в уме провести прямую линию, не высчитывая серпантин горной дороги.
Павел решил побродить по городу, по его центральной улице, пока жена посетит парикмахерскую, да заглянет на рынок, прикупить чего-нибудь, не пойдёшь же в гости с пустыми руками. Встретиться договорились на автостанции. Павел весело бродил по знакомым улочкам и заглядывал в заветные уголки, где некогда часто любил бывать. Здесь прошло его золотое время, здесь он встретил свою любовь и обрёл много друзей. Павел любил этот маленький городок и гордился тем, что здесь его многие знают. Он задержался у вечного огня, зажжённого в честь гвардейцев Иркутской дивизии, освобождавшей город от немцев и в голове зазвучали припомнившиеся строки:
Я стою, цепенея, у братской могилы,
Рвётся пламя и душу ярит.
И глаза отвести от огня нету силы,
Это сердце, солдатское сердце горит.
Задумчиво Павел шёл по аллее и думал, что хорошо бы сейчас какого-нибудь знакомого встретить. Да вот, как раз идёт его старый приятель, Александр, честный, добросовестный малый.- Ты что такой хмурый, Саша?- остановил он своего бывшего напарника. Вместе они когда-то работали в бъединении «Краснодаркрайфото», только Павел фотографом, а Александр фотолаборантом.
- О, Паша, привет. Где ты сейчас, что-то я тебя давно не вижу в городе.
- Да так, работаю.
- Где работаешь?
- Механиком на Цариной Поляне.
- Это где-то за Волчьими Воротами?
- Угадал. Дыра, каких ты ещё не видел. Ну, а у тебя как?
- А у меня сейчас кошки на душе скребут. Сын последний месяц служит в армии. Саша склонился к моему уху и шёпотом стал рассказывать:
- Паша, мой сын служит в Афгане. Там сейчас такое творится, что я боюсь рассказывать. Там идёт самая настоящая война, почище той, что была здесь и гибнут
на этой войне наши парни.
- Пашенька, - всхлипнул Сашка, - моему сыночку осталось служить месяц, всего месяц и я молю Бога о том, чтобы он оттуда вернулся живым. Да ты знаешь, сколько оттуда уже пришло в Союз цинковых гробов? Жуть. Паша, я не хочу получить гроб с телом сына. И не за Родину ведь парни гибнут, не нас с тобой защищают, а выполняют интернациональный долг. Да в гробу я видел этот интернационал, но не своего мальчика. В каждом письме половина строчек замазана чёрной краской. Что же это за секреты такие сын отцу раскрывает, что КГБ не хочет, чтобы я это знал? Да они, сволочи, даже посылки к нему не разрешают посылать. У них, говорят, всё есть. А я рассматриваю его последнюю фотографию, он её месяц назад прислал, так он на ней словно после голодовки, худющий. Что происходит, Павел? Почему от нас прячут эту проклятую войну? Почему я не сплю ночами и с содроганием жду вестей от сына? Когда же будет конец этому вранью? Ты не поверишь, но я уже второй год не могу достроить свой дом. Каждую неделю ко мне заявляются комиссии то из горкома, то из горисполкома, то земельная, то архитектурная, пожарная, медицинская, БТИ и нет им конца. Что они от меня хотят? Чтобы я прекратил строить свой дом? Не добьются, я уже замотался справки для них добывать. На каждый гвоздь, доску и кирпич им подавай акт, накладную, чек, квитанцию. Я всю зарплату и оклад жены вкладываю в этот дом, а они мне своё – на что живёшь, если деньги уходят на стройматериалы? Да голодаю, Паша, голодаю, но строю. Продаю овощи с огорода, чтобы хлеба купить. По ночам сторожу за гроши, жена за копейки полы моет. Каково учительнице русского языка у этих «азеров» полы мыть, а ? Ты то хотя бы как?
Павел достал из кармана две двадцати пятирублёвки и протянул их Александру.
- Возьми, разбогатеешь, отдашь.
- Да ты что, Павел, я не возьму, стыдно.
- Это мне стыдно тебе не помочь. Да и не чужие мы с тобой люди. Не один раз вместе кусок хлеба разламывая, угощали друг друга. У тебя вон две девчонки растут, невесты уже поди, купи им от меня подарки. А сам завтра приезжай ко мне в Фанагорийку. Адрес тебе мой любой скажет, поговорим, у меня к тебе дело есть.
- Какое, Павел? Если это связано с фотографиями, то у меня сейчас места нет, где их делать, ючусь чуть ли не в собачьей конуре. Старый-то дом сломал.
- Да я не о том, приезжай, там и поговорим. А лаборатория у меня есть своя, половину подвала загромоздил своими причиндалами.
Павел с тяжёлым сердцем возвращался на автобусную станцию. Жена уже ждала его и встретила упрёками. А у Павла перед глазами стояло печальное лицо отца, болеющего душой за своего сына. У него на сберкнижке лежало одиннадцать тысяч рублей , половину Павел решил дать взаймы Александру. Ему сейчас деньги нужней, чем мне, - думал Павел. Как только Валентине об этом сказать? Не будет ли она против?
А у Сергея была о-о-очень веская причина не явиться к другу, в деревню. Ленку-то угораздило рожать! Сергей отвёз её в роддом и сейчас висел на телефоне, ожидая звонка о начале схваток. По такому случаю Павел с Валентиной как бы и не вовремя явились. Серёга был немного возбуждён. Павел понимал его состояние и заторопил жену домой.
- Да ты меня сейчас кровно обидишь, если вот так, без моего угощения, уйдёшь от меня,- вскричал Сергей и побежал в подвал. Вернулся с трёхлитровой банкой вина и стал лихорадочно готовить на стол закуску.
Валентина в это время прибралась немного на кухне. Мужик, он всегда на кухне, как енот, напакостит, а убирать некогда. Выпили, наговорили Сергею массу пожеланий и под конец беседы Валентина сняла со своей шеи золотую цепь с рубиновым кулоном. Она подала его Сергею со словами:– Дружба дороже золота, пусть эта безделушка поможет Лене родить парня здоровым и большим, как папа. Этот рубин счастливый, Ленке он очень нравился.
Ошалело Сергей смотрел на драгоценный подарок, переводя взгляд с золотой цепи то на Павла, то на Валентину и в его глазах стояли слёзы.
- Ну вы, ребята, даёте, да я, да я...
- Да ты жди телефонного звонка, а мы сейчас заедем в роддом, проведаем твою ненаглядную Лену,- сказала Валентина. - С голыми руками к ней идти стыдно, надо ещё на рынок сбегать.
* * *
У Фёдора, моториста насосной станции, сегодня было хорошее настроение. Три дня назад – вот это был злой день.
После дождя река несла столько всякого мусора, что решётку забора воды постоянно забивало и на холостых оборотах насос начинал по поросячьему визжать. Мокрые ветки деревьев, что росли вдоль высоковольтной линии, замыкали провода и насос постоянно «вырубало». Всю смену Фёдор, как угорелый, носился от насоса к решётке, от решётки к щиту управления. Рубашку так промочило потом, что хоть выжимай. Ещё змеи, будь они прокляты, одолели. Фёдор этих ползучих гадов не боялся, но их, словно магнитом, тянуло на насосную. Кругом сыро, а в насосной сухо и тепло. Вот они на тепло и ползут. Три трофея он закинул на забор подстанции, повисли витыми плетями, словно ползучие лианы.
Сегодняшняя смена была спокойной. Воды в отстойнике стало выше уровня и он оставил работаю-щим только один электродвигатель. Фёдор ждал темноты. Как только стемнеет, он решил немного погонять енотов. Развелось этих ворюг в окрестностях до крайности. Надо немножко их потревожить, а то воруют, наверно, рыбу в прудах, а это непорядок. А порядок Фёдор любил. С каким удовольст-вием он драил палубу, когда выпадала его очередь во времена службы на флоте. Любо-дорого смотреть на сияющий чистотой корабль. Фонарик у Фёдора был припасён давно, китайский, переделанный на три батарейки. Да и дубинку он давно вырезал, даже рукоятку украсил резьбой. Фёдор поменял туфли на сапоги с высокими голенищами и поверх неизменной тельняшки надел прорезиновую куртку. Этой жёлтой спецодеждой экипированы все работники участка. В ней ночью по кустам пробираться удобней, сучья не так цепляются. Он вновь проверил уровень воды в отстойнике, она заметно прибавилась.
- На ночь воды хватит, - подумал он,- можно после охоты немного поспать. Остановив насос и перекрыв задвижку, Фёдор взял плотный, парусиновый мешок. Выйдя из насосной, он на всякий случай отключил освещение на прудах.
- В темноте будет уютнее, - подумал он. Сразу, метрах в двадцати от насосной, начинались заросли тальника. Они тянулись вдоль всей дамбы, прямо до самых складов участка. Здесь, у дамбы, он видел множество пятипалых отпечатков на мокрой земле и наносной глине, оставленных на засохшей грязи, это были явные следы енотов. У котов след широкий, круглый, а эти словно маленькие ладошки. Ему хотелось курить, но охота есть охота и на ней курить нельзя. Слишком уж далеко звери чуют запах дыма. Дойдя до кустов, Фёдор остановился у дерева, прислонился к нему плечом и решил послушать, что происходит в кустах. Минуты две он старался даже не дышать. В кустах кто-то возился, слышалось чавканье, потрескивали сучья, шлёпали по грязи лапы. Ни света звёзд, ни отблесков фонарей с дамб, перед глазами полнейшая чернота. Здесь, вдоль берега реки, а это ему рассказал Весилов, пролегала звериная тропа, по которой обитатели леса ходили на водопой и сейчас Фёдор стоял прямо на ней. Почва под ногами была сырая, потому холодная. Сапоги он обул без тёплых носков и сейчас пятками чувствовал холод. Было не комфортно и хотелось немного потоптаться на месте. Но это его сейчас мало беспокоило, он слушал ночь.
Веял лёгкий, прохладный ветерок, еле ощутимый. Вдруг ему в лицо что-то дыхнуло, тепло и резко. У горе-охотника в руках был только мешок и дубинка. Про фонарик он просто забыл. У Фёдора от этого выдоха поднялись на голове волоса дыбом. Он застыл, как изваяние, как будто не тёплое дыхание почувствовал, а ледяное. В эти секунды Фёдор даже не дышал. Как он ни напрягал слух, но ни одного шелеста листика, ни звука сломанного под ногой сучка, не слышал. Но что же это было? Неужели могут быть такие порывы тёплого воздуха? Фёдор внезапно вспомнил о фонарике и очень осторожно полез за ним в карман. Но совсем рядом, может быть метрах в пяти или семи от себя, он услышал резкое «крэк», так крякают олени. Кто-то нахраписто бросился с оглушающим треском через кусты, ломая сухие сучья . Фёдор включил свой «дальнобойный» фонарик, но увидел только раскачивающиеся при почти полном безветрии ветки кустов. Он бросился туда, зная, что сейчас еноты дружно сиганут отсюда. Пару раз ему удалось осветить этих полосатых зверюшек, но они явно были хозяевами тут, прекрасно ориентировались в темноте и столь стремительно удирали от него, что догнать их он и не надеялся. Разочаровавшись в такой безрезультатной охоте, он уже было хотел уходить, как вдруг услыхал какую-то возню над головой. Осветив изнутри куст, он увидел на верхних ветвях енота. Его глаза горели фосфоресцирующим светом, как два зелёных, дьявольских огонька. Согнуть гибкую ветку было делом не трудным. Фёдор дубинкой огрел енота по голове и тот плашмя шмякнулся на траву. В мгновение он накрыл его мешком и придавил всем телом. Енот отчаянно вырывался из под мешка, но... это были последние потуги обречённого зверька. Фёдор нащупал его загривок и сомкнул на шее ладонь. А хватка у морячка была стальной, Бог силёнкой парня не обидел.
Уже при свете электроламп насосной Фёдор разглядел свой вожделенный трофей. Это был красивый и крупный самец. Чёрная шерсть его лоснилась, переливаясь серебристыми искрами, пушистый хвост перечёркивали серые полосы. Мордочка была острой, как у лисы и чёрные глазки светились яростью. Носик тоже был чёрный и шершавый на ощупь. Славный трофей, - думал Фёдор и уже размышлял о том, что на такую охоту надо ходить с собакой, сегодня ему просто повезло. И повезло случайно.