Если подниматься по склону горы с той самой стороны, где он полого начинается у текущей, в это сухое время года, спокойной реки, то можно добраться до непроходимых зарослей рододендрона. Здесь, под сплошным его ковром, опасным в весенний период, когда рододендрон цветёт и дурманящий запах его может отравить человека, любимые тропы диких кабанов. Маркис эти места знал, как собственный двор, да и как не знать, если он здесь родился, вырос и почти ежедневно навещал любимые места охоты. А то, что здесь государственный заказник и охотиться категорически запрещено, то у него есть свой ответ – я здесь живу, это мой дом и кто меня спросил, когда отгораживался от моей земли заказником?
Да, Маркис прожил здесь уже лет сорок восемь и с полной уверенностью мог назвать себя старожилом. Был он немного ниже среднего роста, чуть-чуть сутуловат, но эта сутулость совсем не говорила о том, что он малоподвижен. Своей необузданной напористостью, агрессивным образом жизни, он мог любого молодого парня за пояс заткнуть. А ты попробуй целый день бегать с ружьём по лесу, да ещё в эту жару, да ещё с горы на гору и всё бегом, бегом. Нет, неутомимости этого мужика можно не только позавидовать, но и ставить в пример. А в уме и хитрости этому армянину нет в селе равных. Своей изворотливостью, вороватостью он давно уже прослыл в этих краях, как прожжённый пройдоха. А если кто и отзывался о нём плохо, то только шёпотом, да и не каждый рискнёт обсуждать вслух его недостатки, уж очень зажиточен был этот наследник турецких кровей. Родитель его когда-то эмигрировал из Турции. Потихоньку осел здесь, женившись на красавице-армянке.
Продравшись метров пятьдесят на четвереньках, а сделать это не каждый может рискнуть, он прихваченной с собой кувалдой в трёх местах забил в каменистую почву полуметровые штыри из рифлёнки. На концах штырей были приварены гайки.
Пропустив в них концы тонких тросиков, он поставил на кабаньи тропы петли-удавки. Вскарабкавшись по каменистой осыпи на самую вершину Головы, так назвали эту гору горцы-аборигены, он остановился отдохнуть. Удивительная картина открылась перед ним. На широкой долине, протянувшейся километра на три, меж крутых горных хребтовин блестели расчерченные дамбами-перемычками пруды нерестового хозяйства «Царина поляна».
Когда-то, в уже забытые сейчас, далёкие времена, когда на этом месте не было никаких прудов и построек, ни даже родителей живших здесь сейчас людей, посреди долины протекала неспокойная горная речушка Псекупс. Река поила влагой поля долины и благодарная за людскую заботу, земля давала сказочные урожаи плодов и овощей. За богатые дары долину назвали Цариной. А может быть она когда-то принадлежала одному из местных князей шапсугских племён, населявших давным-давно этот благодатный край? Люди почему-то оставили в запустении плодородную долину, а название осталось. Заросла она буйной растительностью, задичала. До войны эти земли принадлежали местному колхозу, но ушли хлеборобы защищать свои очаги и сгинули от вражеских пуль. Обезлюдели селенья. Отвоёванные у зарослей лоскуты пахоты вновь заросли колючей ожиной и терновником. Осталась лишь вдоль реки полоса дороги, петляющая и ухабистая, как и все дороги в горах. И вот вновь ожила долина. Пришли сюда рыбоводы, отодвинули русло реки к самому хребту и выровняли своенравную речушку, рычащую в сезон дождей, как разъяренный барс.
Выкопать пруды и заполнить их водой стоило немалого труда, но работала здесь могучая техника, а люди были настойчивы и трудолюбивы.
Разводят здесь сейчас толстолобика, белого амура, американского сомика и экзотическую, невиданную ранее ни кем рыбу - веслонос.
Полюбовавшись на рукотворное зеркало прудов, в которых отражалась лысая вершина Головы и проплывающие облака, Маркис начал спускаться в долину. Мелкие камни, шурша под его ногами, скатывались вниз, допрыгивая порой до железнодорожного полотна. В самом низу, у дороги, Маркис присел на крупный валун и задумался. Почему механик, этот сопливый голодранец, так нагло написал в своей поганой писульке об уважаемых людях. Ведь ему пока никто не делал глупости, не пачкал его замурзанный комбинезон и все вроде бы ведут себя с ним хорошо. Ну, ладно, я ему втихаря подложу крупную свинью. Для первого раза распущу слух между нашими "кумушками" о том, что видел Пашку с Любкой на прудах. Что они там творили, бабы свои выводы сделают, а я вроде как бы и не причем. Видел и всё. А что они там вытворяли, пусть догадываются сами и шепчут между собой. А жена механика ушлая бабёнка, шёпот этот обязательно услышит - узнает и вот тогда этому голодранцу крупно не поздоровится.
* * *
О Байкале, охотничьей собаке Николая Васильевича, старшего мастера филиала рыбопитомника, широкоскулого мужчины казахской внешности, говорили, что это породистая лайка. Но механик, курносый, широкоплечий парень, сибиряк по рождению и видавший немало собак этой породы, не поддерживал такое мнение. Было в этом сильном псе что-то от лайки, но это где-то в десятом колене. Байкал был высокий, сухопарый, с могучими бульдожьими челюстями, гладкошёрстный пёс. Хотя хвост держал кольцом, но не с такой лихостью, как это делают лайки, гордо задирая свои пушистые «веники». Эти морозостойкие животные добродушны и очень любят детей, так как именно дети частенько кормят собак и приносят им лакомые кусочки со своего стола.
Скорей всего это была помесь лайки с кавказской овчаркой, столь распространённой на Кавказе. Уважающий себя таёжный пёс или ездовая собака и ухом не поведут, если мимо пробежит соседский кот. Байкал же, с постыдной откровенностью, ненавидел кошек и вот сейчас, загнав в трубу полудикого кота моториста Доброва, промышлявшего большей частью, в отличии от хозяина, в лесу, гонял его из одного конца трубы в другой.
- А ну, мужики, давайте поднатаскаем пса, - подал совет Николай Васильевич, наблюдавший эту «забаву». Вооружившись палкой, он начал с остервенением шуровать ею в трубе. С другой стороны бесновался его любимец. Видимо, кот не выдержал двойной атаки и с диким воплем, вылетев из трубы, попал прямо в распахнутую пасть собаки. Байкал схватил кота поперёк туловища. Все отчётливо услыхали, как затрещали рёбра бедолаги и уже на последнем издыхании кот мёртвой хваткой вцепился в морду пса. Отчаянно заскулив, Байкал попытался лапами сбросить его, но последняя хватка одичалого бродяги была жуткой. Глаза его вылезли из орбит, они горели адским огнём.
Бросившийся на выручку псу Николай Васильевич оторвал за хвост кота с морды Байкала, но на крючках его когтистой лапы висел вырванный глаз собаки.
Лесной отшельник дорого мстил за своё поражение. Крутанув кота в воздухе, Николай Васильевич ударил его о бетонированную дорожку. Байкал вновь схватил его поперёк
тела, жеванул и мотнув головой, далеко отбросил в заросли молодых камышей.
Словно оцепенев, механик смотрел на эту сцену убийства, лицо его перекосила гримаса ненависти и отвращения. А стоявшие рядом мужики начали давать советы Николаю Васильевичу, как спасти пса от возможного заражения крови. Предательски трясущимися руками Павел вытащил из кармана пачку сигарет и, сломав две спички, прикурил.
- Как это подло, как подло, - вертелось в его голове, - неужели в наше время можно быть таким первобытным извергом? В конце концов, кот никому не мешал, собаку можно натаскивать на зайцах или енотах, хотя мелкая, но добыча. Да это вовсе не
было натаскивание. Пса уже много раз брали в лес на охоту и свою науку он давно уже усвоил. Зачем здесь эта дикость происходит? Не от вседозволенности ли? А есть ли у этого Николая что-либо человеческое в душе? Какой он дома, неужели у него есть дети и он относится к ним с добротой и лаской? Да он же зверюга, недоносок общества! Такому не только опасно доверять руководить людьми, он опасен даже для окружающей среды, в которой живёт. Ведь эта среда – живые люди, думающие, сопоставляющие факты и события, они же анализируют происходящее. Какой сейчас анализ событию даст хотя бы тот же Добров? Ну пьёт человек, надлом какой-то в душе у него, а с котом был в дружбе, куском хлеба или мяса делился с ним. А этот пример жестокости разве не оставит сейчас в его душе гадкий и омерзительный осадок неприязни к своему руководителю? Оставит. Как же тогда может поступить этот вполне взрослый мужчина? А если бы это был мой кот? Как бы поступил я на его месте? Если судить по тем меркам, которые сейчас процветают здесь, то этому псу досталась короткая жизнь, я бы его просто пристрелил. Как поступит Добров? На душе у Павла было муторно и гадко. Он чувствовал себя соучастником гнусного преступления и это чувство унижало его, давило, низводя до уровня животного. Нет, он себя не оправдывал, ему до крайности было стыдно за свою слабость, за то, что он, человек, движимый в жизни чувством прекрасного, не восстал против варварства, не заявил этому подонку о том, что он о нём думает. Гадкое чувство самосохранения не позволило сказать в лицо Николаю правду.
*** *** ***
Клевало сегодня плохо. Павел насаживал на крючок жирного выползка и если минуты две не было поклёвки, менял червя на кузнечика. Полосатые окунята быстро засыпали в ведре и он решил свою скромную сегодня добычу увезти домой.
- Жарко, рыба быстро испортится - подумал он.
Мотоцикл его стоял у стены насосной, в тенистой прохладе. Рядом, в траве, спал моторист Фёдор. Насосы мерно гудели, гнали воду из реки в отстойник.
- Чертовски хорошо, - думал Павел, глядя на зеркало пруда, по которому скользила дикая утка с утятами. Она озабоченно, оглядываясь по сторонам, уводила свой выводок в заросли шелестящего под лёгкими напорами ветра камыша. Где ещё увидишь такую идиллию? Стоявшее в зените солнце по летнему щедро палило. В глади воды переливалось отображение перевала. Над головой, выше гор, под самыми облаками, неподвижно парил орёл.
- Федя, я «смотаюсь» домой, отвезу окунишек, пусть жена вечером поджарит, хочу рыбки. Если меня будут искать, приеду через час,- сказал Павел Фёдору.
Он вывел на солнцепёк мотоцикл и турнув ногой рычаг, скрылся в заклубившейся пыли.
- Эх, забыл Павлу заказать пачку сигарет, - с сожалением произнёс Фёдор и взяв его валявшуюся на траве удочку, оглядел наживку.
- Сойдёт, - сказал он и плюнув на червяка, забросил снасть в воду. Заклевало сразу и столь азартно, что Фёдор даже промедлил с подсечкой. Перламутрово-зелёный окунь был великолепен. Правда, он долго сопротивлялся, не желая вылезать из воды и зеркальную гладь несколько раз прорезала зеленоватая леска. Но Фёдор выдернул из воды резвого упрямца и бросил его в стоявшее рядом, на траве, ведёрко.
Над лысиной Головы, господствующей высоты в окрестностях прудового хозяйства, ползло бело-кучерявое облако и Фёдор внимательно осмотрел небосвод.
- Быть дождю, - подумал он и пожалел механика, - сейчас достанется мужику, до нитки промокнет. Выдернув из воды ещё несколько рыбин, Фёдор зашёл в насосную
станцию и стал сразу же, не откладывая дело "в долгий ящик",чистить окуней.
Вчерашнее собрание в красном уголке Фёдору не понравилось.
- Анонимка, это подло,- думал он. -Здесь полнейший криминал и бороться с ним надо жёстко, а не анонимки писать. Начальник участка свалил всю работу на отца и доволен. А почему у него Маркис ходит "руки в брюки"? За что бездельнику зарплату платят? Пруды заросли травой, а Маркис выкашивает только самые густые участки. Почему бы пруды не поделить на всех прудовых рабочих? Тогда отцу не пришлось бы целый день бегать по дамбам с косой.
- Кто же стал автором этой всей писанины? Написано здорово, лаконично, как приказы на флоте. Кто у нас такой умный? Павел Алексеевич, механик ? Что-то не верится, он мне хотя бы мало, но высказывал критику в адрес Маркиса или Весилова. Нет, он ни разу не жало-
вался на нашего начальника, но ведь и не хвалил его. Не он. Борис? Об этом пьянчужке и говорить - то нет смысла, он на такое не способен, слишком уж примитивный человек, без принципов. Не он, а кто тогда? Ваську и отца сразу отставим, не писал сам на себя и начальник участка. Убираем Маркиса с Весиловым, этим анонимка страшнее пули. Остаются Любаша, Тонька с Веркой и жена механика с Надькой Поженян. Если это написали три сестры, а это Тонька, Верка и жена Павла, то это уже заговор. Он им нужен? Все они, вообще-то, временные работницы, приняты лишь на лето и что здесь творится - им должно быть безразлично. Да к тому же ещё и женщины, а этот народец не любит писать на кого-то жалобы. Скорей всего они бы устроили грандиозный скандал, но все равно писать бы не стали. Любашу в анонимке назвали любовницей Николая. На себя она такой наглый поклёп писать не будет. Не она.
Остаётся Поженян. Маленький листок, написанный детским, корявым почерком. У неё двое детей и писал это кто-то из них.
- Зачем? Зачем Надьке сейчас нужен скандал на участке? Может она была любовницей Николая, а новая лаборантка заняла её место и теперь Надька пошла " в атаку"? А
чем чёрт не шутит. Я ведь за ноги их не держал, что творится в красном уголке, не знаю. Да и как всё знать, если целыми днями на насосной сижу. Ситуация - смешнее не придумаешь. Вот ведь какой народ, эти бабы. Ей что, Серёги мало? А что, всё может быть. Женщина она здоровая, двоих мужиков, как Сергей, может в бараний рог скрутить. Я, конечно, не следователь, но мои мысли правильные и если это написала Поженян, то скоро быть скандалу на весь участок. Уж за волосы-то Надька эту Любашу оттаскает.
Павел вовремя проскочил Песчанку. Запоздай он минут на десять, пришлось бы делать крюк с километр, переезжать реку через мост. Пропетляв по уже скользкой от мокрых листьев тропе, мотоцикл вырвался на грейдер и тут же налетел тот основной заряд, что принесла беременная влагой туча. Косые струи воды секли спину, дорога тускло просматривалась за плексигласовым щитком, но механик не сбавлял скорость. Он по этой трассе даже с закрытыми глазами проедет, так прекрасно знал дорогу. Вот уже более полугода он «мотается» от села до рыбучастка и каждую выбоину прочувствовал жестким сиденьем мотоцикла. Рядом с укатанным грейдером проложено полотно железной дороги. Коротким гудком машинист поприветствовал отчаянного ездока и Павел в ответ помахал рукой. Закрытые окна вагонов облепили любопытные физиономии пассажиров. Кто-то приветливо махал рукой, но Павел уже не видел этого. Мотоцикл крутым виражом ушёл вправо и рассекая веером брызг не очень глубокие лужи, въехал на базу прудового хозяйства.