Оля закашлялась, – одиннадцатый пончик встал комом в горле. Пётр похлопал её по широкой спине. Стало полегче. «Жуй, Олюшка, жуй!» – приговаривал Пётр, оживлённо подмигивая. Огромные желваки Петра ходили, как два поршня. Из-под очков сияли наливавшиеся сытостью глаза. Сегодня Пётр был необычайно щедр: столик ломился от пончиков, и Оля впервые почувствовала, что Пётр хочет сделать ей серьёзное предложение. Но Пётр медлил. Опорожнив одну миску с пончиками, он тотчас принялся за вторую. «Живём, Олюшка!» – невнятно бормотал он, отправляя в рот очередной пончик. «Господи! – ужаснулась Оля. – Можно подумать, что он неделю ничего не ел». У Петра под потёртой курткой рельефно выделялся живот. Заметив это, Оля покраснела. Ей стало до боли жалко Петра. «Ну ничего, – подумала она, – не вечно же он будет аспирантом, я его выведу в люди».
В пончиковой было людно. Голодные строго смотрели на сытых. Строже всех на Петра и Олю смотрел небритый старик, с его нижней губы стекала уже не подвластная ему слюна. Ощутив на себе тяжёлый взгляд старика, Оля вздрогнула. То ли от духоты, то ли от пончиков её начинало мутить. Думать о предложении в такой обстановке было абсолютно невозможно. «Нужно найти более поэтичное место», – решила она и, достав носовой платок, вытерла капельки пота с мясистого носа. Пётр пьянел на глазах от обилия дешёвой пищи. Заметив это, Оля взяла его за руку и потащила к выходу. У двери Пётр прощально оглянулся на оставленный столик. Небритый старик, громко чавкая, уже ел его пончики. «Чужое жрёшь, старый шакал!» – заорал было на него распалённый Пётр, но Оля тотчас вышвырнула его за дверь.
Они прошлись до моста. На мосту Оле стало хуже. Рядом бестолково суетился Пётр. Грузно провиснув на перилах, Оля уронила меховую шапку в Москва-реку, и та поплыла по течению.
– Олюшка, – бормотал Пётр, – я её по-ой-маю, Олюшка.
Петра одолевала икота. Оля обернулась к Петру – простоволосая, потная.
– Ты поймаешь, аспирант паршивый! – вдруг заорала она. – Иди, жри свои поганые пончики!
Пётр окаменел. На его лице застыл неописуемый ужас, как перед очередной попыткой защиты диссертации. За мостом Оля полезла в автобус, грубо распихивая локтями пассажиров. Пётр попытался было удержать её за хлястик пальто, но тот предательски оторвался. Автобус резко тронулся с места. Пётр побежал за ним по тротуару, высоко задирая колени голенастых ног, словно намереваясь запрыгнуть на его крышу. В заднем окне ему удалось разглядеть знакомый силуэт Олюшки. И действительно, – это была она. Пот ручьями струился с её лица, в животе рокотало. Долговязая фигура Петра, скакавшая за автобусом гигантской лягушкой, пугала её. Наконец, на перекрёстке Пётр налетел на старушку, и та принялась дубасить его сеткой с картошкой. Увидев это, Оля облегчённо вздохнула. Сквозь толстое автобусное стекло до неё донёсся приглушённый, похожий на шёпот, крик аспиранта: «Счастливого тебе пути, Олюшка!»
В ответ автобус рыгнул чёрным облаком и помчался ещё проворнее.