Восхождение на Елеонскую гору

Леонид Бударин
 
Восхождение на Елеонскую гору

Убийством великого князя Сергея Александровича 4 (17) февраля 1905 года открылась в XX веке охота на представителей династии Романовых. Охотничий сезон завершился только в 1919 году расстрелом чекистами в Петропавловской крепости последних остававшихся в России великих князей Павла Александровича - шестого сына Александра III, Дмитрия Константиновича, Николая и Георгия Михайловичей. Их казнили в знак протеста против убийства в Германии немецким офицером тамошних большевиков Розы Люксембург и Карла Либкнехта.
 Об освобождении Николая Михайловича, известного историка, хлопотал перед председателем Совнаркома Ульяновым-Лениным «буревестник революции» Максим Горький. Якобы Ильич ему ответил: «Революция не нуждается в историках».


Двадцатисемилетний недоучившийся студент Иван Платонович Каляев решил стать профессиональным революционером, то есть нигде не работать, а скитаться по нелегальным квартирам и разлагать ненавистный царский режим. Но кропотливая работа по классовому просвещению трудящихся пришлась недоучившемуся студенту не по нутру, хотелось настоящего дела. И в 1903 году Каляев вступает в Боевую организацию Партии социалистов-революционеров. Эта организация целью своей провозгласила беспощадный индивидуальный террор, дабы в ужасе проснулась спящая праведным сном Россия. Руководил ею Евно Фишелевич Азеф (1869-1918), успешно сочетавший службу секретным осведомителем в департаменте полиции с организацией убийств царских чиновников. Разоблачённый как провокатор, был приговорён своей партией к смертной казни, но не в первый раз сумел объегорить даму с косой, улизнул за границу и умер в Берлине от почечной недостаточности.

В 1905 году, в отместку за «кровавое воскресенье» (расстрел войсками демонстрации рабочих в Петербурге 9 января ст. ст.) и другие-прочие вины трёхсотлетней династии Романовых, эсеры решили подорвать бомбочкой московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича, пятого сына Александра II – царя Освободителя, также убитого террористами. Исполнение этого благородного акта возмездия возложили на Ванечку Каляева.

Террористы того времени ещё не были такими отморозками, как нынешние, у которых рука не дрогнет взорвать жилой дом со всеми обитателями. Прежние считали себя благородными рыцарями революции и соблюдали по мере возможности  неписаный кодекс чести идейных убийц. А потому они направили супруге генерал-губернатора великой княгине Елизавете Фёдоровне (1864-1918) несколько анонимных писем с нижайшей просьбой держаться подальше от мужа во время его выездов, чтобы не разделить неминуемую участь приговорённого.

Елизавета Фёдоровна этими рекомендациями пренебрегла, чем многократно усложнила задачу Каляева. Несколько раз он с бомбой наготове был вблизи экипажа великого князя, но присутствие в коляске его красавицы жены не позволяло Ивану Платоновичу метнуть смертельную бандероль.

О красоте Елизаветы Фёдоровны ходили легенды, её называли одной из двух самых красивых женщин Европы. Второй была тоже Елизавета — австрийская императрица, убитая в Женеве в 1898 году заточкой из напильника. Обращаясь к двадцатилетней Елизавете Фёдоровне известный в конце XIX века поэт — великий князь Константин Константинович Романов — писал:
Я на тебя гляжу, любуясь ежечасно,
Ты так невыразимо хороша!
О, верно, под такой наружностью прекрасной
Такая же прекрасная душа!
Не ошибся насчёт души великой княгини стихотворец, скрывавшийся под инициалами «К.Р.».

4(17) февраля 1905 года долгожданный случай представился Каляеву. Тело великого князя было разорвано на куски, которые разметало по брусчатке Сенатской площади Кремля вблизи Никольских ворот.

Когда княгине сообщили о гибели мужа, она прибежала к месту трагедии и, невзирая на уговоры собравшейся толпы, ползала по окровавленной мостовой, собирая на носилки останки близкого человека.

Великий князь Сергей Александрович имел неоднозначную репутацию в обществе. Генерал Епанчин, директор Пажеского корпуса, состоявший в свите Его Величества, так характеризовал дядю царя: «Великий князь Сергей Александрович был человек упрямый, неумный, заносчивый, чёрствый, холодный и на редкость обидчивый, но имел чрезвычайно высокое мнение о себе». Великий князь Александр Михайлович был уверен, что «Сергей Александрович сыграл роковую роль в падении Империи». Его мнение созвучно точке зрения главы большевиков Ульянова-Ленина: московский генерал-губернатор «революционизировал Москву едва ли не лучше многих революционеров».

Идеолог русского анархизма князь Пётр Кропоткин констатировал: «Великий князь Сергей Александрович прославился пороками». Ходили упорные слухи о его гомосексуальных наклонностях. А член Государственной думы от буржуазной конституционно-демократической партии Обнинский писал в 1912 году: «Этот сухой, неприятный человек носил на лице резкие знаки снедавшего его порока, который сделал семейную жизнь жены его, Елисаветы Фёдоровны, невыносимой и привёл её, через ряд увлечений, естественных в её положении, к монашеству».

На похороны Сергея Александровича из многочисленной династии Романовых приехал в Москву только великий князь Константин Константинович.

Но никто не ставил под сомнение выдающуюся роль Сергея Александровича в создании и деятельности Императорского Православного Палестинского общества, много сделавшего для изучения Палестины и вообще Ближнего Востока и содействовавшего паломничеству россиян в Святую землю. При его участии в Иерусалиме, у подножия Елеонской горы, был поставлен православный храм Святой Марии Магдалины. В октябре 1888 года великий князь с супругой присутствовали при освящении храма, который и по сей день является  одним из красивейших в Святом городе. Покорённая его красотой и охваченная восторгом от соприкосновения с библейской историей, Елизавета Фёдоровна произнесла вещие слова: «Как я хотела бы быть похороненной здесь!».

Великая княгиня была старшей сестрой Алисы Виктории Елены Луизы Беатрисы, принцессы Гессен-Дармштадтской, впоследствии российской императрицы Александры Фёдоровны, жены Николая II. Сёстры были убиты большевиками с интервалом в два дня.

Елизавета Фёдоровна родилась в 1864 году и была моложе своего супруга на восемь лет. Они познакомились в Германии, куда Сергей Александрович приезжал с матерью, родом тоже из Гессенского Дома, когда будущая жена была ещё ребёнком. Помолвка состоялась в Дармштадте в ноябре 1883 года, а обвенчались они в следующем году в Петербурге в церкви Зимнего дворца по православному обряду.

Но долго Елизавета Фёдоровна, протестантка, не решалась сменить веру предков и терзалась на распутье. Лишь 12 (25) апреля 1891 года — в Лазареву субботу — совершено было таинство миропомазания великой княгини. Император Александр III благословил её иконой Спаса Нерукотворного, с которой она потом никогда не расставалась.

Ивана Каляева, исполнившего революционный приговор, схватили и заточили в темницу. Уже на третий день после трагедии вдова великого князя посетила его в Бутырской тюрьме. Здесь-то он и посетовал на неосмотрительное поведение Елизаветы Фёдоровны, отдалившее исполнение приговора самозваных судей.
- Я не хотел убивать вас, - сказал Ванечка.
- А вы не сообразили, что, убив его, вы убили и меня? - спросила она.

Давно посвятившая себя исполнению Христовых заповедей великая княгиня простила несообразительного убийцу и призвала его покаяться. А выходя из камеры, оставила Каляеву томик Евангелия и маленькую иконку: авось перед лицом смерти этот фанатик осознает тяжесть совершённого греха и раскается в содеянном.

Не осознал, не раскаялся. На суде заявил: «Я — не подсудимый перед вами, я ваш пленник. Мы — две воюющие стороны. Вы объявили войну народу, мы приняли вызов».

Елизавета Фёдоровна просила венценосного мужа сестры помиловать Каляева, и Николай II сам был в этом заинтересован, дабы лишить террориста ореола мученика за народное счастье. И сбить нараставшую волну террора. Но требовалось прошение самого преступника о помиловании.

Для казни Каляева перевезли в Шлиссельбургскую крепость северной столицы. Здесь прокурор восемь раз пытался склонить Ивана Платоновича к подаче прошения о помиловании. Тщетно.

Тюремный священник вспоминал: «Я никогда не видел человека, шедшего на смерть с таким спокойствием и смирением истинного христианина. Когда я сказал ему, что через два часа он будет казнён, он мне совершенно спокойно ответил: «Я вполне готов к смерти, я не нуждаюсь в ваших таинствах и молитвах. Я верю в существование Святого Духа, Он всегда со мной, и я умру, сопровождаемый Им».

На эшафот Каляев поднялся, как победитель поднимается на пьедестал почёта. От целования креста отказался.

Вешал его пьяный палач. Петлю он надел кое-как, и удушение долго не происходило. Присутствовавший при казни начальник штаба корпуса жандармов пригрозил палачу: «Я тебя, каналья, прикажу расстрелять, если сейчас не прекратишь страдания осуждённого!».

В 1908 году на месте гибели мужа в Кремле великая княгиня установила памятник по проекту художника Виктора Васнецова, создателя «Алёнушки» и «Трёх богатырей», один из которых писался с Александра III. Памятник представлял из себя высокий бронзовый крест с изображением распятого Христа и цитатой из Евангелия от Луки: «Отче, отпусти им, не ведают бо, что творят». Памятник простоял 10 лет.

1 мая 1918 года только что провозглашённая Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика впервые отмечала как официальный праздник трудящихся. На 11 часов утра в Москве на Красной площади был назначен митинг с участием председателя Совета Народных Комиссаров Ульянова-Ленина и других видных большевиков. Они вышли из своих кремлёвских квартир загодя и намеревались через Никольскую башню пройти на Красную площадь. Были веселы, шутили. И тут внимание Владимира Ильича привлёк мемориал великого князя Сергея Александровича.
- Хорошо, батенька, всё хорошо, - сказал Ленин коменданту Кремля. - А вот это безобразие так и не убрали. Это уж нехорошо.

Комендант стал оправдываться, мол, рабочих рук не хватает. Ильич потребовал верёвки, на крест набросили удавки и под призывы вождя «А ну, дружно!» видные большевики сбросили памятник на булыжную мостовую.
- Долой его с глаз, на свалку! - кричал разгорячившийся предсовнаркома. Крест отволокли в Тайницкий сад, а Ленин произнёс с освободившегося постамента пламенную речь.

После гибели мужа Елизавета Фёдоровна удалилась от светской жизни и целиком отдалась благотворительности и служению Богу. На свои драгоценности приобрела усадьбу на Большой Ордынке в Москве, построила там храм Покрова Пресвятой Богородицы по проекту академика архитектуры Алексея Щусева (позже автора  Мавзолея Ленина) и организовала Марфо-Мариинскую обитель Милосердия, став её настоятельницей. Роспись церкви осуществил великий Нестеров.

Строительство храма обошлось в двести тысяч рублей, тогда отнюдь не деревянных.

К моменту разгрома обители большевиками в ней обретались 105 сестёр, которые работали в обительской больнице и амбулатории, в приюте и школе для девочек-сирот.

Великая княгиня жила здесь же подвижницей веры Христовой: строго соблюдала посты и совершала все предписанные православной церковью молитвы; постелью ей служили голые доски; втайне от сестёр под одеждой она носила даже вериги — железные цепи на голом теле.

Великий русский писатель Иван Бунин в 1915 году побывал в обители Елизаветы Фёдоровны, о чём оставил запись в дневнике: «Только я вошёл во двор, как из церкви показались несомые на руках иконы, хоругви, за ними, вся в белом, длинном, тонколикая, в белом обрусе с нашитым на него золотым крестом на лбу, высокая, медленно, истово идущая с опущенными глазами, с большой свечой в руке, великая княгиня».

Как к старцам в монастырях и скитах, к Елизавете Фёдоровне снизошёл дар предвидения. Когда священнику обительской церкви приснился странный сон, она легко расшифровала его: скоро в России свершится революция, царь и его семья примут мученическую смерть, народ впадёт в безбожие и претерпит множество страданий. Но молитвами праведников земли русской и заступничеством Божией Матери он будет прощён Всевышним и в конце концов воспрянет.

Провидя будущее, Елизавета Фёдоровна пыталась если не уберечь страну от катастрофы, то хотя бы отдалить её. Когда Григорий Распутин стал чуть ли не ногой  отворять двери в покои императора и императрицы, вызывая негодование в обществе, великая княгиня со слезами умоляла сестру и Николая II удалить зловещего старца. Всуе. В 1916 году она в последний раз предприняла попытку открыть глаза царю и царице на положение в стране. Николай не принял её, а Александра Фёдоровна не захотела слушать.

И сказала тогда старшая сестра младшей сестре:
- Помни судьбу Людовика XVI и Марии Антуанетты.
Эта французская монаршая пара закончила жизнь на гильотине во время Великой французской революции в 1793 году.

Расстались сестры едва ли не чужими людьми. Смерть примирила их.

Перед и после Февральской революции к воротам Марфо-Мариинской обители неоднократно подкатывали вооруженные толпы озлобленной черни, чтобы арестовать будто бы прятавшихся в кельях германских шпионов и изъять хранящееся в подвалах оружие. Елизавета Фёдоровна сама открывала им ворота и приглашала осмотреть все помещения обители. Никого и ничего не найдя, обескураженные воители неохотно убирались восвояси, утешаясь впечатлениями от лицезрения чистеньких сестричек.
- Видимо, мы не достойны ещё мученического венца, - говорила великая княгиня.

Совместными с эсерами усилиями пожрав кадетов, меньшевиков и прочих «буржуазных прихвостней», большевики в 1918 году расправились и с эсерами и перехватили выпавшее из их рук красное от крови знамя революционного террора.

Сначала шведский посол, а потом посол Германии в советской России граф Мирбах, вскоре убитый провокатором из ВЧК, предлагали Елизавете Фёдоровне выехать за границу. Она отказалась, решив до дна испить чашу, уготованную ей неблагодарной, но ставшей родной второй Родиной. Писала в одном из писем после участия в богослужении в Кремле, осуществлённом патриархом Тихоном (1865-1925): «Я испытывала такую глубокую жалость к России и её детям, которые в настоящее время не ведают, что творят. Разве это не больной ребёнок, которого мы любим во сто крат больше во время его болезни, чем когда он весел и здоров? Хотелось бы понести его страдания, научить его терпению, помочь ему. Вот что я чувствую каждый день. Святая Россия не может погибнуть».

Пасха в 1918 году пришлась на 5 мая. На третий день Пасхальной недели к обители Милосердия на Большой Ордынке подъехал автомобиль с красными латышскими стрелками. Великую княгиню арестовали, дав на сборы полчаса. «И плакали сёстры, как дети...»

Последний приют в этой жизни Елизавета Фёдоровна нашла на окраине уральского городка Алапаевска в школе, превращенной большевиками в тюрьму для особ царской фамилии, как в Екатеринбурге тюрьмой для царской семьи назначили дом инженера Ипатьева. Вместе с Елизаветой Фёдоровной здесь содержались крестовая сестра Марфо-Мариинской обители Варвара Яковлева, отказавшаяся покинуть настоятельницу, великий князь Сергей Михайлович, племянник Александра II, со своим секретарём, три сына великого князя Константина Константиновича и сын великого князя Павла Александровича.

В ночь с 16 на 17 июля 1918 года в полуподвале Ипатьевского дома в Еактеринбурге в силу революционной необходимости была расстреляна и доколота штыками вся семья российского императора Николая II. А через ночь настала очередь алапаевских узников. Их вывезли за 12 вёрст от города и поставили в ряд на краю сруба заброшенной Нижне-Семиченской шахты. Елизавета Фёдоровна осенили палачей крестным знамением и повторила слова Иисуса, которые десять лет назад повелела отлить на кресте, установленном на месте гибели мужа: «Отче, отпусти им, не ведают бо, что творят».

Со смехом встретили слова прощения опьянённые вседозволенностью экзекуторы. Великий князь Сергей Михайлович попытался оказать сопротивление извергам, и им пришлось истратить на него дефицитную пулю. Остальных прикладами спихнули в ствол шахты. Большинство казнимых не сразу отошло в мир иной. Из преисподней слышались крики и стоны, а потом зазвучало церковное песнопение. Тогда палачи стали забрасывать шахту ручными гранатами.

Вскоре Алапаевск, как и Екатеринбург, был занят войсками белых. 10 октября 1918 года после недельных работ тела невинно убиенных были извлечены из шахты. Пальцы правой руки у Елизаветы Федоровны и инокини Варвары оказались сложенными для крестного знамения. Страдальцев отпели в храмах Алапаевска. Но не суждено было им упокоиться в уральской земле. Красная армия теснила белых, и тогда главный в жизни подвиг выпало совершить игумену Алексеевского скита Пермской епархии отцу Серафиму, духовнику великой княгини. Заручившись мандатами адмирала Колчака и атамана Семёнова, он повёз гробы с телами алапаевских мучеников по железным дорогам сначала в Читу, а потом в Китай, в Харбин. Чего это ему стоило в условиях панического бегства белых войск, можно только догадываться. Наступило лето, тела покойных стали разлагаться, источая невыносимый смрад. И только тела Елизаветы Федоровны и инокини Варвары почти не поддались тлену.

Во исполнение мечты Елизаветы Фёдоровны, останки её и крестовой сестры Варвары были в 1921 году переправлены в Иерусалим и захоронены в храме Святой Марии Магдалины, в освящении которого она с мужем принимала участие. Храм сверкает семью золотыми главами у подножия Елеонской, или Масличной горы, где Иисус Христос в своей Елеонской проповеди ученикам предрёк то будущее, в котором жили наши прадеды и в котором  мы живём: «восстанет народ на народ, и царство на царство; и будут глады, моры и землетрясения по местам. Тогда будут предавать вас на мучения и убивать вас; и вы будете ненавидимы всеми народами за имя Моё; и тогда соблазнятся многие, и друг друга будут предавать, и возненавидят друг друга; и многие лжепророки восстанут, и прельстят многих».

В 1992 году Архиерейский Собор Русской православной церкви причислил новомучеников великую княгиню Елизавету и инокиню Варвару к лику святых, установив празднование им 5 (18) июля, в день их гибели. «Акафист (молитвословие) святой преподобномученице Великой Княгине российской Елисавете» гласит: «Избранная от рода державного дщерь Российская, любовию изобильною и милосердием Богу и ближним добре послужившая, за веру во Христа Господа нашего душу свою положившая и венцем славы Христовы украшенная, восхваляем подвиги и страдания твоя, с любовию воспевающе ти сице: Радуйся, святая преподобномученице Елисавето, красото Церкве Российския, невестою Христовою быти удостоеннная».