Волошин вернулся в комнату взял плащ и шляпу и вышел на крыльцо дома. Он часто стоял в этом месте, как бы поджидая Маргариту. Ему хотелось разговаривать с ней, ощущать ее тёплое присутствие. Подспудно в нём постоянно присутствовал вопрос: для чего она позвала его в Дорнах? Однако прогулки чаще всего совершал вдвоем с Лёлей Анненковой, девушкой, которой он уступил первоначальную комнату, предоставленную для проживания Маргаритой.
Встречая Анненкову, Макс невольно вспоминал, как он вместе с Маргаритой жил в квартире под супружеской парой В. Иванова и Л. Зиновьевой-Аннибал.
Тогда супружеская пара Волошиных занимала две крошечные комнатки. У Маргариты – комната, напоминающая узкий пенал, в неё вмещался, помимо кушетки, только обеденный столик, в комнате у Макса даже стол не вмещался, его заменял широкий подоконник. Макс спал на диване.
Ольга Анненкова и её кузен Борис Леман (Дикс) были почти что первыми гостями Волошиных. Борис, как и Ольга увлекался антропософией. Борис напоминал жителя Древнего Египта с лоском современного серебряного века, Ольга одновременно напоминала мальчика-подростка и нахохлившуюся птичку.
Оба любили блуждать в четвёртом измерении и оба были искренними почитателями творчества Макса. В 1909 году Леман назвал Волошина «единственным русским поэтом», сумевшим понять и передать нам сложное очарование готики и воплотить в русском стихе опьянение мистикой католицизма».
Волошин, увидев Анненкову, проходившую мимо их домика, с радостью приветственно кивнул и сошел с крыльца. Лицо поэта вновь стало спокойным, вдумчивым, размышляющим. Свои первые совместные шаги в аллее Дорнаха эта пара прошла, с удовольствием думая о том, как хорошо, что случай помог им снова сойтись для беседы на прогулке.
- Я слышала от Маргариты, что после Рождества Вы собираетесь в Париж?
- Да, Бальмонт зовет меня.
- Скажите, Макс, а за что Вы любите Париж? – Лёля сделала ударение на местоимении «Вы». Волошин не хотел отвечать серьёзно на серьёзный для себя вопрос и решил отделаться шуткой:
- Скажем, за то, что для того, чтобы прожить в Париже, вполне достаточно знать два слова: monsier и madam.
Положим, вам нужно что-нибудь купить. Вы заходите в магазин, приподнимаете шляпу и говорите: «Madam!» Это значит «здравствуйте!»
Продавщица кивает вам головой и отвечает: «Monsier!»
Затем она уже с новой интонацией спрашивает: «Monsier?»
Это уже значит: «Что вам угодно?»
Вы показываете на нужную вам вещь и предупредительно любезным тоном говорите:«Madam».
Она вам подает вещь, разумеется, со словами: «Monsier».
Тогда вы спрашиваете: :«Madam?»
Она называет цифру и говорит: «Monsier». Вы платите деньги и уходите, приподнимая шляпу со словами «Madam!», на что она, разумеется, опять отвечает вам неизбежным: «Monsier!».
Молодая девушка рассмеялась задорно, светло, по-детски. Рядом с плотной фигурой поэта она ощущала себя особенно молодой, беззаботной и наивной. Волошин же не сказал ей о том, почему он любит Париж, этот город художников. Может быть, за блики золотого солнца на воде Сены или шелестенье клейких листиков тополей, или рю Бонапарта, похожую на узкое сырое ущелье, прорезанное косым столбом света? Но скорее всего он любил этот город сейчас за то, что в нём живёт его друг Константин Бальмонт, замечательный русский поэт-символист, от которого в кармане у художника и поэта лежала записка «Милый Макс, приезжай к нам, как только сможешь приехать. И я, и Нюша, мы оба тебе сердечно рады. Поселим тебя в большой комнате Ниники (дочери Бальмонта – прим. автора), в ней светло и уютно.
Я жажду бесед с тобою и быстрых прогулок, которые ты любишь».
Лицо Волошина при воспоминании о записке смягчилось, приобрело задумчивость и романтичность, и это лирическое выражение лица Анненкова приняла на свой счёт и продолжала расспрашивать Волошина дальше.
Зная о том, что её спутник по прогулке интересовался магией и астрологией, сказала:
- А знаете, мне пришлось держать в руках «Ежегодник по изучению психики и оккультизму» за 1912 год. Так там была опубликована Зодиакальная карта Парижа. Представьте себе: Франция, к примеру, находится, по мнению автора Пиоббо, под преобладающим влиянием знаков Льва и Овна.
Париж связан со знаком Девы, Лазурный берег – с Близнецами. На этой карте представлены соотношения разных районов Парижа с различными знаками. Зодиак показывает, что особенности того или иного городского района согласуются с природой того Знака, которому соответствует данный район.
Волошин слушал Лёлю с большим интересом. Он знал, что Лёля (Ольга Николаевна) Анненкова ценила в нём осведомленность в разных областях культуры. И поэт свободно и легко, радуясь умной и благодарной собеседнице, сформулировал ей то, что потом изложит в собственноручно составленной биографии:
- У человека, согласно западной астрологии, вся его жизнь разбита на периоды – семилетья. Семилетье, пятое по счёту в моей биографии, включившее года с 1905 по 1912, я назвал бы периодом блужданий. Черёд этапов духа: буддизм, католичество, магия, масонство, оккультизм, теософия, Рудольф Штейнер. Это был период больших личных переживаний романтического и мистического характера.
Предыдущее пятому семилетье я учился художественной форме у Парижа, логике - у готических соборов, прозе – у Флобера. 1900-й был годом моего духовного рождения, годом, когда явственно стали прорастать побеги новой культурной эпохи. Тогда в разных концах России несколько русских мальчиков, ставших впоследствии поэтами и носителями ее духа, явственно и конкретно переживали сдвиги времён.
То же, что Блок в Шахматовских болотах, а Белый у стен Новодевичьего монастыря, я по-своему переживал в те же дни в степях и пустынях Туркестана, где водил караваны верблюдов. - Волошин, говоря это, был строг и торжественен, будто его слова в этот момент высекались на невидимой в пространстве скале, ставшей для потомков своеобразной мемориальной доской. А потом неожиданно перешел снова на шутливый лад:
- А по восточной астрологии я – петух, так как эта птица своим криком объявляет о восходе солнца и о наступлении утра, которое в дневном цикле олицетворяет весну. А Вы - Лёля, - Мао.
- Отчего же?
- Мао символически представлено открытой дверью в весну и в жизнь. Отсюда, женщина, отмеченная Мао, не умеет хранить тайны. – На этих словах Лёля обеспокоилась:
- Не бойтесь, не выдам я ваших тайн.- Волошин постарался исправить возникшую неловкость в их разговоре:
- Вы похожи на дверь, которая легко открывается, и таким образом можно легко увидеть внутреннюю обстановку помещения, то есть души. – Волошин проговорил это, заглядывая в глаза своей спутнице. Но молодая девушка нисколько не смутилась и не приняла заигрывание сорокалетнего мужчины. Ей было понятно и уже давно, что он совершенно не умеет ухаживать. А главное – он продолжает любить обречённо, с тоской и вспышками новых надежд ту, которая позвала его сюда. Умную, тонкую, взыскательную. Женщину, прокладывавшую своим интеллектом и независимостью путь другим женщинам двадцатого века. Революционная планета Уран, дающая её Родине – России вдохновение для преодоления непроторенных путей человечества к свободе и равенству, наделяла Маргариту Сабашникову ореолом непостижимой недоступности. Этот ореол для мужчин, которым она нравилась, приводил их в состояние душевного ступора. Она им казалась звездой, свет которой влечёт, завораживает, но оставляет всякого любующегося ею, без шансов на обладание. Поэтому Лёля ответила Волошину с некоторой дерзостью, заключая слова в вопрос:
- Значит, я – Мао, в отличие от Маргариты?
Максимилиан Александрович вспыхнул, резко и широко раскрыв глаза, потом он их прикрыл, оттого что смотреть на свою теперешнюю спутницу не мог. Он наклонил голову, потом вскинул ее, будто желал проверить: под тем же небом, что и несколько мгновений назад, он находится? Раскланялся и поспешно покинул спутницу.
Усилием воли Максимилиан заставил себя переключиться на то, что могло бы занять его ум настолько, чтобы забыть неприятный осадок после только что прерванной беседы.
Он снова подумал о Бальдунге:
Стихийное начало выступает с полной силой в одной из лучших ксилографий Бальдунга – «Ведьмы». Откуда же брала начало нечистая сила, демонстрируемая в гравюрах, рисунках и картинах художника? Возможно истоки бальдунговской демонологии, вера в связь людей со злыми духами восходит к древним временам. Эта связь давала человеку магическую силу волшебства. Вера в ведовство была особенно распространена в горных местностях Западной Швейцарии и Бургундии. Постепенно она захватила юг Германии и Эльзас. В это время было повальное увлечение учёными магией и фольклором. Бальдунг же не только жил в Эльзасе, одном из центров распространения веры в ведовство, но и дружил с таким знатоком оккультных наук, как Иоганнес Индагине. И, если у Дюрера добро побеждает зло, у Бальдунга же смерть одерживает верх над жизнью.
Бальдунг был учеником Дюрера.
Ровно десять лет назад М. Волошин опубликовал в апрельских «Весах» эссе об Одилоне Рэдоне:
«В мастерской Рэдона висит гравюра Дюрера: женщина безнадёжно и устало опустила голову; шёлк платья безнадёжно и устало шелестит по каменным плитам. Перед ней неправильное геометрическое тело, как «ледяной кристалл Уныния». Сломанные математические инструменты лежат в беспорядке. Серая радуга… звезда со снопом лучей и через небо длинная лента, на которой написано: MELANGOLIA. На высотах познания одиноко и холодно… В этих пределах оледенелого времени нет звука. Это царство вечного молчания… В этом мире солнце перестало быть источником света… Здесь светится всё, из чего исходит жизнь: книга освещает лицо девушки, лучится одежда пророка, бросая снопы пламени, пролетает комета, мерцают морские звёзды в подводных глубинах. Только одно солнце иногда восходит в этом мире – это чёрное солнце отчаяния. Ужас времени кричит синими голосами; ультра фиолетовые полыньи на чёрном властно затягивают в глубины мистицизма. Ультрафиолетовые лучи, помещаясь на границе видимого спектра, служат противоположно-дополнительными жёлтому цвету дня. Фиолетовый цвет всегда был цветом мистики и веры. Готические витражи все основаны на комбинациях фиолетовых. Возрождение и последующие века совершенно не знали лиловых гармоний. Это любимый цвет Рэдона. В нём успокоенные мерцанья тайны. На высотах Познания одиноко и холодно».
Художник, живший во времена увлечения алхимией и астрологией, магией и каббалистикой, был убеждён, что природа таит в себе какие-то числовые соразмерности, разгадав которые человек сможет достичь идеала, а значит, бессмертия. Он был убеждён, что венецианский живописец Якопо де Барбари их разгадал, и он готов на всё, чтобы получить или хотя бы рассмотреть рисунки итальянца, попавшие во владение Маргариты, штатгальтерши Нидерландов.
Некто назвал его знаменитую гравюру «Меланхолия» духовным портретом автора. Она - потрясающее признание бессилия человека в стремлении достичь совершенства и постичь истину. Великая «Меланхолия» не только содержит глубокий философский смысл, не только является замечательным по интенсивности душевного переживания произведением, она демонстрирует суверенное владение её автора наукой о перспективе. Дюрер – человек эпохи Возрождения, эпохи Леонардо да Винчи, Рафаэля, Микеланджело. Фаустовское беспокойство духа объединяет его с Парацельсом, Агриппой Неттесгеймским. Повышенная эмоциональность художника берёт своё начало в мистических учениях позднего средневековья, ставящего его в один ряд с Мартином Лютером. Через всё творчество Дюрера проходит трагический разлад между идеалом и действительностью, уравновешенностью и взволнованностью, спокойным владением знаниями и мечущимся стремлением познать.
А, как известно, на высотах Познания одиноко и холодно… Он снова вспомнил слова из письма Иннокентия Аннеского к нему:
«Ведь у вас – школа… у вас не только светила, но и всякое бурое пятно не проснувшихся, ещё сумеречных трав, ночью скосмаченных…знает, что они Слово и что ничем, кроме слова, им, светилам, не быть, что отсюда и их красота и алмазность, и тревога, и уныние»…