«..в номере есть все удобства: сейфы…» - слышишь, Боря, а вот в сейфе я никогда удобствами не пользовался, тесновато, наверное, ты слышишь, да? - «в ванных комнатах есть ванные…» - у тебя там что? Или душевая кабина?
- Это – в которой душат? Саня, она тут огромная, и с форсунками, как у звездолета, – голос Бори из-за двери доносился, как из преисподней.
«Вернее – из чистилища», - поправил себя Сан Саныч, - Слушай дальше: «…по запросу - массаж в номере и утюг». Это что: проститутка и бандит вместе?
- Утюгом – гладят вещи, Саня. Знаешь зачем? Ты не поверишь - чтобы нравится девушкам! – Боря показался в проеме ванной с опасной бритвой наперевес. – Ты мне нужен для одного важного дела, друг, – он нацелил на Городецкого свой маленький мачете.
- О, друг, не убивай меня сейчас, - закрыл голову руками Сан Саныч. - Дай мне еще одно солнечное утро, еще один завтрак. Пусть еще раз, последний раз в моей жизни придет горничная, молодая отроковица...
- Саня, подбрей мне кантик, - попросил Боря, - иди сюда, а то мне не видно на ощупь.
- Фу ты! Боря - я не умею кантик.
- Ерунда вопрос. Сейчас научишься: тут делов на одну шею. Стул принеси, я сяду, а ты меня чик-чик сзади - и все.
Чемоданчик с бритвенным набором у Бори больше походил на багаж успешного странствующего алхимика, подрабатывающего инквизицией: станок, щипчики, ножнички, еще пенки, кремы и всякие лосьоны-одеколоны. И помазок - с натуральным ворсом, не синтетика, а настоящая шерсть барсука! – Боря прожужжал все уши особенностями своего гигиенического саквояжа. И еще, конечно, футляры: для мыла, лезвий, станка, и кисти, и еще для чего-то крайне необходимого в незатейливом холостяцком быту. Городецкий, который с армии намыливал щеки мылом, а лезвие, если не забывал - менял раз в месяц – с неприязнью простолюдина оглядел это бритвенное баронство. Тем более, что свой бескрайний вещевой рынок Боря разложил по всей длине огромной столешницы умывальника, отодвинув пластиковый стаканчик с зубной щеткой и пастой Сан Саныча в самый угол.
«С таким багажом ему нужен свой несессероносец, – подумал Сан Саныч. – И, похоже, он его нашел».
- Ровненько только сделай, хорошо? И смотри, там по краям – чтобы загибалось дугой плавно, как у гражданских, ладно?
- Хорошо. Не говори под руку, - Сан Саныч покрутил, разминая кисть, бритву как шашку перед атакой.
- Не так – прямыми углами, двумя квадратами, по-военно-дебильному, а - полукругом, хорошо? - Боря опустил голову, - Давай потихоньку, Саня, вначале по росту волос, а затем - против шерсти.
- Да хорошо, молчи уже. У тебя не бритва, а тесак кавалерийский, я просто боюсь голову тебе отчекрыжить, - Сан Саныч ухватил бритву еще и второй рукой за головку и приставил ёё к смелой Бориной шее.
- Прижимай просто поплотнее и плавно так вниз – ра-аз...
- Молчи! – Сан Саныч закрыл глаза и сделал прощальный вдох.
- Молчу, молчу. Ну?
- Ыыы! Ы!
- Ооо-о! О! молодец, давай-давай, Саня, хорошо идет. Ой, ты не поверишь: а горничная, как ты и просил – действительно приходила, когда ты курить бегал. Короче, она тряпочкой помахала чуть-чуть, красоту свою понаводила полированную, а я и говорю: «Вы и с меня пыль смахивать перед сном будете?», а она так: «Да, господин». Прикинь?
- Боря, с тебя не пыль – с тебя песок смахивать надо! Честь шпица на кону, а ты – садомазничаешь с горничными!
- Да точно тебе говорю: «Господин»! – Боря попробовал повернуться, но Сан Саныч проворотом кисти развернул его голову обратно.
- Боря, тебе послышалось. Не крути шеей! Блин, я с этой твоей навахой сейчас сделаю тебе кантик посмертно!
- Нормально, не трясись так. Просто не перережь мне шею, вот и все, - Боря замер как опытный чревовещатель.
- Да не смеши ты под руку, - чуть не заплакал Сан Саныч . – Обезглавлю же начисто!
- Молчу, молчу. Слышь, Саня, ниже не надо, там уже не шея.
- Там тоже волосы. Слушай, Боря, а зачем ты на ночь бреешься?
- Нормальные пацаны – все на ночь бреются. Это только женатики – утром шкрябаются, потому что у них днем самое важное: раа-боо-таа… - окаменевший Боря позволил себе презрительно оттопырить нижнюю губу.
- А у вас – шшто такое важжное ночью? – зашипев, наклонился к его уху Сан Саныч.
- Любовь, Саня, любовь, - не удержался от вздоха подбриваемый. - Эх, бритие-мое! Ай, ты что!?
- Чуть-чуть совсем порезал, не ори, – пена на Бориной шее действительно порозовела совершенно незначительно.
- Саня, ну не пили поперек, просто скреби вдоль шеи, вверх-вниз! вверх-вниз!
- Да я скребу, скребу! Наклони голову.
- Не надавливай, ну - не надавливай. Что ты сел мне на шею!
- Замолчи свой рот! Отрастил выю – полчаса тебя скоблить надо, - как назло, у Городецкого опять дернулась рука, когда он вспомнил анекдот про неопытного парикмахера, который с криком «Не получается ничего!» располосовал первого клиента.
- Аа! Ты опять порезал! Это же шея, Саня! У меня же на ней - голова! Дай посмотрю, как ты меня почикал, - протянул руку Боря.
- Так, все - хватит. Нормально так?
- Вот тут еще, - Боря отложил зеркальце и указал пальцем на пушистый недочет.
- Хорошо. А за ушами снять?
- Да, конечно. Слышишь, Сань?
- Наклони голову, сказал.
- Слышишь... А как ты думаешь – я Ильзе приглянулся?
Сан Саныч полукашлянул – полукурлыкнул нечто журавлиное и взмахнул по-кавалерийски бритвой:
- Блин, Боря, ну ты предупреждай! когда будешь такое умное в следующий раз спрашивать! я тебе чуть уши не обрезал!
- Она сначала на меня так смотрела, будто я покусился на ее честь, ум и совесть одновременно. А потом: «Бориз» говорит, «Бориз», - Боря прижмурился. - Такой ляфамчик оказался. А я сначала подумал - вдова унтер-офицерская.
- Ты, Боря – сейчас похож на похотливое животное.
- На лошадь, что ли? На которой – пахать и пахать? Именно так я себя и чувствую, после этого дня.
- Слушай, харе баловаться. Ты меня смешишь постоянно, прямо до смерти – а у меня рука дергается по твоим бескрайним зарослям, - Сан Саныч вытянул вперед бритву.
- Ладно, молчу. У меня просто на шее, Саня, волосы хилые, но растут буйно. Прямо партизаны неуправляемые. Что ты там бритвой крутишь?
- Сабельные удары разучиваю. Защищать твою даму сердца, - Сан Саныч повернулся и занял мушкетерскую стойку перед биде.
- А, правда - она ничего, – Боря облизал губы. - И вдаль так смотрит вдумчиво, да? А на нас в лифте – ну ни глянула ни разочка.
- Зато ты на нее пялился… как болван на новые ворота… - Сан Саныч сделал два глубоких выпада.
- Баран.
- Сам баран, - Сан Саныч отсалютовал бритвой своему отражению в зеркале.
- Вполне возможно. Слышишь, Саня, а помнишь, когда она пуговичку расстегнула, - Боря замялся. – Ну, там…
- Что там, Боря?
- Ну, там, в промежутке видно было… Кубики, да?
- Кубики? В смысле – многогранники? – Сан Саныч наклонился к дружеской шее и смахнул остатки пены. - В каком промежутке, Боря?
- Ты видел ее кубики? Под майкой?
- У кого под майкой ее кубики? – Сан Саныч опустил бритву.
- Не тупи, Саня: пресс, пресс! Кубики пресса!
- А, в этом смысле под майкой! Блин, Боря, нагни свою кубиколюбивую голову: я хочу сегодня закончить это бритиё-твоё.
- Саня, она пресс качает, как ты думаеншь? – Боря вытянул губы трубочкой чтобы хоть немного подвигаться.
- Иди – у нее спроси. Как раз час ночи, самое время узнать, как пройти в библиотеку.
- Ты что, с ума сошел! – запротестовал Боря.
- А ты хочешь, чтобы я спросил? Хорошо, я скажу: «Борис стесняется спросить, а вы, Ильза Генриховна, как – физкультурой балуетесь?»
- И ноги, наверное, крепкие… Слушай, я уже не могу сидеть неподвижно.
- Тебе что – марафон с ней бегать? Все готово, принимай работу, - Городецкий вытер бритву о полотенце.
- А я и бегаю, Саня. Спокойно, три с половиной часа. Ровно там уже? Подожди – я посмотрю хоть, что ты там напортачил, – Боря приладил второе зеркало к уху и скосил взгляд. - Хорошая окантовка, друг. Спасибо тебе.
- Я свободен? – вздохнул Сан Саныч как солдат при виде родного дома.
- Сними еще с самих ушей, товарищ.
- А я на нее смотрю: и такая пуговичка на пиджаке одинокая…- вздохнул Боря.
- Не ду-умай про белый брю-ючный костюм, - провещал Сан Саныч замогильным голосом.
- Это – примета такая?
- Это задание такое, Боря. Тебе его сам Будда дает. Лично! – Сан Саныч воздел руки. - Все, принимай свои уши: чистые как душа первоклассника.
- Саня, а можно спросить…
- Опять про кубики?
- Да нет. Я по делу. Возьми ножницы - убери там внутри у меня.
- Где внутри? – голос у Сан Саныча пискнул как резиновый поросенок, на которого случайно сели равнодушной попой.
- Ну – в ушах.
- Фух. Нет.
- Саня, ну я же сам не смогу.
- Нет.
- Саня, ты хочешь, чтобы я там себе все проколол до самого мозга?
- Нет, я не буду лезть в твои уши, - Сан Саныч закрыл лицо ладонями.
- Саня, ну тебе же самому будет стыдно со мной в город выйти! Ты посмотри, какой мох – с Болгарии ведь не стрижено!
- Ууу! Давай их сюда!
-Вот сейчас точно не крутись, - Сан Саныч осторожно засунул ножницы в Борино ухо.
- А я еще про кубики…Можно?
- Блин! Тебе – запросто! Тебе уже все можно. Спрашивай – я пока в тебя лезть не буду, - Городецкий на всякий случай завел за спину вооруженную руку.
- Саня, там кольцо было, да?
- Где?
- В пупке.
- В каком пупке?
- Ну, у нее же есть пупок?
- У кого?
- Не прикидывайся, Саня, ты отлично понимаешь, о ком мы говорим!
- О пупке?
- О Ильзе! когда она расстегнула пуговичку, помнишь? Я не рассмотрел с перепугу, но там вроде - блеснуло кольцо.
- Ты здурел? Какое кользо, в каком бубке? – Сан Саныч постарался распахнуть глаза как Ильза Генриховна.
- Ну, пирсинг этот их женский – в пупке. Я вроде видел, вроде мелькнуло.
- Боря, господи – хорошо, что я ножницы вытащил. Иначе я бы убил твой раненый мозг.
- Я просто взгляд быстро отвел, - вздохнул Борис.
- Боря, если тебе будут делать обрезание: ты, пожалуйста, только молчи, только молчи, хорошо?
- Показалось, наверное, - опять вздохнул Боря. - У нее живот – незагорелый, вот плохо и видно. А когда ей на пляж ходить - она все время на работе. Даже не замужем из-за этого.
- Вот и женись, Боря, женись давай. А то у тебя галлюцинации на почве безбрачия.
- Куда мне, - вздохнул Боря и закрыл глаза. – Мне нельзя, я еще маленький. И сорока пяти нет. Стриги давай –молчать уже буду.
- Ничего не маленький: вон как уже волосы в ушах колосятся, - прицелился ножницами Сан Саныч.
- Нет, у меня веская причина, Саня. Я - боюсь.
- Все боятся, Боря. Глаза боятся, а остальные члены тела – все делают.
- Нет. Я - сильно боюсь. Боюсь, что – сильней всех.
- Моя Вера говорит: сильных мальчиков нельзя пугать - у них от этого смелость пропадает. Все, тихо: я ввожу инструмент.
- Мудрая женщина твоя жена. Сразу видно, что живет со смелым мальчиком.
- Все, молчи, я уже в ушном проходе…
Через некоторое время Сан Саныч, перестав напевать «раскинулись уши широко, и волны бушует вдали…», распрямился и смахнул воображаемый пот:
- Все, готово!
- Точно все? А ровно там везде?
- Ровнехонько, Боря, везде ровно-ровнехонько! Чики-пики! И тут, и тут. И внутри в голове – там совсем ничего нет уже. Красава мальчик!
- Спасибо друг. Отдохни пока, я брови сам подрежу.
....продолжение следует