Начало:
http://www.proza.ru/2015/03/06/2031
На обочине голосующие – останавливаюсь возле молодой женщины с грудным ребёнком.
– Здравствуйте, до Алушты довезёте?
– Конечно!
Остальные страждущие собираются вокруг машины.
– А ещё возьмёте?
– Садитесь… Да не вы! – кричу я парню с огромным голым пузом и банкой пива в уже нетвёрдой руке. Вы, бабушка, садитесь, – говорю пожилой, аккуратно одетой женщине, и, перегнувшись через сиденье, помогаю ей втащить чемодан. Трогаюсь, мне неудобно за «бабушку». Женщина в возрасте, но выглядит именно женщиной. Подтянутая, одета в спортивную куртку, брюки, на ногах кроссовки. Чемодан небольшой, современный, с колёсиками. Так обычно выглядят путешествующие европейские пенсионеры.
– А вы в Крыму по работе? – нарушает неловкое молчание девушка.
– Нет. Путешествую.
– Нравится?
– Очень. И место тут интересное, и люди хорошие.
– Люди? А по мне, так – наоборот: с людьми тут тяжело.
– А вы с чем сравниваете?
– С Европой.
– А я с Кубанью. В России люди уже испорчены лёгкими нефтяными деньгами, потребительством сильно заражены. Тут ещё осталось какое-то советское пролетарское братство.
– Это вы правильно говорите, – вступила в разговор пожилая женщина: – в Крыму люди проще, добрее друг к другу, именно как в советское время было. И по сравнению с Европой тоже. Я там не раз была. И в прошлом году ездила, но так хорошо, как здесь, нигде себя не чувствую.
– А вы поэзию любите? – девушка переводит тему разговора (между сиденьями на тоннеле у меня лежит купленная в Коктебеле книжка Волошинских стихов.
– Да я всё люблю, а в Коктебель я специально ездил, чтобы в дом-музей Волошина сходить. Для меня он вроде Духовного Наставника. В тяжёлое очень время, когда в городах было голодно и страшно: могли запросто расстрелять тебя просто за происхождение, поэты, художники, актёры всё равно стремились в столицы. Гибли там пачками, но упрямо ехали туда. Где «свет» и, хоть и призрачная, но возможность славы. А он построил себе дом на берегу тёплого моря, в забытой властями глуши, где растёт виноград и пасутся бараны, и жил радостно сам, да ещё столичных голодных собратьев привечал. Во всяком случае, я так, примерно, думал, пока в музее не побывал.
– Интересно, а я в Крыму родилась, а о Волошине ничего не знаю.
– А вы чем на жизнь зарабатываете?
– Я художник.
– Тем более странно, что не знаете Волошина. Он не только поэтом был, но и художником. Но больше, пожалуй, искусствоведом, философом.
– Как Греция и Генуя прошли,
Так минет всё – Европа и Россия.
Гражданских смут горючая стихия
Развеется… Расставит новый век
В житейских заводях иные мрежи…
Ветшают дни, проходит человек.
Но небо и земля – извечно те же, – пожилая женщина, закончив декламировать, немного помолчала и продолжила: – вот это и есть Волошин. Больше поэт или философ? Наверно, поэт не может не быть философом.
Наша беседа разгорелась как сухие ветки в костре. Мы, все втроём (только младенец молчал) говорили о литературе, живописи, кино, радуясь неожиданной возможности. Как ни старался я ехать медленно, уже Алушта. Прощались, как близкие друзья.
Ещё подъезжая к Алуште, выскакиваешь из советского прошлого – шикарная трасса, новые пафосные постройки и современные, совершенно европейского вида троллейбусы. Пристраиваюсь за одним, чтобы рассмотреть марку – «Богдан»! Не всё так плохо в «Украинском королевстве»… И встречаются старые-престарые «Шкоды». Эти сорокалетние троллейбусы проносятся мимо неожиданно быстро и тихо. Несмотря на безобразные коросты старой краски, выглядят очень стильно. Хорошо бы хоть пару отремонтировать и оставить насовсем, как остались Генуэзские башни.
А Ялта это не Сочи. Ялта – это Ялта.
Продолжение:
http://www.proza.ru/2015/03/07/2129
--
Отправлено из Mail.ru для Android